Застройка бывшей территории ЗИЛа — возможно, самое масштабное градостроительное явление в России за последние 30 лет. По размаху проекта это не просто очередной район Москвы, а почти отдельный город с передовой архитектурой. Пройдут годы, прежде чем район Зиларт будет завершен, поэтому в ближайшее время он будет лишь гигантской стройплощадкой. Тем не менее небольшой его фрагмент уже почти закончен и заселяется людьми. Мне повезло прогуляться по недостроенному Зиларту, побеседовать с его создателями, а заодно убедиться, насколько же важно, где именно они провели свое детство.

Неправильное начало

Когда я посещаю новые места, я часто выбираю не лучшие точки для первого знакомства с ними. Это всегда происходит случайно. Исключением не стала и территория бывшего ЗИЛа. Неудачно я выбрал не только место, но и время — очень промозглый февральский день. Если бы я впервые зашел в этот район с его центральной улицы, к тому же где-нибудь в июне — осталось бы отличное первое впечатление. Увы, я зачем-то решил остановить таксиста возле совершенно пустой в зимнее время набережной им. Марка Шагала. Одна из лучших по благоустройству набережных столицы, гордость ЗИЛа в летнее время зимой покрыта толстым слоем снега и пока что огорожена от посетителей металлическим забором. Вот что значит посещать недостроенные районы. А всего-то нужно подождать год-два, чтобы вся инфраструктура и благоустройство заиграли в полную силу. И вот я замерзаю насмерть у оледеневшей реки на краю элитного района и продуваемый элитными ветрами.

На Зиларте многие улицы и объекты названы в честь деятелей искусства, по аналогии с поселком художников на Соколе. Правда, сейчас покрытая коркой льда набережная, превратившаяся в серо-белое пятно, — последнее, что может ассоциироваться у меня с яркими и цветными полотнами Шагала. Судя по всему, летом будет больше совпадений. Вокруг ни души. Хочется крикнуть: «Эй! Тут есть кто?!» Мне сразу вспомнился мой любимый фильм ужасов о зомби «28 дней спустя». Там есть знаменитая открывающая сцена: очнувшийся в больнице главный герой бродит по совершенно безлюдному центру Лондона в попытках понять, куда все делись. Сейчас я себя чувствую героем этой сцены. Я вроде бы нахожусь в суперсовременном, блестяще спроектированном с точки зрения эстетики районе, но при этом мне отчего-то жутковато. В радиусе нескольких сотен метров я совершенно один. Чувство тревожности подогревают грязные, развевающиеся на холодном ветру и выгоревшие на солнце рекламные плакаты еще не построенных зданий.

Проект перепланировки бывшей производственной зоны ЗИЛ в район Зиларт был принят весной 2013 года. Основным застройщиком стала компания ЛСР. Почти сразу же началось строительство. Общая площадь застройки ЗИЛа должна составить 6,4 млн кв. м недвижимости. Речь идет не просто о строительстве спального района, но о возведении по сути нового небольшого города. Наряду с жильем планируется появление большого количества офисов. По словам мэра Сергея Собянина, на бывшей заводской территории должно появиться 66 тыс. новых рабочих мест.

Планировка территории разрабатывалась не постепенно, а сразу, одним махом. Авторство мастерплана (его же называют генпланом) принадлежит архитектору Юрию Григоряну из бюро «Проект Меганом». У всех домов заранее появились четко очерченный план и этажность. Увы, последняя слегка повысилась по ходу строительства района. Далее для проработки отдельных зданий были приглашены лучшие отечественные и мировые архитектурные офисы. Был разработан общий визуальный код всех домов. При всей уникальности у большинства зданий похожие облицовка и цветовая гамма. Невооруженным глазом видно, что они принадлежат к одной «семье». ЗИЛ стал, помимо прочего, площадкой для крайне амбициозных планов, например проект здания столичного филиала Эрмитажа по проекту известного американского архитектора Хани Рашида. Увы, проект оказался настолько экспериментальным, что его строительство пока под вопросом.

Блогер Илья Варламов считает застройку ЗИЛа событием всероссийского масштаба и большим скачком вперед, хоть и не лишенным изъянов:

«ЗИЛ — уникальный для Москвы пример комплексного освоения территории, возрождения бывшей промзоны. Причем массово применялись современные методы, которые до этого использовались лишь единично, но никогда — массово. И это важно, это первый признак того, что в стране мы, возможно, поменяем наш подход к массовому жилому строительству, чему я очень обрадовался. У нас ведь, как известно, вся страна смотрит на Москву. Среди преимуществ ЗИЛа — применение уникальной архитектуры, в том смысле, что все дома разные, то есть отказ от тиражирования однотипных проектов. Кроме того, мы видим квартальную застройку, разделение территории на приватную и общественную, отличное благоустройство.

Чтобы уж так не хвалить все подряд — на ЗИЛе есть и недостатки. Не везде корректная, часто повышенная этажность из-за устремлений девелопера. Среди отдельных недочетов — некачественная проработка общественных пространств. Почему-то мы видим ненавистное шоссе советского типа с шестью полосами, отделяющее школу от жилой застройки. Это выглядит странно. С одной стороны, тебе подают это как новый формат, новый уровень жилья. А с другой — ты видишь эти вспышки, рецидивы советской градостроительной школы — широченные заборы, бесполезные тротуары и т. д. Тому много причин. Получился не совсем тот продукт, который мог получиться».

Встреча с глобализацией

Неожиданно посреди метели я встречаю первого прохожего, как ни странно — англичанина. Учитывая, что минуту назад я вспоминал ужастик про Лондон, совпадение красивое. Правда, молодой графический дизайнер Джеймс оказывается не из Лондона, а из Шеффилда, но все равно.

«У моей девушки тут квартира, — рассказывает он. — Я с детства люблю Россию и езжу сюда регулярно с четырнадцати лет. Все это время я предпочитал Москву и прохладно относился к Петербургу — для меня он слабо отличается от больших европейских городов. Питер, конечно, красивый, но он мог бы быть в любой части Европы — в Швеции, Дании, Германии. С Петербургом я мог бы перепутать некоторые районы Будапешта. А вот Москва особенная, отдельная цивилизация. У нее нет аналогов. Даже сейчас, когда она уже ближе по настроению к какому-нибудь Роттердаму, все слишком чисто, самобытность до сих пор чувствуется. Вернее, чувствовалась, пока я не оказался здесь, на ЗИЛе. У нас тут квартира на седьмом этаже, с хорошим видом. А за месяц до переезда сюда я гостил у друга во Франкфурте — в таком же почти здании и примерно на такой же высоте. Все стало похожим, и меня это немного пугает. Если хотел бы жить в Германии, переехал бы туда. Только на Зиларте дом все-таки получше будет, поэлегантнее».

Действительно, архитектурные решения и качество отделки домов на Зиларте отчасти превосходят аналоги в самых развитых странах. С трудом пытаюсь понять, что же они мне напоминают стилистически. Это одновременно Западная Европа, но и не совсем. Все-таки масштаб больше, русский размах, что ли…  Грандиозность замысла лучше осознаешь, когда представляешь тут все запланированные будущие здания. То, что существует сейчас — это лишь небольшой пробник. Мне очень тяжело мысленно «поставить» подобный район в Берлине, Лондоне или Вене. Там он выглядел бы иначе — уж точно помельче. Стоит лишь представить Зиларт в том же Берлине или Стокгольме — он немедленно показался бы мне там очень русским, выглядел бы в моих глазах эдаким Гулливером среди лилипутов.

Для архитектора Александра Цимайло, одного из основателей бюро «Цимайло Ляшенко и Партнеры», граница между сегодняшней русской и западной архитектурой вообще отсутствует:

«Для меня есть просто хорошая современная архитектура, она одна. Я не делю ее на нашу и европейскую. Сам я родился и вырос в панельной девятиэтажке в Выхино. А с 7 до 12 лет я жил в Париже, потом обратно вернулся в Москву. Я рос в очень разных мирах. Зато у меня не было какого-то обожествления Запада в отличие от большинства русского населения, кто, ни разу там не побывав, превозносил его. Для меня это были просто два города, параллельно существующих. У нас всего 20–25 лет опыта международной архитектуры. Двадцать пять лет — это мало, короткий забег. Но уже есть высокие результаты, наши люди работают в лучших бюро мира.

В России трансформируется не только архитектура. За последние годы кардинально поменялся и застройщик. У людей появилась возможность выбора, и из-за конкуренции стандарт качества вырос в разы. Принципиальное изменение в сравнении с 1980–1990-ми — это упор на благоустройство. Раньше могли отделаться каким-то хламом вместо благоустройства, теперь уже нет. Это была другая страна совсем. Даже центр Москвы был иным. Сейчас Москва — один из самых приветливых городов с точки зрения картинки. Мы ни в чем не уступаем мировым столицам.

Сам мастерплан, спроектированный Юрием Григоряном, настолько удачный, что он сработал бы даже при плохих домах. Сам наш проект на ЗИЛе, наш лофт — не очень большое здание, но уже хотя бы быть частью такого процесса — это участвовать в чем-то большом и интересном. Я помню это ощущение гигантской территории, когда в первый раз посетил тогда еще промзону. Она поражала своим масштабом. Было интересно представить себе это цветущим садом, каким он мог стать через какое-то время. Это захватывает — представлять, как твой проект заживет самостоятельной жизнью. Сначала он окружен сотнями людей и техникой, потом она исчезает, и наступает совсем другая фаза. В доме начинают жить, есть, спать и любить».

Наш кирпич

Одно из достоинств Зиларта — это цветовая гамма и материалы отделки фасадов. В основном это декоративный кирпич и облицовочная плитка темных, землистых тонов.

В теории темный, коричневый или почти черный дом, — это что-то мрачное. На деле же все наоборот — здесь такое цветовое решение выглядит на удивление благородно, дорого и жизнеутверждающе. А главное — в плане облика эти дома не устареют еще много лет. На мой взгляд, архитекторы бессознательно прочувствовали важный эстетический принцип, который я для себя понял уже давно: в Москве можно строить только в землистых тонах. Цвета фасадов должны напоминать натуральные материалы. Таким зданиям не страшна московская пыль, они только хорошеют с годами, как говорится, танки грязи не боятся. Большинство сталинок и ранних хрущевских домов отделано подобным образом и до сих пор прекрасно выглядит. А вот серые, белые или ярко-цветные дома, с моей точки зрения, в Москве строить нельзя: первый же грязевой налет превращает их в очаги депрессии. За примерами далеко ходить не надо — взгляните на любую брежневскую типовую многоэтажку или стерильно-белый офисный центр в центре на десятом году после постройки. Особенно было приятно узнать, что эти высококлассные отделочные материалы отечественного производства.

Архитектор Сергей Чобан (бюро SPEECH), один из участников проекта, поддерживал создание у нас подобной индустрии много лет:

«Я считаю, что разработка территории ЗИЛа велась по самому правильному алгоритму из всех возможных. То есть сначала делался мастерплан со своим дизайн-кодом, определялись застроенные и незастроенные территории, общественные пространства, профили улиц, размеры кварталов, корпусов, ритм кварталов и визуальный архитектурный язык. Потом уже приглашались архитекторы на разные участки.

Причем именно автор мастерплана Юрий Григорян участвовал вместе с заказчиком в принятии решения, сколько архитекторов пригласить, каких именно и на какие дома. Это очень хороший путь — именно таким образом можно сделать такой большой объект. Одним из больших достоинств проекта стало изготовление собственных материалов. Я уже много лет призываю к тому, чтобы развивать отечественную индустрию. И компания ЛСР — одни из первых, кто это стал делать. Например, они изготавливали кирпич, которым облицовывались фасады зданий ЗИЛа. Этот кирпич стал одной из основ местного дизайн-кода, объединяющего дома в один ансамбль». 

Промзона

Глядя на молодой район, трудно вообразить, что еще несколько лет назад здесь изготовляли машины. История ЗИЛа — это триумфальный путь, завершившийся бесславным упадком и закрытием производства. К сожалению, такой финал постиг многие отрасли советской промышленности после распада СССР.

Завод им. Лихачева начинался как автомобильный и авторемонтный завод еще при царе. Открывшись в 1916 году, в 1924-м он уже производил первые советские грузовики на базе FIAT. Тем не менее завод был довольно мелким и в меру эффективным. Поначалу себестоимость отечественного грузовика была 8500 рублей, в то время как импортировать американский Ford стоило 900 рублей, то есть в 10 раз дешевле.

Радикальная модернизация произошла в 1930-е годы, после того как директором был назначен Иван Лихачев. Будучи выходцем из простой крестьянской семьи, Лихачев оказался выдающимся организатором. Посетив множество автомобильных производств в Европе и Америке, он практически перестроил завод с нуля. Заработал первый в СССР конвейер, и темпы производства возросли во много раз. В 1933-м на базе американского грузовика был создан ЗИС-5, один из первых советских грузовых автомобилей массового производства. В течение последующих 50 лет ЗИЛ выпустил огромное количество всевозможных моделей, как гражданских, так и военных. Большая часть населения сегодняшней России, родившаяся при СССР, была окружена автомобилями ЗИЛ все детство. Еще в начале нулевых, да и сейчас, особенно в глубинке, увидеть грузовики ЗИЛ — обычное дело.

В истории великого завода были и темные пятна. В 1950-м состоялось «дело ЗИЛа» — жестокая антиеврейская кампания. Сорок два человека, рабочие и ведущие конструктора, евреи по национальности, были арестованы по подозрению во вредительстве и «еврейском национализме», четырнадцать из них расстреляны по сфабрикованным делам (позже реабилитированы), а сам Лихачев снят с должности. Впоследствии были даны распоряжения «аккуратнее подходить к подбору кадров», то есть лиц неправильной национальности стараться не брать. Наряду с аналогичными по направленности «борьбой с космополитами» и «делом врачей» эта кампания положила начало советскому государственному антисемитизму.

ЗИЛ продолжал активно функционировать еще много лет. Но после распада СССР и на фоне общего угасания отечественной промышленности темпы производства стали постепенно падать, а сам завод — регулярно менять акционеров. В итоге было принято решение ЗИЛ фактически закрыть, а на гигантской освободившейся промышленной территории построить новый район, что и происходит по сей день.

Когда я смотрю на отстроенную часть получившегося района и особенно на новые, еще не осуществленные проекты, меня не покидает чувство чего-то очень знакомого. При всей еврообразности новых зданий они напоминают мне советские микрорайоны эпохи оттепели. И, как выяснилось, не случайно. Может, это потому, что сегодняшние градостроители выросли в тех же местах, что и большинство москвичей.

Юлия Бурдова, архитектор, одна из основательниц Buromoscow:

«На ЗИЛе у нас два проекта. Первый, непосредственно на территории Зиларта — жилой комплекс, он уже прошел стадию экспертизы, и мы рассчитываем скоро приступать к стройке. Второй и самый масштабный проект мы делаем на ЗИЛ-юге. Это гигантская неосвоенная территория, чье развитие рассчитано лет на пятнадцать. Наш проект для ЗИЛ-юга прошел Архсовет, так что его тоже уже можно считать утвержденным.

Я выросла и до сих пор проживаю в Черемушках — классическом советском районе 1950–1960-х годов. Думаю, этот опыт немало повлиял на мои ориентиры в градостроительстве, в том числе и в застройке территории ЗИЛа. Поскольку я живу в Черемушках с самого детства и до сегодняшнего дня, у меня была возможность проследить путь развития тех мест. Сначала я считала, что в постсоветский период район изжил себя и надо что-то менять. Но в один прекрасный момент я кое-что осознала: спустя десятилетия все эти заложенные еще при СССР утопические идеи Ле Корбюзье про строительство башен в парках оправдали себя через некоторое время. Дома в Черемушках сегодня утопают в зелени. Я обнаружила, что мой дом оказался буквально в лесу. Экология улучшилась настолько, что рядом поселились соловьи, белки и ястребы. В общем, в итоге эти старые советские районы стали природными оазисами, и я осознала их ценность. В них есть пористость — пространство свободно и проницаемо. Последовательность пространственных ощущений там все время меняется: сейчас ты в замкнутом дворе, потом уже выходишь в открытый парк, сначала стоишь перед маленьким домом, а позже — уже перед большим. Вот это пространственное разнообразие, отчасти совпадающее со старыми советскими районами, а также свобода передвижения, проницаемость были очень важными для нас качествами генплана ЗИЛа. И, безусловно, они повлияли непосредственно на нашу работу».

В попытках согреться

Не выдержав метели, я захожу в первую попавшуюся дверь, как выясняется — кафе Flami. Во втором зале стоит изысканная широкая кровать, окруженная зеркалами и дорогими аксессуарами. Мой слегка заледеневший ум не может связать воедино это ложе с ресторанными столиками по соседству: это кафе-гостиница или кафе-бордель?  Почти угадал: оказалось, гибрид кофейни и мебельной галереи.

Девушка за кассой, улыбаясь, протягивает мне мой дешевый кофе. От улыбки мне уже немного потеплело, хотя своих щек и пальцев ног пока не чувствую. Тут все так дорого-богато, что я боялся рассердить сотрудников заведения своим принципиально недорогим заказом. Дружелюбная бариста живет у метро «Коломенская», на работу ездит на автобусе. «Зиларт мне нравится, — говорит она. — Тут нет случайных людей, все свои». На мой комментарий о том, что у домов со стороны набережной тихо как на кладбище и вообще страшновато, она делает удивленное лицо: «А зачем вы туда вообще ходили?! Там пока Марс, неосвоенная территория. Вся жизнь кипит здесь».

«Да ща все решу, не переживай!» — рычит хриплый баритон на всю кофейню. За одним из столиков сидит накачанный лысый мужчина лет сорока пяти в розовой обтягивающей футболке и участвует в видеоконференции через свой Macbook. Образ этого человека — розовая маечка, кеды, сложный кофейный напиток и ноутбук от Apple в сочетании с бицепсами, как мне кажется, символизирует успешного «настоящего мужчину» в Москве образца 2021 года. В году, например, 2006-м такой «успешный мужик», наверное, носил бы синий деловой костюм и дорогие часы, а в полукриминальные 1990-е…  лучше даже не вспоминать. Так или иначе, амплуа альфа-самца постепенно стало более игрушечным.

Я выхожу из кафе под слепящее зимнее солнце. Наконец-то улицы Зиларта наполняются людьми, как обещала девушка за прилавком. Правда, пока речь идет не о большом районе, а всего о двух-трех пересекающихся улицах. Что воодушевляет — очень много мам с колясками. Как часто бывает в строящемся районе, сейчас тут сосуществуют два параллельных мира: будни буржуазного еврообразного района и суровый быт строителей. Контраст между этими мирами порождает весьма неожиданные сочетания. Самым ярким из них мне показался обшарпанный продуктовый киоск для рабочих, стоящий прямо посреди улицы с утонченными кафе и крафтовыми пивными. Они находятся в нескольких метрах друг от друга, но никогда не пересекутся.

Аккуратненько стриженный веб-дизайнер, сидящий в теплом кафе и работающий на удаленке, вряд ли побежит в этот киоск за растворимой лапшой. В свою очередь промерзший насквозь таджик-сварщик вряд ли зайдет в это же кафе за стаканчиком безлактозного моккачино. Спрашиваю направление у девушки с маленькой трясущейся породистой собачкой, застегнутой в собачий комбинезон. Не считая проблем с детскими садами, девушка жизнью в Зиларте довольна: «Аптеки есть, пивные и кафе есть, в город и обратно ездить легко. Вот только не знаю, куда деть двоих детей, приходится пока оставлять мужу либо водить с собой. Есть, правда, замечательный парк, но сейчас там пустыня. Они обожают там играть».

Кстати, о детях. Один из самых заметных элементов уже существующей инфраструктуры Зиларта — местная школа, одна из крупнейших в стране и, между прочим, уже открывшаяся для занятий.

Она рассчитана на рекордные 2500 учеников. Ее цветное веселое здание меньше всего ассоциируется с типовыми коробками, по которым мы привыкли представлять учебный процесс. «Тюфелева роща» — парк, расхваленный моей недавней собеседницей — большое событие в мире отечественного благоустройства и ландшафтного дизайна. Рассмотрев в телефоне живописные снимки парка в летнее время, я отправляюсь искать «пустыню», какой, по описанию девушки, «Тюфелева роща» является сейчас.

Годзилла под снегом

В течение 15 минут прогулки по совершенно безлюдным пустырям я не могу найти вход. По периметру вокруг парка вырыты глубокие и широкие траншеи. Мои попытки попасть внутрь напоминают осаду средневекового замка, окруженного глубоким рвом. Спустя четверть часа водитель экскаватора явно слышит мой очередной приступ нецензурной брани на морозе и подсказывает дорогу. Выясняется, что из-за строительных работ в парк можно зайти и выйти только в двух местах. И оба входа оказываются весьма далеко от меня. Наконец я нахожу вход и в восторге кидаюсь к первым же прохожим у спортивной площадки: люди! Живые люди!

Грандиозный парк «Тюфелева роща» был спроектирован командой бюро голландского архитектора Джерри Ван Ейка. Его мастерская отвечала также за перепланировку пешеходных зон Нью-Йорка. Главная особенность парка — огромная пергола протяженностью едва ли не в километр, а может, и больше. Выполненная из стилизованно ржавого металла (кортеновская сталь), она выглядит гигантской змеей на ножках. На некоторых участках ее ребра облицованы деревом, а в других пергола просто похожа на кусок рыбьего скелета. Издалека сооружение напоминает останки Годзиллы, торчащие из-под снега. На некоторых ее участках можно по лестнице подняться на крышу и сверху рассмотреть бескрайнюю площадку Зиларта. В «Тюфелевой роще» этой зимой так же безлюдно, как и в некоторых жилых районах ЗИЛа. У меня создается впечатление, что та пара прохожих у тренажеров находится тут нелегально, как и я сам. Так же, как и в случае с набережной им. Марка Шагала, «Тюфелева роща», как и остальной район, еще не до конца «запустилась на полную мощь».

Зимой парк по сути закрыт. Пройдет еще какое-то время, прежде чем он станет той городской жемчужиной, какой должен стать. Архитектор Юрий Григорян, главный автор всего градостроительного проекта ЗИЛ, считает «Тюфелеву рощу» одним из своих главных достижений. Может быть, если бы архитектор в детстве не проводил достаточно времени в зеленом парке сам, «Тюфелева роща» никогда бы не состоялась.

Юрий Григорян, один из основателей бюро «Проект Меганом»:

«Я вырос на ВДНХ, рядом с Лосиным Островом. Это был наш домашний парк, где мы проводили много времени. Вот эта моя любовь к зеленым пространствам, наверное, повлияла на разработку ЗИЛа. Сама идея планировки выросла из проекта “Зеленая река”, который мы делали со студентами в 2006-м. В нем все промзоны, включая ЗИЛ, от Битцы до Лосиного Острова были связаны одним общим линейным парком. Мы считали, что Москва заслуживает такого большого зеленого проекта, который немножко реабилитирует эти сложные территории. Параллельно повлияли еще несколько проектов. Например, мы делали проект Москвы-реки, который выиграли на конкурсе. Основная идея была — оттолкнуть от реки транспорт, сделать на набережных парки. На это все накладывается наше с коллегами из других дисциплин масштабное исследование всех окраин Москвы. И сейчас мы понимаем, что потенциал этих территорий для города огромный. Подчеркиваю — для города, не для девелопмента. И частично некоторые из этих идей удалось реализовать ценой, не буду скрывать, довольно сильной борьбы.

Первоначально наш подход к территории ЗИЛа был следующим. Помимо парка и сохранения исторического бульвара мы хотели оставить как можно больше заводских зданий и сделать плавный переход от них к новым, жилым кварталам. И на это накладывался каркас из проезжих и пешеходных улиц, которые были бы привязаны к бульвару и парку на реке. Увы, по ряду причин, связанных с девелопментом, удалось реализовать лишь часть наших основных идей. От первоначальной, но более сложной концепции плавного перерастания промзоны в жилые кварталы пришлось отказаться. Еще один недостаток — к сожалению, из-за особенностей общей ситуации площадь запланированных домов увеличилась на 30%. В итоге этажность выросла, дома несколько “разбухли”, и район уплотнился. Еще одна особенность современного девелопмента — все почему-то боятся делать mixed use (гибрид жилых и нежилых помещений в здании. — “Москвич Mag”). Правда, и город, и мы еще на стадии конкурса изначально заложили довольно много нежилых пространств. В итоге это привело к появлению большого числа общественных проектов, например музея. Главная же надежда проекта ЗИЛ — это идея целостно спроектированного общественного пространства, включающего в себя парк, бульвар и набережную. Вот этот парк десять раз пытались застроить разные люди, и десять раз мы его отбивали обратно. Поэтому я считаю, что Тюфелева роща — это наш подарок Москве».

Осколки прежней жизни

Меня мучает любопытство: что же осталось от изначального великого завода? По пути к улице Автозаводской пейзаж смешивается. Строящиеся элитки сменяются куда более угрюмыми недостроенными домами явно ниже статусом. Между ними продолжают стоять еще не демонтированные заводские постройки — мелкие обшарпанные корпуса. Есть ли в них сегодня какая-то жизнь или нет — для меня загадка. А посреди этого неоднородного пейзажа стоит памятник Ленину — одинокий реликт прошлого, явно чужой на этом празднике капитализма. Я медленно, но верно приближаюсь к шумному Третьему кольцу. Неожиданно возле отлично оснащенного стадиона «Арена ЦСКА» на моем пути оказывается музей хоккея — вполне подошедшее бы мне место в это время года. Музей недавно едва не закрылся, но все-таки продолжает работать вопреки трудностям.

Над всей городской панорамой, как солнце, нависает гигантская вывеска «Ривьера» — название одного из крупнейших торговых центров в Москве. Хотя окружающая меня обстановка — промерзшая пыльная стройплощадка на промзоне — меньше всего соответствует слову «Ривьера».

И вот я подхожу к исторической основе ЗИЛа — к собственно зданию бывшего автомобильного Завода им. Лихачева. Что бы там сейчас ни находилось внутри, постройки находятся в состоянии упадка. Передо мной разрозненные корпуса с запертыми дверями и грязными стеклами. Где-то сохранились советские мозаики. В прошлом шикарный корпус в духе позднего конструктивизма, теперь это здание украшают грязные, потекшие вывески случайных магазинов вроде «Все для ремонта». Впечатление, что гуляешь по вымершему великому царству и разглядываешь руины дворцов. Настоящее, действующее царство в этих краях — это безразмерный торговый центр «Ривьера». Колоссальное здание тотально господствует над пространством: над районом, автомобилями и прохожими. Синие, с подтеками, стекла его фасадов перекрывают какой-либо вид на остальной город.

Но хоть эта славная страница района теперь закрылась, жизнь продолжается. В течение целого дня, едва не отморозив пальцы ног, я наблюдал крупнейшую стройку в современной России по проектам чрезвычайно талантливых людей. И нет никаких оснований сомневаться, что родившиеся и выросшие в районе Зиларт дети будут тут очень даже счастливы. А потом, кто знает…  Может быть, вдохновившись удачным опытом и повзрослев, в годах эдак 2060-х они нам спроектируют новые и прекрасные города.

Фото: Владимир Зуев