«Москвич за МКАДом»: в Южно-Сахалинск за гребешками, спизулой и коллагеном
Ну что тебе сказать про Сахалин?
На острове нормальная погода.
Прибой мою тельняшку просолил,
И я живу у самого восхода.
Песенка Танича и Френкеля, которую исполняли Хиль, Бернес, Кобзон и много кто еще, зазвучала в голове задолго до того, как самолет объявил посадку в Южно-Сахалинском аэропорту имени… правильно, Чехова! Именно такие ассоциации должны возникать при слове «Сахалин», но вот ко мне почему-то прилипла не какая-нибудь подходящая случаю цитата из Антона Павловича, а задушевный советский шлягер.
Аэропорт в Южном (именно так называют главный город острова сами сахалинцы — вторая часть названия отпадает в устной речи за ненадобностью) не слишком удобный (особенно тягостное впечатление производит число туалетных комнат на душу улетающего населения: пропорция явно нарушена). Но стоит выйти отсюда на волю, тут же ощущаешь себя на другом краю света, где другие запахи, другая природа, вообще все другое — и бог с ним, аэропортом, потому что такого, как здесь, мы точно нигде больше не увидим.
Если согласиться с тем, что остров Сахалин напоминает своими очертаниями рыбу, подвешенную вверх головой, то Южно-Сахалинск располагается на хвосте этой рыбки. Город чистый, спокойный, архитектурно соразмерный человеку и при этом сравнительно молодой. Основан он был в 1882 году как село каторжников Владимировка, но селом побыл недолго — до 1905 года, после чего превратился в японский поселок Тоехара губернаторства Карафуто. Чуть больше сорока лет — до Ялтинских соглашений, когда СССР вернули Курилы и Южный Сахалин — здесь была японская глубинка. И сейчас местные экскурсоводы начинают свой рассказ о городе с того, «что здесь осталось от японцев».
Наш гид как раз целеустремленно вел нас к каменной стеле у пруда Одзи, когда подбежал незнакомый молодой человек в шортах и попросил послушать, как он будет читать стихотворение наизусть. Под камеру. Ну ок, сказали мы и выстроились заинтересованным каре. Молодой человек присоединил к нам еще и пару пенсионерок, сидевших на качелях (для массовости), и, сбившись лишь раз, выразительно прочел «Заповедь» Киплинга. Такой вот флешмоб по-сахалински: интеллигентно, со вкусом. Вообще местные люди производят впечатление очень общительных, кроме того, они весьма доброжелательны к временно понаехавшим, чего не скажешь, например, о жителях не такого уж дальнего, если смотреть отсюда, Владивостока. Никогда не забуду тамошнего таксиста, который рассказывал мне какую-то поучительную историю и сказал при этом буквально следующее: «Когда к нам приезжают люди, ну то есть не люди, а москвичи… »
Дальше я уже не слушала, а один мой московский знакомый, когда я пересказала ему эту историю, понимающе кивнул: «Гребешков, наверное, переел… »
Кстати, гребешки в Южно-Сахалинске вкуснее, чем во Владивостоке, и, подозреваю, где бы то ни было еще. Наш первый обед в ресторане сахалинской кухни «Рыба моей мечты» (ТК «Славянский», ул. Космонавта Поповича, 65) привел к тому, что мы стали упрямо возвращаться туда снова и снова и только под конец путешествия расширили диапазон с помощью одного корейского («Пак Дегам», Коммунистический просп., 31б/1) и одного японского заведения («Нихон Митай», просп. Победы, 28в). «Нихон Митай» в переводе означает «как в Японии», что, в общем, соответствует истине, поэтому в ресторан этот сложно попасть даже по предварительной записи — нам удалось раза примерно с шестого. И хотя знакомые островитяне заклинали нас быть осторожнее «с белком», чтобы не вызвать приступа подагры, мы, как маньяки, заказывали одно и то же — осьминогов, устриц, спизулу и гребешков во всех видах. Спизула помимо прекрасного имени может похвастаться тем, что будто бы нормализует работу нервной системы (а в наше время ее очень важно нормализовать). В народе эту симпатичную двустворчатую ракушку зовут песчанкой, потому что она любит зарываться в песок, а не крепится, как другие ракушки, к камням.
Сидели мы в ресторане, как правило, за столиком рядом с аквариумом, где скребли фалангами по дну гигантские крабы — за время, проведенное рядом, мы с ними как-то сроднились и поэтому из чувства коллегиальности крабов не заказывали.
В другом водоеме — на сей раз под открытым небом, в фонтане у входа в краеведческий музей — гордость каждого южносахалинца! — никаких рыб не обнаружилось, зато перед главным входом сидели две каменные зверюги китайского вида. Мужская и женская особи. Наш гид, лукаво улыбаясь, сказал, чтобы мы угадали, кто это, но когда я предположила, что львы, покачал головой в отрицательном смысле.
— Собаки! — сказал гид, хотя узнать в этих монстрах собаку не смог бы даже опытный кинолог. — Комаину, корейские псы. Иногда их, впрочем, называют «собакольвы».
Словно в ответ моим мыслям к каменным изваяниям неторопливо подошел черно-белый кот и вальяжно разлегся в ногах одного из собакольвов. А мы, прежде чем зайти в музей, сделали тур по парку, окружающему это великолепное здание, построенное в 1937 году при Карафуто и чудом избежавшее губительных реконструкций. Первое, на что обращаешь внимание в музейном саду, что такие деревья, кусты и цветы в Москве можно увидеть разве что в «Аптекарском огороде» со специальной табличкой. Например, белокопытник, на фоне гигантских листьев которого снимаются даже ленивые. Кроме того, в саду можно узреть наяву японский танк, традиционные дома нивхов и айнов (автохтонное население Сахалина) и небольшое бетонное здание, на которое наш гид предложил обратить особое внимание. Это был школьный павильон «Госинэйхоандэн», который располагался в 1925 году во дворе японской школы села Мерей (ныне — Пригородное Корсаковского района). При Карафуто в таких павильонах хранились святыни — портрет императора Японии и императорский указ об образовании, попросту — кодекс. В те годы государственной политикой было предписано воспитывать молодежь в духе поклонения императору и веры в священность империи. Обращение к кодексу было чем-то похожим на западные традиции поднятия флага, а с ним и духа.
Есть при краеведческом и свой сад камней, и мини-сад аммонитов, что же касается самого музея, то наиболее интересное в нем, пожалуй, само здание, хотя мимо экспозиции, посвященной каторжным, пройти, конечно, не получится.
Второй обязательный нынешний маст-визит Южно-Сахалинска — «Горный воздух», который по праву расхваливает каждый местный. Самый настоящий горнолыжный курорт на вершине горы Большевик высотой 601 метр над уровнем моря. Мы здесь были не в сезон, трассы оценить не смогли, но на периодически вздрагивающей канатке поднялись к вершине с удовольствием. Вид отсюда на город открывается такой, что вздохнуть и не дышать, а если дышать, так только горным воздухом. Бархатистые сопки покрыты бамбуком (он же, впрочем, бамбучник): когда по ним проносится ветер, бамбук идет волнами, как будто кто-то быстро взбирается по сопке снизу вверх.
Из Южного отправляются туристические десанты по всему острову — самые смелые едут к маяку Анива, те, что пожиже (типа нас), ограничиваются пикником на озере Изменчивое, берега которого усажены морским шиповником. Угощение — примерно тысяча бутербродов с красной икрой, салат с морским виноградом (его можно купить готовым в супермаркете), крабовое мясо (с виду похоже на палочки), московские конфеты, чай с чагой и уха «с березой», когда для аромата в варево добавляется горящее полешко. Из зрелищ — муляжи уток на воде для привлечения внимания реальных уток, к которым беззастенчиво прицеливается охотник, притаившийся за специальной ширмой, и рыбаки-браконьеры, так же беззастенчиво простирающие сети в озерной воде.
— А как же это? — волнуются москвичи. — Если надзор нагрянет?
— Нагрянет, значит, сеть отберет, — говорят местные.
На вопрос, где лично они предпочитают купаться — в Татарском проливе или Охотском море, южносахалинцы скромно говорят, что нет ничего лучше озер. Им, конечно, виднее. А вот на вопрос, что лучше привезти домой в качестве сувенира, мы нашли ответ самостоятельно в одном из многочисленных японских маркетов Южного. Это такая специальная дальневосточная тема — закупиться японскими и корейскими товарами, как то: охлаждающие капли для глаз с витаминами, жвачка с гинкго билоба для улучшения памяти, освежающие леденцы для долгих перелетов, тонко пишущие ручки (такие есть только у японцев), согревающие маски для лица, бальзам типа «Звездочки» в жидком виде с роликом для нанесения и прочие жизненно необходимые вещи. Особенно нас заинтересовал коллаген в порошке или бутылочках с плацентой и без для приема внутрь. Мы спросили у продавца из Mizustro Market (ул. Сахалинская, 1), как правильно пить этот чудо-препарат, а он только рукой махнул: «Да у нас все по-разному пьют. Кто-то зайдет в магазин, откроет бутылек — и буль-буль-буль!»
Продавец показал, как клиент раскручивает бутылек и опустошает его до боли знакомым движением, хотя вопрос был совсем о другом: «Ну вы месяц пейте, потом не пейте!»
Коллаген, в общем, купила вся наша группа — ждем скорейшего омоложения и резкого похорошения. Ну и, чтобы не показаться совсем уж бездуховными, скажем напоследок о главном местночтимом герое — Чехове. «У меня теперь все просахалинено», — сказал Антон Павлович незадолго до смерти. А в Южно-Сахалинске все теперь «прочеховское» — здесь есть улица и сквер имени Чехова, театральный центр имени Чехова («Чехов-центр»), имеется литературно-художественный музей книги А. П. Чехова «Остров Сахалин», памятники, бюсты, мемориальные доски, цитаты, высеченные в камне… И все-таки, глядя на Южный в иллюминатор, вдыхая запахи крабов и рыбы, пропитавшие, несмотря на термосумки пассажиров, бортовой воздух, я вспоминала незатейливый текст другого автора:
Над Сахалином низко облака,
Но я встаю над сопкой спозаранку,
Показываю солнце рыбакам
И шлю его тебе на Якиманку.
Фото: Татьяна Либерман, shutterstock.com