Есть такая расхожая цитата из «Горя от ума»: «фельдфебеля в Вольтеры дам». Вот Москве однажды и дали — сержанта морской пехоты, а еще великого (без всяких скидок) искусствоведа, знатного «заклепочника», редактора культового военно-исторического журнала и автора действительно интересных книг по истории военного костюма. Этим летом его блестящая карьера завершилась арестом и уголовным делом.

После отставки весной 2015 года Сергея Капкова, расплодившего в Москве хипстеров и театральные студии сомнительной политической ориентации, на пост главы столичной культуры властям понадобился человек весьма двойственный, чтобы был идейно свой, но при этом «из тилихенции», то есть умеющий говорить с ней на одном языке. Путь Александра Кибовского по чиновной лестнице, казалось, соответствовал этому запросу.

Начальные страницы биографии Кибовского выглядят довольно стандартно — типичный «истфаковский мальчик», из тех, что оседают потом в институтах, музеях или издательствах. Историей увлекся еще в школе, тогда же стал принимать участие в археологических экспедициях в Москве и области. Поступил в Историко-архивный — будущий РГГУ, стал ездить в поиск, то есть на раскопки захоронений времен ВОВ, заодно присоединился к редакции военно-исторического журнала «Цейхгауз» (ныне — «Старый Цейхгауз»), заместителем главного редактора которого остается и по сей день. Окончил университет с отличием по специальности «музейное дело, охрана памятников истории и культуры» и устроился младшим научным сотрудником в «Бородинскую панораму». Удивительным образом с таким бэкграундом он умудрился никак не засветиться в тусовке реконструкторов, но это далеко не главная загадка раннего Кибовского. Спустя всего год после начала трудовой деятельности его карьера ракетой устремилась вверх. Напомним: на дворе вторая половина 1990-х, на всех музейных должностях сидят глубокие старцы, вцепившись обеими руками в свои кресла в надежде досидеть до пенсии. И тут внезапно всего-то год как проработавшего на своем месте младшего научного, вчерашнего выпускника, не имеющего даже кандидатской степени, делают главным специалистом. А еще через год его забирают в Минкульт, причем сразу на должность заместителя начальника отдела департамента по сохранению культурных ценностей.

Строго говоря, ничего удивительного тут нет — Минкульт в середине 1990-х был ведомством совершенно непрестижным и стоявшим весьма далеко от основных денежных потоков, поэтому толковые специалисты туда не шли, предпочитая консультировать новых русских, как раз начинавших собирать свои первые коллекции. Кибовский же, изначально заняв позицию искреннего «радетеля для пользы Отечества», в этом качестве приглянулся академику Вилкову, как раз в 1997 году назначенному главой того самого департамента по сохранению культурных ценностей.

Впрочем, не исключено, что Кибовского тянул наверх другой патрон — Павел Хорошилов, дважды занимавший пост заместителя министра культуры. Начинал он вместе со Швыдким еще в 1997 году, проработал до 2004-го и был взят в аппарат правительства на должность заместителя директора департамента массовых коммуникаций, культуры и образования, но в 2008-м вернулся обратно в Минкульт на свое прежнее место и был отправлен в отставку Мединским в 2012-м. Зигзаги карьеры Кибовского до определенного момента удивительным образом повторяли чиновные пути Хорошилова.

Позиция российского государства по вопросу о реституции памятников в те времена была весьма противоречивой и сводилась к известной формуле Ноздрева «все, что до той межи, мое, и дальше тоже мое». То есть, с одной стороны, требовалось еще раз прочесать всю Европу, от музеев до частных собраний, и постараться найти максимум того, что вывезли во время оккупации, а с другой — как можно меньше отдавать «трофейного», даже если оно безо всякой пользы уже с полвека пылилось в запасниках и закрытых фондах. А юридических казусов там было предостаточно. К примеру, знаменитая «Коллекция Кенигса — Гитлера» — собрание из 307 рисунков классических европейских мастеров, в том числе Дюрера, Рембрандта, Йорданса, Рубенса, Тинторетто, Тициана, Гварди, Буше, Фрагонара, Греза, и т. д. Все это было взято советскими трофейщиками из хранилищ несостоявшегося Führermuseum в Дрездене и передано московскому ГМИИ. В процессе сбора и погрузки примерно 20 рисунков исчезло в вещмешках бойцов и много лет спустя музею пришлось выкупать их у наследников. При этом передача коллекции была тайной и официально СССР никогда не признавал ее наличия на своей территории. Но шило в мешке оказалось весьма сложно утаить, поскольку в 1958 году 33 рисунка было по ошибке вывезено в ГДР вместе с фондами Дрезденской галереи.

В чем же заключалась проблема? Изначально коллекция принадлежала немецкому банкиру Францу Кенигсу, который вместе с ней эмигрировал в Нидерланды и там заложил ее в местном банке, откуда рисунки выкупил коллекционер и меценат Ван Бенген. Во время оккупации ее приобрел Борман через посредничество некоего Ганса Поссе. С точки зрения российской стороны ситуация была кристально ясной — раз коллекция была куплена для Гитлера, принадлежала ему и должна была выставляться в музее его имени, значит, она является собственностью военного преступника, взятой как законный трофей в качестве компенсации за нанесенный немцами ущерб. Голландцы были иного мнения и в 1989 году издали целый «Каталог утраченных рисунков старых мастеров из Коллекции Ф. Кенигса, требуемых Нидерландским Государством», из предисловия к которому следовало, что Кенигс был еврей и расстался со своим имуществом под давлением. И если Вилков в некоторых своих интервью еще допускал возвращение коллекции в случае если на то будет соответствующее решение международных юристов, то Кибовский занимал вполне однозначную позицию — не отдавать ни в коем случае.

При этом на ниве возвращения ценностей он действовал весьма активно и при его непосредственном участии было осуществлено как минимум 20 реституций памятников культуры, включая и те, что успели «уплыть» за границу во время неразберихи ранних 1990-х, к примеру уникальная икона «Борис и Глеб» XV века, украденная в 1991 году из краеведческого музея города Устюжны.

Несмотря на все эти успехи, деятельность Кибовского на ниве возвращения памятников культуры обрывается столь же внезапным образом: в 1998 году его переводят на должность заместителя начальника уже куда менее престижного отдела — лицензирования и контроля за реализацией предметов антиквариата. Впрочем, и там его деятельность принесла немалую пользу обществу. Будучи привлеченным в качестве профильного эксперта к суду над антикваром Маратом Пораем, угодившим под статью за хранение револьверов середины XIX века, на основании материалов этого процесса Кибовский разработал ряд поправок к правительственному постановлению «О мерах по регулированию оборота гражданского и служебного оружия и патронов к нему на территории Российской Федерации» и к Федеральному закону «Об оружии». Их принятие не только облегчило жизнь антикварам, но и позволило историческим реконструкторам и ролевикам использовать для своих игрищ действующие реплики исторических пистолетов и ружей.

И вот в этой самой точке Кибовский совершает еще один свой непостижимый карьерный финт — бросает все и уходит служить. Заметим, что никаких формальных долгов перед армией у него не имелось: защитившись в 2000 году по теме «Историко-предметный метод атрибуции произведений портретной живописи России XVIII — 1-й половины XIX вв.» и став кандидатом наук, призыву он уже не подлежал. К тому же на дворе стояли времена еще раннепутинские, силовая корпорация хоть и готовится расправить плечи, но пока крайне далека от любого влияния на концепции и парадигмы. Милитаризованный патриотизм еще не в чести, так что чиновнику федерального министерства не составило бы ни малейшего труда «отмазаться», причем безо всякого ущерба для своей карьеры.

И тем не менее он пошел, причем не куда-нибудь, а в морскую пехоту. Напомним, что в армии в те времена служили два года, а не один, а морпеха как представителя спецвойск еще и могли в любой момент направить в чеченскую «командировку». Далее вылезает еще одна загадка — в какой именно части проходил службу Кибовский? По его словам, впоследствии процитированным СМИ, служил он в 77-й отдельной гвардейской Московско-Черниговской бригаде морской пехоты, более известной как Каспийская, что довольно странно. Во-первых, сформирована она была как раз в тот год, когда Кибовский ушел в войска, а во-вторых, бойцы этой бригады принимали участие во Второй чеченской войне с самого ее начала, то есть еще с боев в Дагестане. В более поздней заметке все того же «Коммерсанта» утверждается, что он «успел поучаствовать в контртеррористической операции на Северном Кавказе», однако первоисточники этой информации, как и подробности этого участия, остаются непроясненными. В своем подробном интервью для журнала «Русское искусство» Кибовский на вопрос о своей службе ответил до такой степени уклончиво, что понять из его слов невозможно ровным счетом ничего: «Тогда наша страна находилась в тяжелой ситуации. В Чечне и Дагестане шли боевые действия. Толком было не ясно, какие нас ждут перспективы. Но как историк я понимал, что это тот самый момент, который определит будущее страны на долгие годы. Когда пришла повестка, то вопрос служить или нет не стоял. Есть семейные традиции. У нас в роду не было кадровых военных. Но когда Родина призывала, то предки сражались и под знаменами Петра I под Нарвой, и на Бородинском поле, и в Великой Отечественной войне. Да и вообще, поскольку я занимался военной историей, то имелись все резоны самому оказаться участником реальных событий. Так оно и получилось. Во время службы повидал многое. Личный опыт обогатил научный. Я стал лучше понимать, что скрывается за строками официальных реляций и документов, степень их достоверности и надежности». При этом никаких боевых, да и просто военных наград у Кибовского не имеется за исключением общеобязательной медали «За службу в морской пехоте» и юбилейки «300 лет Российскому флоту».

Так что где именно служил Кибовский и что он делал на этой самой службе — большой вопрос, но обратно в Минкульт он вернулся в 2001 году, сверкая новенькими лычками сержанта морской пехоты, и снова на место заместителя руководителя департамента по сохранению культурных ценностей. Заняв свою старую должность, он вновь с головой окунается в борьбу за реституцию памятников. Среди безусловных заслуг Кибовского за этот период — вернувшийся наконец домой знаменитый «Смоленский архив», украденная в 1957 году икона XV века «Преображение Господне», портрет великой княгини Марии Павловны из Гатчинского дворца и участие в комиссии по передаче хранившейся в Ватикане иконы Казанской Божией Матери. Заодно под его руководством издается «Сводный каталог культурных ценностей, похищенных и утраченных в период Второй мировой войны», а в интернете появляется соответствующий сайт.

В это же время проявляется еще одна его страсть, которой он ранее посвятил диссертацию, а теперь стал посвящать почти все свое свободное время — атрибуция исторических портретов. Само по себе это занятие сравнимо с детективным расследованием: имея на руках писанную, скажем, карандашом или тушью миниатюру размером меньше сигаретной пачки, по мельчайшим деталям с точностью определить и изображенного на ней человека, и время создания портрета, а иногда еще и художника. Для этого вряд ли хватит сугубо искусствоведческих познаний, необходимо быть также тонким знатоком военного костюма, наград и генеалогии дворянских родов. В атрибуции Кибовский был подлинным асом — за ним числится 500 опознанных портретов из музейных фондов по всей стране, благодаря чему он и попал в Книгу российских рекордов. Среди наиболее известных его находок — единственный сохранившийся прижизненный портрет декабриста Пестеля (миниатюра, ранее считавшаяся портретом князя Миклашевского), карандашный портрет сенатора Н. И. Маслова, ранее атрибутировавшийся то как «портрет неизвестного», то как «П. Х. Обольянинов», то как «А. А. Беклешов», и портрет майора Апшеронского пехотного полка М. Л. Дубельта из Эрмитажа, ранее считавшийся просто «портретом неизвестного майора Апшеронского полка». Также по его инициативе с 2013 года начала выходить научная серия «Русские портреты XVIII — начала XX вв. Материалы по русской иконографии», а в 2019-м он уже от своего имени издал книгу «800 неизвестных» на ту же тему.

В это же время Кибовский заодно проявляет себя знатным «заклепкометристом» — так в интернете называют людей, выискивающих ошибки в историческом и военном кино. Большинству для упражнений в этом жанре хватает одного или нескольких постов в соцсетях, а вот Кибовский выпустил аж целую книгу «Сибирский цирюльник. Правда и вымысел киноэпопеи», из-за которой случился конфликт между ним и Никитой Михалковым. Режиссер назвал критику от минкультовского чиновника «дорогим заказом людей, которые не могут примириться с надеждой на возрождение самосознания нашего народа». Позднее Кибовский в своих интервью говорил, что, наверное, эту книгу «выпускать не следовало». Сам он регулярно участвовал в киносъемках в качестве историка-консультанта. Его имя значится в титрах «Дела о “Мертвых душах”», «Острова» Павла Лунгина, «1612», «Адмирала», «Союза спасения», а также сериала «Гибель империи». Многие из этих работ в свою очередь были подвергнуты критике в интернете как за пресловутую «заклепкометрию», так и за прямое искажение исторических событий.

Во второй раз Кибовский тоже недолго продержался в Минкульте — в 2004 году его следом за Хорошиловым забирают в Аппарат Правительства РФ, сперва советником, а в 2006-м назначают вторым замом в тот же самый департамент массовых коммуникаций, культуры и образования. На этом своем посту он тоже сделал немало полезного, в частности, инициировал правительственное постановление №161 от 15.03.2007, запретившее региональным властям самовольно исключать здания из перечней памятников истории и культуры, и участвовал в работе над постановлением №315 от 26.04.2008 «Об утверждении Положения о зонах охраны объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации». В Москве же с его помощью была окончательно поставлена точка в спорах вокруг дома Мельникова в Кривоарбатском переулке — здание наконец признали памятником федерального значения и передали в собственность государства. Заодно он успевал еще и преподавать историю военного костюма в Школе-студии МХАТ.

6 июня 2008 года Александр Кибовский получает назначение на новый пост — руководителя Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия (Росохранкультуры). Место было, прямо скажем, «колючее» — в обеих столицах как раз поднялась волна градозащитного движения и нужно было и уметь находить общий язык с активной общественностью, и соблюдать интересы близких к властям застройщиков. Стоит заметить, что на этом этапе Кибовский скорее выступал на стороне первых, чем вторых. В частности, в Петербурге он поддержал кампанию против строительства газпромовского небоскреба на Охте и, участвуя в многочисленных судах по этому поводу, все-таки сумел добиться от Валентины Матвиенко переноса грозившей исковеркать весь облик города 80-этажной башни. Помимо этого Росохранкультура инициировала уголовные дела против Грузии за уничтожение культурных памятников Южной Осетии в ходе «олимпийской войны» 2008 года и вступила в конфликт с РПЦ из-за нецелевого расходования средств, выделявшихся на реставрацию. А еще курировала реставрацию зданий Кронштадтского морского собора, Большого театра и Консерватории им. Чайковского и спасала памятники в зонах строительства олимпийских объектов в Сочи и моста на остров Русский. В какой-то момент деятельность ведомства встала поперек интересов многих влиятельных лоббистов, и в 2011 году, несмотря на протесты Президентского совета по культуре и искусству, Росохранкультура была упразднена. Кибовскому дали должность главы департамента культурного наследия в новой собянинской мэрии.

Далее посвященная ему статья в русской «Википедии» буквально рассыпается бисером бесчисленных заслуг: такой-то дом спасен, такой-то отреставрирован, упоминаются отремонтированные здания театров, как и то, что Кибовский стал одним из инициаторов знаменитой инвестпрограммы «метр за рубль». Однако для московской градозащиты начальный собянинский период стал черной полосой — сперва ее внимание убаюкали временной приостановкой ряда инвестконтрактов, а затем «В ночь на 19 июня 2011 года “без объявления войны” были снесены флигель усадьбы Глебовых — Шаховских — Стрешневых и дом Феоктистова на Большой Ордынке, 42. Архнадзоровцы закидали контролирующие органы жалобами на произвол и разразились серией возмущенных статей, в которых метко обозвали случившееся “Ночью длинных ковшей”, но никакой ответной реакции не последовало». Все это было сделано при непосредственном одобрении Мосгорнаследия. Также, согласно «Черной книге архитектурных потерь», при участии или непосредственном попустительстве ведомства Кибовского были утрачены доходный дом в Большом Козихинском переулке, стадион «Динамо», интерьеры универмага «Детский мир» на Лубянке, несколько павильонов на ВДНХ, исторический облик «дома Болконского» на Воздвиженке и доходный дом Прошиных на 1-й Тверской-Ямской. Очевидно, за проявленное понимание тонкостей момента в октябре того же года Кибовского назначают председателем Комиссии при правительстве Москвы по рассмотрению вопросов осуществления градостроительной деятельности в границах достопримечательных мест и зон охраны объектов культурного наследия, более известной у градозащитников как «сносная комиссия». Однако деятельность Кибовского на данном посту, как и в случае с Росохранкультурой, пришлась кому-то не по душе, поэтому в 2016-м «сносную комиссию» попросту упразднили. Но к этому моменту сам он уже достиг своего апофеоза, став министром московской культуры.

Как уже было сказано, именно Кибовский с его правомилитаристским уклоном и большим чиновным опытом выглядел наиболее подходящим кандидатом на расчистку оставшихся после Капкова и неуместных в новую эпоху авгиевых конюшен либерализма в столичных культурных институциях. Не успев толком обсидеть свое департаментское кресло, он заявил, что «наведет порядок в ведомстве», а то, мол, дисциплинка подразболталась, и взялся за дело рьяно, с ходу уволив сотню чиновников и сократив штат ведомства в два раза. Освободившиеся средства были пущены на увеличение зарплат работников культуры. Ну а в начале марта 2016 года по отрасли прошла даже не волна, а цунами резонансных увольнений. Своих постов лишились директор музея-усадьбы «Царицыно» Наталья Самойленко, директор объединения «Выставочные залы Москвы» Елизавета Фокина, директор Московского центра музейного развития Татьяна Гафар, директор Московской дирекции массовых мероприятий Сага Бунина, директор музея-панорамы «Бородинская битва», Государственного музея обороны Москвы, парка культуры и отдыха «Фили», музейно-паркового комплекса «Северное Тушино» и Библиотеки искусств им. А. П. Боголюбова. Все они были назначенцами Капкова, причем с некоторыми из них он перед своим уходом в отставку специально продлил контракты еще на пять лет. Всех их увольняли безжалостно, без объяснения причин и даже без личной встречи с главой департамента.

Столь жесткая зачистка вызвала массовое возмущение, прежде всего среди директоров музеев федерального значения. В адрес Кибовского посыпались открытые письма от имени Союза музеев России за авторством лично Пиотровского, от российского комитета Международного союза музеев и прочих институций. В ответ департамент лишь выдал краткое разъяснение через пресс-службу о том, что Самойленко (за нее заступались больше всего) была уволена из-за невыполнения предписаний ФАС при организации каких-то хозяйственных конкурсов. Как повод для столь жесткого изгнания со своего поста музейщицы с мировым именем это выглядело весьма сомнительно. По сливным каналам прошли слухи о том, что вице-мэр по социальным вопросам Леонид Печатников лично запретил Кибовскому принимать дальнейшие кадровые решения без согласования с ним, но иных подтверждений, кроме сообщений из анонимных источников, так и не было получено, а вскоре Печатников лично опроверг эту информацию. Правда, в это же самое время депкульт почему-то отказался от своего намерения уволить худрука театра на Малой Бронной Сергея Голомазова, но, видимо, просто так совпало.

Но самым резонансным событием за время руководства Кибовского помимо создания парка «Зарядье» и реновации «Художественного», конечно же, стало «дело Седьмой студии». И тут стоит заметить, что если московский депкульт и был причастен к преследованию Кирилла Серебренникова и его команды, то весьма незначительно. Сам же Кибовский на прямые вопросы журналистов о том, каково его мнение по этому вопросу, отвечал в своем обычном стиле: «Мы же понимаем с вами, что, несмотря на то, какой будет приговор, уже очевидно, что для большинства людей культуры и искусства любой приговор, кроме оправдательного, будет воспринят с недоверием. Вне зависимости от того, будет что-то доказано или нет. Это дело уже вызвало раскол. И это даже не проблема данного конкретного процесса, а ситуация, уходящая в прошлое».

Нечто в этом духе от него и требовалось. Московская культура при Капкове с точки зрения мэрии уж больно политизировалась, а при опытном аппаратчике Кибовском она стала просто одной из отраслей городского хозяйства.

В начале СВО Кибовский продемонстрировал всю необходимую лояльность и даже слегка чрезмерный энтузиазм, явившись в эфир к видеоблогеру Вячеславу Манучарову («Эмпатия Манучи») и зачитав там знаменитое стихотворение Симонова «Убей немца». Однако его карьеру это не спасло — в сентябре 2023 года его освободили от занимаемой должности, правда, вскоре дали другую — советника Аппарата Мэра и Правительства Москвы по вопросам культуры — представителя Аппарата Мэра и Правительства Москвы по вопросам культурного сотрудничества с новыми субъектами Российской Федерации. Дело на него, по всей видимости, завели примерно тогда же.

То ли Кибовский чем-то таким себя запятнал, а то ли его и впрямь попутал бес, вот только общая сумма вмененных ему взяток выглядит весьма ничтожной для главы всей московской культуры — каких-то жалких 100 млн рублей, полученных в виде откатов от поставок оборудования, мебели и прочего интерьера для ГБУК «Объединение культурных центров». Сперва начали брать его сотрудников и контрагентов — в декабре 2023 года были задержаны бывший советник депкульта Сергей Балясников, директор ООО «Евроком» Андрей Нероденков, его заместитель Константин Яковлев и предприниматель Андрей Галяев. По версии следствия, все они «на протяжении длительного времени фактически руководили процессом реализации закупок депкульта». Затем взялись за экс-главу Мосгорпарка Викторию Хабалонову. По сведениям из ряда телеграм-каналов, чиновницу буквально затерроризировали, ворвавшись к ней ранним утром на плечах у штурмовой группы спецназа, а когда во время обыска та попросилась в туалет, то заставили женщину справлять нужду с открытой дверью, выломав защелку. Ей было приказано собрать арестную сумку, после чего вывели в наручниках, однако после допроса все-таки отпустили восвояси. Как свидетеля привлекли даже руководителя Театра эстрады юмориста Геннадия Хазанова, а в самом театре провели выемку документов.

Кибовский же, видимо, прекрасно понимая, что над ним сгущаются тучи, решил прибегнуть к столь любимому им милитаризованному патриотизму как способу маскировки. Пользуясь тем, что его новая должность давала возможность без ограничений посещать прифронтовые районы, он начал пропадать там буквально неделями, а всем друзьям и знакомым рассылал свои фотографии в форме, с оружием и даже сидя на броне танка, очевидно, чтобы создать впечатление, что он заключил контракт и давно воюет на СВО. Не помогло — 17 июля 2024 года он был задержан. Суд самым дежурным образом отклонил все ходатайства, а те самые фотографии использовал как доказательство того, что обвиняемый уже пытался скрыться от следствия.

Сейчас Кибовский и впрямь слезно просится на СВО. В своем письме на имя главы СК РФ Бастрыкина он припомнил все заслуги своего древнего рода: «Так было и в годы Северной войны, когда под знаменами Петра I против шведов сражался дворянин Бельской роты полка Смоленской шляхты Яков Кибовский вместе со своим сыном. Так было и в 1812 году, когда на Бородинском поле против французов мужественно стоял в рядах Смоленского ополчения офицер Петр Кибовский», написал, что снова хотел бы попасть в ряды морской пехоты и что прекрасно осознает, что это может стать для него «дорогой  в один конец». Аналогичную слезницу через адвоката он направил в адрес Единого пункта отбора на контрактную службу на улице Яблочкова, однако ни оттуда, ни от Бастрыкина ответа так и не последовало, и, скорее всего, воевать его все-таки не отпустят. «Будет сидеть!» — как было сказано в одном старом фильме.