В конце декабря этого года Россия отметит 210 лет победы в Отечественной войне 1812 года. Это был тяжелый год для всей страны и особенно для Москвы и москвичей, вынужденных пожертвовать древней столицей ради спасения Отечества.

Наполеоновская армия, вторгшаяся в Россию летом 1812 года, насчитывала около 450 тысяч солдат и офицеров, и это без учета тех пополнений, которые придут в Россию по ходу войны. Русская армия отступала, маневрировала, выигрывала время, чтобы подготовиться к серьезным сражениям с Великой армией Наполеона, превосходящей ее на начальном этапе войны и по численности, и по оснащению.

В этом году исполнилось 350 лет со дня рождения первого российского  императора Петра Великого. Результатом его преобразований стало и создание в России профессиональной армии, которая очень скоро заявила о себе как о сильнейшей в Европе и не раз на протяжении всей истории своего существования доказывала это на деле. Так было и в 1812 году. Именно при Петре Великом Российская армия стала пополняться посредством рекрутских наборов, проводившихся раз в год. Сначала брали рекрута с определенного количества дворов, и срок службы был пожизненным. Затем, при Елизавете Петровне, вся страна была разделена на пять полос. Каждая полоса один раз в пять лет поставляла по одному рекруту со ста душ. С 1793 года срок службы стал составлять 25 лет. Рекрутские наборы объявлялись по Высочайшему указу и по числу взимаемых рекрутов различались: обыкновенные наборы — менее семи человек с тысячи, усиленные — от семи до десяти и чрезвычайные — свыше десяти человек с тысячи.

Для пополнения Российской императорской армии, противостоящей армии двунадесяти языков в 1812 году, в России, кроме основного рекрутского набора, провели три дополнительных: в июне, августе и ноябре. Существенно снизили обычные требования к тем, кого можно было считать годным к службе. Во-первых, раздвинули возрастной ценз. Если раньше брали молодых людей от 18 до 35 лет, то теперь от 17 до 40. Историк Илья Ульянов в своей работе «Русская пехота в бою» приводит цитату из «Исторического очерка развития и деятельности Военно-Медицинского ведомства в царствование Николая I»: «Разрешено также было не браковать редковолосых, разноглазых и косых, ежели только зрение их позволяет прицеливаться ружьем; с бельмами и пятнами на левом глазу, заик и косноязычных, если только могут сколько-нибудь объясняться; не имеющих до шести или до восьми зубов боковых, лишь бы только были в целости передние, для скусывания патронов необходимые; с маловажными на черепе наростами, не препятствующими носить кивер или каску». Все эти  меры были вызваны чрезвычайными событиями 1812 года.

По подсчетам историков, в начале XIX века до 90% русских солдат были выходцами из крестьянского сословия. Решение, кому из крестьян идти в рекруты, принимала крестьянская община, выбор делался по жребию. Но чаще решение принимал сам помещик. Как рассказывает экскурсовод Государственного исторического музея Алексей Зуев, в первую очередь помещики старались избавляться от неугодных, строптивых, нерадивых работников. Отдавать в рекруты старались еще не успевших жениться молодых людей.

«Когда семья провожала рекрута, то плакали по нему как по умершему», — рассказывает Алексей Зуев. Поясняет, что новобранец терял связь со своей деревней и родными. Вчерашний крестьянин переходил в новое — военное сословие. В последующем, если солдат не погибал в сражениях и не умирал от болезней, по окончании службы он редко возвращался домой. Поэтому часто солдаты либо переходили на нестроевые должности и оставались в армии, либо по предоставленному им праву могли селиться в любой части Российской империи, вести хозяйство, если здоровье позволяло. Если не позволяло, то могли поселиться в военной богадельне — учреждении призрения военных ветеранов — и там доживать век, получая уход.

Но вернемся к тому, как набирали новых солдат и какой путь они проходили перед тем, как попасть в действующую армию. Набранных рекрутов определяли в так называемые рекрутские депо. Там новобранцам первым делом забривали лоб — от уха до уха сбривали волосы, и довольно продолжительное время они должны были поддерживать такую прическу. По ней было легче их опознать, если те решались самовольно оставить службу — дезертировать.

По прибытии в депо вчерашним крестьянам выдавали амуницию. Это еще не совсем военный мундир, а обмундирование рекрута. Оно было менее дорогое, нежели солдатская униформа, так как шилось из серого некрашеного сукна.

По словам Алексея Зуева, со всех точек зрения для вчерашнего крестьянина поступление на военную службу — тяжелый переход от одного образа жизни к совершенно другому. Помогало то,  что крестьянин, привыкший жить в общине, здесь в каком-то смысле обретал новую — сначала рекрутскую, потом солдатскую. Эта община заменяла им по сути даже семью. Солдаты привязывались к своим наставникам-командирам — унтер-офицерам, которые сами порой были из бывших солдат. «Он им становился отец родной. Унтер-офицеров даже называли между собой дядьками. И первая строка из стихотворения М. Ю. Лермонтова “Бородино”: “Скажи-ка, дядя, ведь недаром…  ” — это не обращение племянника к дяде, как многие почему-то думают, а молодого солдата к своему командиру», — говорит экскурсовод.

Дальше начиналось обучение военному делу. Длилось оно восемь-девять месяцев. В первую очередь обучали хождению строем, выполнению команд — сначала без оружия, и только спустя какое-то время — с оружием. Приучали к военной дисциплине. В условиях военного времени обучение сокращалось. Так, в 1812 новобранцев учили всего пару месяцев и сразу отправляли в полк. В полку они получали полковое обмундирование, также им полагалось жалованье — 10 рублей в год и довольствие продуктами. «Выдавали крупы, мясо в определенных количествах, овощи, сухари, уксус», — рассказывает экскурсовод Исторического музея. Довольствие это было несколько ограниченным. Выручало армейское устройство. Оно было по сути артельным. Так солдатам было сподручнее. Они скидывались со своего жалованья и дополнительно покупали так называемый приварок — продукты на общий котел. В прямом смысле. У каждой артели был свой котел, в котором готовилась еда на всех. Из этих же общих денег солдаты могли купить что-то из мелочей для униформы. Например, на мундире были металлические пуговицы, которые выдавались солдату лишь один раз на весь срок службы. На случай потери в бою, да и просто даже в солдатском быту выдача казенных пуговиц не предполагалась. Поэтому солдаты могли покупать их сами. Солдатский ранец, сшитый из телячьей кожи, выдавался раз в восемь лет. Ранцы были весьма прочные, но в условиях частых военных походов редко доживали до конца положенного им срока. Поэтому ранцы солдаты тоже могли покупать, ну или чинили за свои деньги.

К началу Отечественной войны 1812 года в русской армии как раз шли реформы. Их инициатором был военный министр М. Б. Барклай де Толли. А император Александр I одобрил инициативу. Главной их целью было увеличение численности армии из-за очевидной угрозы со стороны наполеоновской Великой армии. Реформы коснулись также и военной формы.

В Музее Отечественной войны 1812 года (входит в комплекс Государственного исторического музея) можно увидеть подлинные мундиры того времени. Шились военные мундиры, впрочем, как и вся остальная одежда, вручную. Очевидно, что темпы такого производства были довольно медленные. Поэтому указы императора Александра I о введении новой униформы, датируемые январем 1812 года, к началу войны вряд ли были исполнены в полной мере. На момент вторжения Наполеона летом 1812 года большая часть военных еще ходила в форме прежнего образца.

Большая часть сукна для военной формы русской армии производилась в России, часть покупалась в Англии (для офицеров).

Как рассказывает Алексей Зуев, несмотря на то что в начале XIX века российская промышленность в целом переживала кризис, именно в текстильной отрасли наблюдался рост. Этому способствовал большой госзаказ.

Солдатские мундиры шили из сукна более грубого, чем для офицерских мундиров. Но это все же было мануфактурное сукно (его называли тогда «фабриканстким»). В Петербурге работала известная Александровская мануфактура. Но сердцем текстильной промышленности России стал так называемый Центрально-промышленный район, особенно успешные производства были в районе города Иваново. Они полностью закрывали потребности сукна для солдатских мундиров. Сукно выдавали солдатам раз в год на пошив новой униформы.

Шинель нижних чинов лейб-гвардии Измайловского полка. Россия, 1807−1814; мундир рядового Ямбургского драгунского полка. Россия, 1806−1809

Пехотинцы имели мундиры двубортного покроя из темно-зеленого сукна. Мундир спереди  был достаточно короткий — до талии, а сзади оставались фалды, что делало его похожим на фрак. Рукава заканчивались обшлагами — отворотами с клапаном и тремя пуговицами. Мундир кроился довольно просто. При каждом полку была своя швальня (портняжная мастерская), где и шились мундиры.

Существовало только три размера. А дальше подгоняли мундир индивидуально.

«У сукна есть такое свойство — его можно вытягивать. Для этого сукно мочили, вытягивали, утюжили и так усаживали по фигуре», — объясняет Алексей Зуев. Солдаты носили свои мундиры до тех пор, пока позволял их внешний вид. Даже сильно потрепанные не выбрасывали — шили из отживших свое мундиров походные головные уборы — фуражки и другие мелочи, где требовалось использование сукна. Поэтому солдатских мундиров сохранилось значительно меньше, чем офицерских.

Коллекция военной формы, что хранится в Музее Отечественной войны 1812 года, впечатляет. К слову, разобраться сразу, которая из них русская, а которая французская, с первого взгляда сложно, подсказка на случай, если все же запутаешься — на пуговицах французских солдат и офицеров обязательно указан  номер полка. У наших пуговицы гладкие. Но у обеих сторон форма красивая и, видимо, не самая удобная для ведения боевых действий.

На взгляд человека XXI века — слишком много такого, что кажется излишним на войне, не имеющим никакого функционального значения. Но некоторым непонятным деталям есть свое объяснение. К примеру, русские и французские солдаты воевали в белых штанах — панталонах. Почему белые? Для красоты? Нет, конечно. Объяснение простое — их просто не красили, чтобы не тратить на это деньги. Окрас ткани в те времена был дорогим удовольствием, а выбеленная некрашеная ткань была самой дешевой.

Еще один интересный экспонат, который можно увидеть в музее, — солдатский ранец. Важный элемент солдатского обмундирования. Согласно регламенту, в ранце можно было носить строго определенный список вещей. Илья Ульянов в своей работе «1812 год. Русская пехота в бою» перечисляет этот список: «Четырехдневный провиант (7 фунтов сухарей и 0,2 гарнца крупы), фуражная шапка, полунагалище, 2 терки для чистки ружья, доска для чистки пуговиц, измельченный кирпич для чистки металлических предметов, 3 щетки (одежная, сапожная и белильная), 2 рубахи, чемоданчик (в него укладывались мел, 2 гребешка, 2 конца верви, мыло, нитки, игольник, ножницы, нож, вакса, воск, наперсток и мешочек с песком), отвертка, пыжовник, сапожный товар с подошвами, накременник с кремнями, утиральник, носки, наушники, летние или зимние панталоны. В 1812 году для облегчения ранцев зимние панталоны велено было сдать в обоз».

Есть интересный момент. В списке нет ложки. Но у каждого солдата она была, и он носил ее с собой. По словам Алексея Зуева, до сих пор не установлено, где же он ее мог хранить: в ранце (хотя не по уставу), а может, в сапоге, а может, прятал в кивере (головном уборе).

Вообще, про солдатский быт почти нет сведений от первого лица. Как объясняет экскурсовод музея, в армию брали крестьян, которые в большинстве своем были безграмотны, редко кто умел читать и писать. Некоторые из них обучались грамоте в армии и по окончании срока службы, но не оставили мемуаров или даже коротких писем и записок, из которых мы могли бы почерпнуть сведения.

У солдата обязательно была шинель. Многофункциональная вещь. Ее использовали как теплую одежду, поддевая под нее овчинный полушубок, могли использовать как одеяло или как настил на землю. Летом шинель носили в виде скатки через плечо.

Шинель была тяжелая, да и ранец весил немало. Плюс у солдата было оружие. Сложно даже представить, как он мог все это носить с собой. Но, как уверяет Алексей Зуев, в целом весит снаряжение солдата образца 1812 года не больше того, что носит сейчас современный солдат. «Человеческим возможностям все же есть предел, и мнение, что солдаты тогда носили на себе какие-то страшные тяжести, не соответствует действительности», — говорит он.

Во время военных походов одежда изнашивалась гораздо быстрее, чем в мирное время. Алексей Зуев в разговоре вспоминает забавные истории про это: «Белые панталоны, сами понимаете, во что превращались. Хотя надевали их только в бой. Вот только постираться, подлататься в походных условиях всегда сложно. Многие элементы униформы, как, например, украшения киверов — сутаны, были либо утеряны, либо находились в плачевном состоянии. Есть воспоминание, когда на военном смотре во время Заграничного похода Александр I не мог сдержать улыбки, потому что войска и правда выглядели несколько нелепо. Еще есть воспоминание, что уже во Франции в 1814 году должен был быть смотр войск, а мундиры к тому времени настолько полиняли, что солдатам пришлось выварить их воде, добавив в нее травы, и надеть их мокрыми. Надели на себя и спали в них, чтобы мундиры не сели».

Вообще солдаты относились к форме бережно. И хотя государство почти полностью снаряжало солдат одеждой и провиантом, они постоянно покупали что-то еще: утраченные или изношенные детали снаряжения, продукты и бытовые мелочи. Тратили на это почти все свое жалованье — те самые 10 рублей, которые они получали равными частями два раза в год.

В Музее Отечественной войны 1812 года, кроме военных мундиров, можно увидеть еще много мелочей солдатского снаряжение и быта. Полную раскладку ранца, например, или инструменты, которыми пользовались служивые в походах.

Уже несколько лет генеральным спонсором Государственного исторического музея является ПАО «Промсвязьбанк». Оно поддерживает музейные проекты и помогает развивать музейный комплекс.

Фото: предоставлено пресс-службой Исторического музея