Как, почему и кого обманывают географические карты, объясняет Марк Монмонье
Переехав 21 год назад в Москву, я стал очень много ходить пешком — не столько для удовольствия, сколько для того, чтобы понять, как на самом деле устроен город. К моменту переезда мне казалось, что я хорошо знал Москву. Довольно быстро выяснилось, что это совсем не так и я знаю какие-то отдельные части города, которые в моей голове никак не связывались между собой.
Так было потому, что, как и для всякого командировочного или туриста, изначально моим главным ключом к городскому пространству была карта Московского метрополитена. Помните карту метро начала нулевых? Ту, которая просуществовала много лет и с которой многие москвичи так эмоционально не хотели расставаться? Ту, которая демонстрировала удобство пересадок и напрочь игнорировала хоть какое-то представление о реальных расстояниях? Такие понаехавшие, как я, ориентируясь только по карте метро, могли предположить, что «Октябрьская» и «Третьяковская» находятся где-то очень далеко друг от друга, и потому не стоит планировать прогулку от Лаврушинского переулка до Крымского Вала. Так что, поселившись в Москве, я много ходил пешком, чтобы связать между собой разорванные элементы пространства и превратить свое знание московского метро в знание реального города.
Но будем справедливы к старой карте метро. Ведь и на нынешней, куда более удобной и наглядной, расстояние между, скажем, «Спортивной» и «Фрунзенской» и «Спортивной» и «Воробьевыми горами» кажется одинаковым, что совсем не так с точки зрения и автомобилиста, и пешехода, и велосипедиста. Но то сообщение, которое передает схема метрополитена, и не должно быть адресовано тому, кто передвигается пешком или любым наземным транспортом. Искажения пространства на таких картах не только вынуждены, они полезны. Отказываясь от топографической точности, любая схема линий метро тем самым становится юзер-френдли — нужно только быть тем самым юзером, которого интересует не возможность пешей прогулки по Замоскворечью, а совсем другие вопросы. Где я? Где мне делать — если это нужно — пересадку? Сколько станций мне нужно проехать? Эта функциональность определяет форму и визуальное решение, поэтому более точная в обычном смысле слова карта не сможет работать так же эффективно. Как пишет американский географ Марк Монмонье в книге «Все географические карты лгут», последнее издание которой только что вышло на русском языке («Азбука-Аттикус», перевод Михаила Попова), «обманывать при помощи географических карт не только легко, но еще и очень важно».
Книга Монмонье ни в коем случае не руководство для начинающего или опытного конспиролога. «Все географические карты лгут» (в оригинале, впрочем — «Как лгать с помощью карт», How to Lie with Maps) — это рассказ ученого, который во всех деталях видит сильные и слабые стороны собственной научной методологии. Монмонье подробно рассказывает, как устроены карты — традиционные бумажные или новые цифровые, и какие искажения неизбежно появляются при попытке представить на плоской картинке часть поверхности Земли. Картографические проекции, какими бы они ни были, искажают пять географических характеристик: площади, углы, общие формы объектов, расстояния и направления. Поэтому мы, выросшие с картами, выполненными в проекции Меркатора, где наименьшие искажения масштаба — у экватора, а максимальные — у полюсов, привыкли к тому, что Россия выглядит больше, чем весь Африканский континент, а размеры Гренландии сопоставимы с размерами Южной Америки. Но нет — территория Российской Федерации гораздо меньше Африки, а Гренландия раз в восемь меньше, чем кажется при взгляде на обычную для нас карту. И в этом нет злого умысла или коварного плана северян приуменьшить роль юга. Здесь мы обнаруживаем все ту же историю про необходимость быть юзер-френдли. Живший в XVI веке фламандец Меркатор заботился о нуждах современных ему мореплавателей, и для них карты, сделанные в этой проекции, работали отлично.
У географов есть знания, и они их интерпретируют по-разному. А эти профессиональные версии могут быть уже вторично интерпретированы и политиками, и девелоперами, и пранкерами. Монмонье приводит несколько примеров, напоминая: «… географические карты, как и публичные выступления или художественные произведения, представляют собой авторскую обработку информации и точно так же подвержены искажениям, проистекающим от необразованности, жадности, идеологической слепоты и злого умысла».
А ведь еще совсем недавно, в эпоху до Google Maps, карты сознательно искажали в целях секретности. Монмонье пишет о забавной судьбе поселка Логашкино на самом севере Якутии: в 1939 году Большой советский атлас мира показывал Логашкино стоящим на реке Алазея, на существенном удалении от побережья. Атлас мира, выпущенный в 1954 году, вообще не указывал этот пункт и изображал устье реки с одним речным ложем. Карта СССР 1958 года восстановила Логашкино на берегу моря и вновь показала еще одно русло в устье реки. Атлас СССР 1962 года указал такое же положение населенного пункта и строение устья, но атлас мира 1967-го убрал восточное русло и передвинул Логашкино внутрь материка. Наконец, изданный в 1969-м атлас СССР вновь поместил населенный пункт на побережье и добавил еще одно русло реки. Заинтригованный описанием американского географа, я попытался найти, где же находится загадочный поселок, с помощью Google Maps. Всезнающий компьютерный разум мне не помог — в устье реки Алазея пусто, а якутские картографические сервисы говорят о «необитаемой местности с названием». Похоже, эпоха великих географических открытий (и закрытий) не закончилась, по крайней мере для политиков и слишком любознательных читателей.