В апреле перед Пасхой я ехала в деревню, в Тверскую область. Гонишь за рулем, смотришь: просторы без края, даже на скромном по российским меркам отрезке в сто километров. Поникшие до земли коричневые избы, рядом кислотные фасады и резные наличники. Купола там и здесь, сухой борщевик до неба. Какой-нибудь колышущийся на ветру дед в пиджаке и тельняшке и баба с пустыми ведрами.

Названия населенных пунктов: Волковойна, Иудино, Белоглазово, Заболотье, Перетрясово, Положилово. Участки дорог с такими ямами, что лавируешь со скоростью 10 км/ч, а потом без логики — свежий асфальт. Расползающийся хаос, который ближе к Москве пытаются усмирить, успешно закатав в бетон, но чуть дальше он побеждает — всегда. Перетрясываясь на выбоинах, впадаешь постепенно от этой картины мира в медитативное такое «положилово», вспоминаешь одновременно Сорокина, Пелевина, Достоевского, сериал «Топи» и думаешь: «Русь — это хтонь».

Откуда вдруг взялись это слово в голове и этот термин по отношению к стране? Интернет выдал множество понятий про «вечную российскую хтонь»: безысходность, тщетность жизни, русская народная травма, ямщицкая тоска, экзистенциальная бездна национального существования, неизбывное ненастье, грязь бесконечных дорог, сумрачная русская одиссея, национальный дурдом. Сюда же: заброшки и панельки, «Россия для грустных», фестиваль «Боль», «Мама, мы все тяжело больны» и повсеместная серость как вечная мерзлота, которую вроде бы ощущают частью своего культурного кода и чувствуют себя в ней комфортно, как дома.

Наглядный эксперимент про «серость» российской действительности провел в запрещенной соцсети фотограф Федор Савинцев, который снимает архитектуру и показывает красоту старых кратовских дач. Первый пост был с подборкой фото, которые как раз обычно называют «хтонь» и напоминают фильм «Левиафан» — там уродство, мрак, печаль. Второй пост — фотографии, сделанные в радостных оттенках и освещении, со «счастливыми» и «душевными» сюжетами. Савинцев предупредил, что комментариев под второй подборкой будет меньше, так как «позитивная сторона жизни не провоцирует, а умиротворяет». Итог: негативистский пост собрал 800 комментариев, позитивистский — 200. Федор писал: «Так работает манипуляция, по таким принципам с нами работают СМИ, окружение и сеть. В нас будят эмоции, и мы отдаем себя переживаниям, даже не задумываясь. Нас кормят серой реальностью, которая уходит на подкорку. Специальная серая монохромная подача, как бы обозначающая бескрасочность жизни, и потом человек даже не понимает, как начинает смотреть на жизнь через этот серый фильтр».

Тема хтони возникла в отечественном инфополе в нулевые, в долевиафановский период (фильм Андрея Звягинцева вышел в 2014-м). «Некоторое время назад обозреватель “Афиши” Лев Данилкин ввел в обиход понятие “хтони” — темной, подземной, иррациональной силы, управляющей жизнью страны. “Ненависть, скепсис или активное участие (“кто, если не мы, когда, если не сейчас”) ничего не изменят, — писал Данилкин в рецензии на гаррос-евдокимовский “Фактор фуры”. — Дело не в том, что в обществе велик процент жлобов, что поколение выбрало буржуазность вместо бунта, не в низком уровне гражданского сознания — а в судьбе, мистическом предназначении этой территории. Россия вырабатывает иррациональность, хаос, хтонь, в этом и есть ее функция”», — цитировал главный редактор «Афиши» Юрий Сапрыкин в статье «Хтонь, если не мы» в 2007-м.

Сам Данилкин отсылает за хтонью к писателю Владимиру Сорокину и еще сравнивает эту «неведомую херню» с топором Негоро под компасом Жюля Верна: «… некая мистическая сила, которая определяет жизненные траектории здешних обитателей». Так вот, если вивисектор — это «феноменально быстрое распространение идеи», то за десятилетие из мема «русская хтонь» превратилась в устойчивый штамп.

В тот апрельский день я добиралась в заброшенную деревню, где меня ждала подруга, живущая в другой стране с периодическими наездами сюда. На этот раз вернулась, чтобы разобрать семейные дела. А там так: заканчивается дорога, оставляешь машину, идешь пешком со всем городским своим скарбом по остаткам тропинки сквозь борщевик. И ни намека на пастораль, чтобы светлые рощицы с березками-невестами. Если не знать, что здесь что-то есть, не найдешь никогда, да и вообще не сунешься — страшно, аж жуть. Но и страшно интересно тоже. В глубине зарослей стоят три-четыре еще крепких дома, вот только люди все куда-то делись. Зато здесь свой пруд, на котором живут одновременно белая и серая цапли. А еще эту местность уважают охотники: «Из этого окна можно на кабанов охотиться, из этого — на лосей».

Подруга моя приезжала на месяц, а осталась почти на полгода — засосало ее, прикормило, дало сил эталонное хтоническое место. «Хтонь — сила предков. Главное — с ней подружиться», — говорила она мне потом. Ближайшие соседи, живущие за пять километров, приносили свежие яйца, охотники — свежую лосятину, новые знакомцы появлялись и исчезали, помогая решать проблемы, некоторые пытались проблемы создать или решить свои. Про эти ее месяцы можно снять сериал похлеще «Топей».

Автор «Топей» говорил: «Хтонь — это то, что Россия рассказывает, лежа на кушетке у психоаналитика, и потом все рассказанное забывает». Хтони — это силы подземного царства, умершие предки, живущие в загробном мире, чудища и существа, которые олицетворяют дикую природную мощь Земли. Эти силы и пугают, и вызывают уважение, они и темные, и светлые: ведь под землей корни, которые питают кроны, там вызревают зерна будущего хлеба, а подземные воды, выходя на поверхность, становятся чистыми родниками. И сама земля воспринимается как живое существо, без которого невозможна жизнь человеческая, где смерть — это просто логическое завершение жизни.

В этом году я сходила на рок-оперу «Юнона и Авось», которая по-прежнему идет в «Ленкоме» с аншлагами, хотя и выглядит по современным меркам довольно нафталиновой. Самым бодрящим, на мой вкус, моментом была «Песня моряков»: «Наша вера вернее расчета, / Нас вывозит “авось”». Вот этот «авось» из одноименной поэмы Андрея Вознесенского точно вписывается в наш коллективный портрет.

Интересно, что в нулевые лидеры общественных мнений представляли «новую русскую хтонь» в литературе в роли «оппозиции всепобеждающей силе отечественного гламура». В 2023-м вместе с закрытием глянцевых журналов и уходом брендов про гламур все забыли, а русский хаос и хтонь как скрепа живее всех живых. Дизайнер Денис Симачев в сотрудничестве с брендом «Ракета» придумал часы, по которым «ты хрен поймешь, сколько времени». В интервью на ютуб-канале Денис, который сделал хохлому модной в годы, когда иконами стиля были гуччи и кавалли, за основу «русских часов» взял тютчевское «умом Россию не понять» и соединил странные идеи и мыслеформы, которые могут появиться только здесь и ни один самый умный швейцарец их не поймет. «Россию воспринимают — это полный хаос, как вы вообще здесь живете? Но это внешний хаос, а внутри все сбалансировано, все идеально работает, куча деталей, вручную собранных великими мастерами, и есть своя логика», — объясняет дизайнер.

Перед тем как продать дом, моя подруга объявила войну четырехметровому борщевику, заполонившему заброшенную деревню: «Местный травник сказал, что борщевик был распространен специально, чтобы убить волю русского человека. Он везде, и, кажется, справиться с ним невозможно. Поэтому все у нас теперь как уснувший дворец Спящей красавицы». Она бросалась в заросли с газонокосилкой, звала на помощь охотников, травников и работяг, тормошила местную администрацию, вызывала трактор — будила русский дух. В мифологии брак героя с хтонической богиней означал овладение землей, то есть страной, а здесь героиня пыталась доказать всем, что избавиться от борщевика можно. Он ведь не многолетник, цветет и плодоносит один раз, после чего отмирает, и если скосить до того, как зонтик выбросит десятки тысяч семян, следующего поколения растения-завоевателя не будет.

Если 15 лет назад аналитики писали про энергию, которая выделяется в ходе резкого социального расслоения на фоне «ста за баррель» и про «хтонь» как энергию для творческого процесса, то в 2023-м в ответ на свои размышления я услышала, что хтонь — это как новые нефть и газ. Что желание навести порядок и красоту за пределами своего личного пространства увеличивает емкость для энергии, расширяет твои возможности и дает дополнительный ресурс. Такое упорядочивание хаоса на отдельно взятых участках земли сейчас происходит, я это вижу. Интересно будет увидеть, какой станет заброшенная деревня с новой хозяйкой. Все потенциальные покупатели были в восторге от дома, но пугались пустоты и дикости. И только одна бизнес-леди сразу увидела в пространстве потенциал, пригнала за 1500 километров, уверенно преодолела на белоснежном Q7 грязь бесконечных дорог, подъехала к калитке и сказала: «Этот дом — мой».