Московский этикет: у нас хорошие официанты, но их портят плохие менеджеры
Я много лет хожу обедать в пивной ресторан рядом с работой. Там довольно посредственная еда (но при этом выдающиеся супы), неоправданно высокие цены (но в обеденное время вполне приемлемые) и огромное количество официантов.
В часы бизнес-ланча, когда подешевевшие маленькие порции подают на миниатюрных тарелках (чтобы те казались большими), они сбиваются в стаи и, кажется, вот-вот начнут от скуки играть во фрисби своими круглыми пластиковыми подносами в полупустых и полутемных залах. У меня там есть знакомый официант Рафаэль: он всегда улыбается, когда меня видит, говорит что-нибудь приятное и полезное, например «сегодня хлеб свежий» или «биточки не советую», и спрашивает, как дела.
На входе в этот самый ресторан меня каждый день встречает девушка хостес на каблуках, которая всегда задает один и тот же вопрос: «Вы один будете?» В вопросе этом слышится сочувствие и надежда на то, что, возможно, у меня все когда-нибудь сложится, и, может быть, в следующий раз я приду не один. За годы, что я хожу туда обедать, сменилось множество девушек, но не репертуар: каждая новая хостес интересуется моими перспективами. Мне хочется сказать ей, что нет, я не буду один, но вместо этого я киваю, она ободряюще улыбается и провожает меня за маленький столик, хотя больших вокруг полно, и они все пустые.
Иногда, когда даже любовь к харчо или фасолевому супу не в силах победить страх от очередного допроса на входе, я иду обедать в какое-нибудь другое место. В основном это сетевые кафе рядом с ближайшим метро. В таких местах работают улыбчивые молодые ребята, которые, как правило, очень обходительны и милы, если бы менеджеры (потому что больше ведь некому?) не вшили им в голову программу идеального обслуживания: приняв заказ, надо обязательно пожелать клиенту приятного отдыха, а всякий раз, когда приносишь еду, повторять «спасибо за ожидание», даже если между первым и вторым прошло всего две минуты.
Известная пагубная страсть официантов к деминутивам («Сахарок к кофе потребуется?», «Водичку с газом или без?»), по-моему, понемногу сходит на нет, а вот стремление во что бы то ни стало мгновенно убрать со стола «лишнюю» посуду, кажется, неизбывно. В отрочестве мы с приятелями часто ходили перекусить в пирожковую рядом со школой. Ели там стоя, и делать это надо было быстро. Сгорбленная старушка, убиравшая со столов, была безжалостна, и если ее костлявые пальцы хватали полупустые стаканы или тарелки, то это был конец: прощай, бочковой кофе и пирожок с яйцом и луком. Прошло лет тридцать, нет больше бочкового кофе, и пирожковых со столами встоячку практически не осталось, но юные бодрые официанты по-прежнему норовят зачистить стол при первой возможности. И когда в каком-нибудь хипстерском кафе я в очередной раз слышу: «Простите, можно я этот стаканчик заберу?» — я снова возвращаюсь к Рафаэлю.
У него по-прежнему все хорошо, мы болтаем, он рассказывает, что недавно скопил наконец на «ол инклюзив» в Тунисе и теперь подумывает об Израиле. «А недавно в театре были с женой, — говорит Рафаэль, выслушав мой заказ. — Хорошо сходили. Шекспир! Единственное, они там все, актеры, сели сразу за большой овальный стол и начали есть, прям по-настоящему — мясо режут, хрен, горчица. В общем, все как на работе».