В географическом смысле Москва еще отстает от многих мировых городов по степени социальной поляризации. Островки элитных районов уже возникли, но их противоположный полюс — смрадное гетто, аккумулирующее осадки городской жизни, пока не сложилось в единый комплекс с эмигрантскими районами, трущобами и высоким уровнем криминала. Хотя процесс идет. Верхушку социальной пирамиды столицы, без сомнения, занимает центр. А среди окраин относительным (но растущим) преимуществом пользуется западный край московского яблока. Социальное неблагополучие относительно равномерно размазано по оставшимся сторонам света.

Что имеем

Но Юго-Восток Москвы смело можно считать одним из наименее джентрифицированных и перспективных секторов города. Перегруженная транспортная инфраструктура: в часы пик Волгоградский проспект часто стоит просто намертво, а в метро бывает невозможно втиснуться в вагон уже в Кузьминках или Текстильщиках. При этом есть громадные районы, практически отрезанные от остального города в транспортом плане, например Капотня и Курьяново. Юго-Восток богат мрачными промзонами. Целые гектары здесь заняты руинами советских заводов, как в Грайвороново, или вполне жизнеспособными индустриальными гигантами, как нефтеперерабатывающий завод в Капотне. На Юго-Востоке почти нет экологически благоприятных районов, зато много проблемных. Эти промзоны окружены однообразными спальниками с типовой застройкой, от хрущевских пятиэтажек до лужковско-собянинских небоскребов в шанхайском стиле. Плотность населения в ЮВАО — одна из самых высоких в городе. И именно Юго-Восток лидирует по числу мигрантов. Все последние годы здесь плодились дешевые и полулегальные хостелы и общежития. Юго-Восток уверенно идет к тому, чтобы стать московским аналогом Гарлема. И лучше всего эта динамика отражается в ценах на недвижимость. Именно в ЮВАО сосредоточено больше всего муниципалитетов, расположенных в нижней трети рейтинга агентств недвижимости — Люблино, Марьино, Печатники, Кузьминки, Выхино-Жулебино, Капотня и Некрасовка.

Капотня, МНПЗ

А ведь все могло бы быть совсем наоборот. Когда Москве еще только предстояло стать мегаполисом, именно у ее юго-восточных пригородов были, казалось, самые высокие шансы занять привилегированные позиции в будущих рейтингах. На месте унылых кварталов пятиэтажек располагались земли высшей аристократии империи, которая строила здесь свои загородные резиденции. Лондонский Хайгейт (Highgate), где дома аристократов утопают в зелени вековых садов, вырос примерно из таких же мест, какими были наши Кузьминки, Текстили, Вешняки и Люблино.

Местами былое величие еще можно увидеть невооруженным взглядом. Роскошное поместье Строгановых и Голицыных оставило нам в наследство Кузьминский парк с разбросанными здесь и там остатками флигелей в стиле классицизма. Даже конный двор, сохранившийся с XVIII столетия, сегодня является архитектурным памятником федерального значения. А архитектурный ансамбль Кусково, принадлежавший роду Шереметевых, считается одним из шедевров русского классицизма и входит во все учебники архитектуры. Усадьбу в Люблино построил сумасбродный миллионер Николай Дурасов, женившийся на дочери баснословно богатого купца-старовера Ивана Мясникова.

Усадьба Н. А. Дурасова

Садки. Фасад усадебного дома со стороны пруда, 1900-e

Кузьминки. Господский двор усадьбы Голицыных, 1900-е

А на перекрестке Волгоградского проспекта и Люблинской, там, где расположено метро «Текстильщики» и стоит спортивный комплекс АЗЛК, 250 лет назад располагалось роскошное поместье графа Алексея Орлова. Его брат спал с императрицей Екатериной Великой и был отцом ее незаконнорожденного сына. Это делало семью Орловых самой влиятельной фамилией страны. Пока старший брат успешно боролся с московской чумой, младший громил турок. Собственно, за громкую победу в Чесменском морском сражении он и получил в дар имение Садки. На месте серо-синего плавательного бассейна, у которого в пробках стоят сегодняшние автомобилисты, один из самых известных русских архитекторов Василий Баженов построил для Алексея Орлова дворец, простоявший аж до 1960 года. А рядом был обустроен рыбный пруд Садки, в котором до сих пор ловят карасиков многочисленные гости столицы, живущие в хостелах неподалеку.

Огородная развилка

Но Юго-Восток не стал московским Версалем. Остатки дворцов и парков со всех сторон окружены спальными районами типовой застройки. Контраст между ними указывает на историческую развилку, пройденную больше ста лет назад.

В начале ХХ века Москва кончалась уже за Таганкой. Еще до Симонова монастыря и Крутицких казарм, возле нынешней станции метро «Пролетарская», тянулся худо-бедно городской ландшафт с большими кирпичными домами. А дальше начинались бескрайние огороды. «Громадные пространства заняты были здесь капустой, картофелем, морковью, свеклой, огурцами и прочими огородными растениями. Огородный пояс занимал большие площади и доходил до Чесменки (Текстильщики) и Перервы», — вспоминал о временах своего детства историк Михаил Тихомиров.

Крестьянские огороды, 1900-е

Сбор капусты, 1900-е

Благодаря физической близости к московскому рынку огородные промыслы давали местным крестьянам большие доходы. Если прежде вдоль Москвы-реки колосились хлеба, то теперь от горизонта до горизонта тянулись однообразные капустники. Живописные рощи и перелески вырубались под приносящие твердую копейку грядки. В результате юго-восточные предместья становились все менее привлекательными для тех, кого Торстейн Веблен назвал «праздным классом», — имущей верхушки общества.

Впрочем, в огородную эпоху продолжалась борьба за будущую историческую траекторию. Главной альтернативой теплицам были дачи. В конце XIX столетия даже Перервинский монастырь, что на Шоссейной улице в Печатниках, сдавал часть своих помещений дачникам. Сегодня, глядя на промышленные и административные здания, которые начинаются к югу от монастыря, трудно представить себе бывшую пастораль. А тогда купцы покупали в этих местах землю специально для строительства дачных домиков, которые сдавались внаем летом.

Самым модным дачным местом Подмосковья во второй половине XIX века был треугольник между нынешними Текстильщиками, Кузьминками и Люблино. Здесь проложили железнодорожную ветку в Курск (она теперь используется как Второй диаметр МЦД), и это произвело революцию в дачном бизнесе. Чиновники средней руки и московская интеллигенция — гимназические учителя, университетские профессора, врачи — облюбовали Голофтеевские дачи в нынешнем Люблино. Летом 1866-го дачу здесь снимал Федор Достоевский, который отдыхал от давящей атмосферы Питера на берегу Люблинского пруда во время работы над «Преступлением и наказанием». А летом 1894-го Владимир Ленин в Кузьминках писал «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Бывшая усадьба графа Орлова-Чесменского в Садках стала вообще называться Чесменской дачей. И статус пригородного курорта сохранялся за ней вплоть до Великой Отечественной войны.

Дом Голицыных, позже графа Орлова-Чесменского, 1899

Чесменские дачи

В путеводителе «Дачи окрестностей Москвы» за 1939 год говорилось: «К платформе Текстильщики примыкает поселок Текстильщики, ранее называвшийся Чесменкой по имени графа Орлова-Чесменского, на месте усадьбы которого возник поселок. Поселок небольшой, расположен на высоком месте, имеет всего 12 дач, из которых около половины находятся в распоряжении дома отдыха».

Престижный дачный пригород, постепенно входя в черту Москвы, мог превратиться в зеленый и дорогой район вроде Серебряного бора, Строгино или Филей. Но история пошла по другому пути. И тому были две причины: географическая и экономическая.

Сукино болото

На старинных картах Москвы в правом нижнем углу бросается в глаза большое пятно с комическим, но неблагозвучным названием — Сукино болото. Хотя этот топоним возник из респектабельного источника, а вовсе не от непорядочных женщин, как думают подростки, изучающие москвоведение в школах Текстильщиков и Печатников. В XVI столетии эти топкие земли принадлежали думскому дворянину Ивана Грозного и основателю Тюмени Василию Борисовичу Сукину. Он и подарил свою фамилию территории, на которой сейчас стоят завод Renault и Южный грузовой порт.

Но название оказалось говорящим. Долгие столетия болото оставалось просто болотом с сочными покосными лугами по краям. В XVII–XVIII веках здесь охотились московские государи. Кто знает, будь здесь посуше, на этом месте мог бы возникнуть островок нетронутой природы вроде Лосиного Острова или, того гляди, Булонского леса в Париже с его атмосферой экзотической сексуальности. Но Сукино болото ждала другая судьба.

В конце XIX века Москва переживала период индустриализации и бурного роста. Плотность населения росла. Сотни тысяч новых москвичей ели (огороды на юго-востоке стремительно расширялись), пили (остро встала проблема питьевой воды) и, не к столу будет сказано, испражнялись. Нечистоты почти до самого конца столетия в Москве удаляли вывозным способом. По улицам ездили подводы с огромными зловонными бочками. Но эта услуга стоила недешево, и многие домовладельцы экономили на ней, спуская свои выделения в водоемы или просто в придорожные канавы. Нечистоты скапливались в выгребных ямах, но проникали сквозь смазанную глиной древесину их стен и засоряли питьевые колодцы. В городе свирепствовали дизентерия и тиф. В конце XIX века власти озаботились созданием системы городской канализации.

Обоз золотарей, 1910-е

Строительство московской канализации, 1898

Канализацию строили на деньги городского бюджета, и прибыли от нее не ожидалось. Поэтому экономили каждую копейку. Нужно было где-то купить большой участок земли для отвода естественных выделений московских граждан, а земля в ближайшем Подмосковье уже тогда была на вес золота. И тут взгляд отцов города упал на Сукино болото. Это был самый дешевый участок земли такого размера во всей округе — ведь там почти не было ни населения, ни сельскохозяйственных угодий, ни строений. Только торфяники и кочки. Но, несмотря на это, покупка влетела в копеечку: сумма процентов, выплаченных землевладельцам, превысила предусмотренную проектом стоимость устройства канализации. И все-таки поворотным пунктом в судьбе будущего ЮВАО стало это Сукино болото с его пустошами и топкими местами.

Люблинские поля орошения. Разводная и оросительная канавы, 1900-е

Первая очередь московской канализации вступила в строй в 1898 году. Сюда же стали возить и прочий городской мусор. Огромное пространство между нынешними метро «Дубровка», «Волгоградский проспект», «Текстильщики» и «Печатники» превратилось в то, чем не стал архангельский Шиес в наши времена. Сюда даже проложили особую трамвайную ветку, по которой на грузовых платформах возили бытовые отходы и прочий мусор.

Станция разгрузки мусора с трамвайной платформы на территории свалки «Сукино болото»

В 1911-м газета «Столичная молва» описывала результаты этого урбанистического проекта: «Выехав за Спасскую заставу, вы попадаете в своеобразный мир. Здесь царство отбросов. Унылая изрытая равнина с зараженной почвой, с отравленным воздухом. Даже в морозный день, когда валит хлопьями снег, вы стараетесь спрятать поглубже лицо в воротник, чтобы не слышать этого страшного запаха тления. В царстве отбросов — царство человеческой предприимчивости. Разбросаны по зловонной равнине приземистые заводские здания, высятся красные трубы. Завод альбуминный, клееварный, утилизационный — заводы, перерабатывающие отбросы…  В зловонной атмосфере кипит лихорадочная работа. Здесь же, при заводах, позабыв о свежем воздухе, живут люди, живут годами, с семьями… »

Этот адский мир отходов индустриального города требовал все больше пространства. На юго-востоке от Москвы стали строить поля орошения — систему очистки городских сточных вод. Их остатки до сих пор сохранились в Курьяново. А жители Верхних и Нижних Полей в Марьино обязаны названием своих улиц этому ароматному прошлому. По курортно-дачному направлению развития Юго-Востока был нанесен решительный удар.

Мусорный ветер, дым из трубы

Вторым фактором, который не дал Текстильщикам и соседним районам стать аналогом стокгольмского Юргордена с его очаровательными коттеджами и особняками, стала промышленность.

Фабрики конкурировали с дачами еще до того, как в эти края хлынули потоки испражнений. Уже в 1840 году очевидец описывал будущие Текстильщики, в которых еще боролись два ландшафта — индустриальный и дачный: «Достигаете вы какого-то странного промышленного городка, столпившегося у плотины озера, и видите направо и налево красивые домики хозяев, с садиками, перемешанные с безобразными фабричными строениями, кривыми, слепыми, безоконными. Бывшее имение распродали по частям, лес вырубили, а в самой усадьбе обосновалась фабрика». Через девять лет после этого некий купец Н. Ф. Китаев купил у местных помещиков землю под строительство наемных дач. Но прогорел. Его конкуренты, немецкие купцы, построили здесь одну за другой бумажно-набивную и текстильную фабрики. Шерстопрядильная и ткацкая фабрики возникли и в паре километров к северу, в Грайвороново. 150 лет назад промышленная буржуазия по всем статьям обыгрывала рантье и спекулянтов недвижимостью. Исторический баланс восстанавливается прямо на наших глазах, когда возникшие на месте тех старинных фабрик огромные заводы постепенно разбираются под жилую застройку.

Ткацкая фабрика, 1890-е

В 1904 году сама природа высказалась в пользу индустриализации. Над юго-восточным Подмосковьем пронесся смерч, поваливший большинство деревьев между Люблино и Чесменкой. Привлекательность местных дач резко снизилась. В поисках спасения от городского смрада обеспеченные горожане потянулись дальше — в Горки, Малаховку и Кратово. Дачные поселки стали возникать и по другим направлениям расходившихся из Первопрестольной железных дорог. А Юго-Восток стал быстро превращаться в заводскую окраину Москвы.

Комплекс зданий городских боен, построенных в 1888 году на Сукином болоте. Позднее — мясокомбинат им. Микояна, 1913

Окончательно эту тенденцию закрепила советская власть. Она переименовала Сукино болото в болото им. Каменева. А когда Каменев оказался врагом народа, то и вовсе осушило эту древнюю топь. Здесь построили Южный грузовой порт, громадный Завод им. Сталина (сейчас им. Лихачева) и Автомобильный завод им. Коммунистического Интернационала Молодежи (будущий АЗЛК, а ныне Renault). Старинные бойни стали мясокомбинатом им. Микояна, а к югу от него расположились Московский жировой завод и еще десятки предприятий поменьше. В 1930-х, отчитываясь о достигнутых индустриализацией успехах на юго-восточных окраинах Москвы, государственное издательство выпустило книгу с гордым названием «Детройт на Сукином болоте».

Первый автомобиль Ford, собранный в СССР, 1930

В полном соответствии с марксистской доктриной производственный уклад определил собой внешний облик, культуру и историческую судьбу Юго-Востока Москвы. Если американский Детройт стал на рубеже XXI века центром «ржавого пояса» США, то на месте бывшего Сукина болота образовался свой, не менее ржавый пояс пришедших в запустение заводов.

Но сами крутые виражи истории, которые превратили мир дворцов титулованной знати в спальные кварталы Марьино и Выхино, дают надежду местным уроженцам и патриотам. История ведь не закончилась. И кто знает, может, однажды она вновь перевернет все вверх ногами, и «последние станут первыми». А названия сегодняшних гетто снова зазвучат гордо, вызывая приливы патриотизма у здешних жителей.

Фото: Ольчев Иван/pastvu.com, Зубова Наталья/pastvu.com, Лобанов Александр/pastvu.com, ©Юрий Губин/Фотобанк Лори, mosvodokanal.ru, «Альбом зданий, принадлежащих Московскому городскому общественному управлению»/pastvu.com, cемейный архив Д. Трубецкого/pastvu.com, etoretro.ru, П. фон-Гиргенсон/pastvu.com