Рогожская Застава оттого так и называется, что когда-то это была граница города. Ее двухэтажная застройка отправляет на запад, где земли древнего монастыря, Ямская Слобода, убежище московских староверов. На восточной стороне — добротные жилые дома рабочего поселка, где закалялись сталь и пролетарские сердца.

Здесь располагалось несколько крупных предприятий, к тому же совсем рядом дымили мартеновские печи «Серпа и Молота». Завод-гигант окормлял Заставу, много строил, его логотип красовался даже на вывеске местного книжного. И он же подпортил репутацию всего района. Это давно Центральный округ, но многие по-прежнему считают его окраиной. Помню, как приятель, увидев, что в ресторане на площади выступает Татьяна Буланова, сокрушался: бедная, мол, бедная, так низко пасть.

Несколько лет назад у Заставы выросла бизнес-башня с гостиницей, которую застройщики назвали Golden Gate, а местные жители сочли «отзеркаленной Г на палочке». Здание действительно решено в виде перевернутой буквы Г. Но истинные символы района так и стоят бок о бок в сквере напротив: каменный столб с надписью «От Москвы две версты» 1783 года (такими обозначали линию обрамляющего город Камер-Коллежского вала) и памятник Ленину.

Про каменную сиську

Площадь Рогожская Застава появилась на картах только в 1955-м. До этого площадей было две: собственно Застава и Сенная. После революции обе бездарно переименовали в честь Ленина. Одна из них стала Заставой Ильича, и, хотя в истории это мелькнуло эпизодом, мало какая окраина была так воспета. Именно здесь жил «высокий гражданин по прозванию каланча». Хотя в действительности дома 8, дробь 1, в который Сергей Михалков заселил дядю Степу, не существовало. Когда задумывался одноименный фильм, сменивший название на «Мне двадцать лет», топоним уже был анахронизмом, но режиссер Марлен Хуциев руководствовался режиссерскими резонами (для съемок, впрочем, предпочтя местному колориту Спиридоньевский переулок). Наконец, как не вспомнить «Тишина за Рогожской заставою, / Спят деревья у сонной реки. / Лишь составы идут за составами, / Да кого-то скликают гудки».

Гудки слышны по-прежнему. На северной границе площади — платформа Серп и Молот Горьковского направления. На востоке, в глубине сонной Международной улицы, скрывается Москва-Товарная уже Курской дороги. В советское время к ней были подведены пути нескольких близлежащих заводов, после их закрытия станция до последнего времени пребывала на заслуженном отдыхе. Сегодня Москва-Товарная—Курская стала станцией линии МЦД-2, перрон планируют перенести ближе к метро.

Станций подземки здесь тоже две — «Площадь Ильича» Калининской и «Римская» Люблинско-Дмитровской линии. Последняя — туристическая достопримечательность. Мало того, что указатель отправляет пассажиров не на привычный переход, а «на пересадку». «Когда иду здесь, не могу отделаться от мысли, что люди отправляются на трансплантацию органов, а я вместе с ними», — жалуются пассажиры. Но главное, платформа грозит эстетическими впечатлениями. Названная в знак дружбы с Италией, она оформлена майоликовыми скульптурами и горельефами авторства Леонида Берлина. Фантазия у художника была богатая, и граждане спешат делать селфи на фоне малышей Ромула и Рема, резвящихся у фонтана (хилого, но действующего). Один из горельефов изображает Богоматерь с младенцем, и это единственное метровысказывание религиозного характера.

Ко всему прочему у мадонны обнажена грудь, что в прошлом году привело к конфузу. В один прекрасный день фигура оказалась задрапирована чем-то голубеньким. «Скрепанутые совсем офигели», «Мы живем во времена, когда голая каменная сиська заставляет ханжей возмущаться», негодовали в соцсетях. Но оказалось, скульптуру прикрыли для восстановительных работ: ее повредил впечатлительный 36-летний уроженец Кемеровской области. Остается гадать, как ему это удалось, ведь горельеф расположен под потолком.

Дорожная карта

Сама площадь представляет собой огромную транспортную развязку. Здесь пересекаются две транзитные городские артерии: от шоссе Энтузиастов — к Садовому кольцу и по Рогожскому Валу через Абельмановскую Заставу на юг Москвы. Застава всегда была средоточением дорог. Им наследуют три современные улицы. Нынешняя Международная — это Носовиха, следующая в Павловский Посад и, собственно, Носовиху (сейчас — часть Железнодорожного). Рабочая, в прошлом Коломенка, шла в Рязань. А главная артерия, вокруг которой до строительства железной дороги была сосредоточена вся местная жизнь, вела в село Старый Рогожский Ям (позже — Рогожь и Богородск, сейчас — Ногинск).

Это был первый участок знаменитого Владимирского тракта. Именно у Рогожской заставы выстраивались этапы ссыльных, по Владимирке они отправлялись в Сибирь на каторгу. Самый известный из местных уроженцев, Константин Коровин, вспоминал обычай: когда рождался ребенок, его отец выходил на Владимирку и узнавал имя первого из увиденных каторжников. Его и давали младенцу, что вроде как сулило здоровье и процветание. Художник даже утверждал, что его прадед стал Емельяном благодаря Пугачеву.

Неудивительно, что поблизости селились те, кто гонял почту, держал постоялые дворы, торговал телегами, лошадьми и вообще обслуживал путешественников. Треугольник между Рогожской и Абельмановскими заставами и Спасо-Андрониковым монастырем начиная с XVI века принято было называть Рогожской ямской слободой. Ее планировка до сих пор отличается от типично московской: она не радиально-кольцевая, а прямоугольная, с параллельными улицами. Дома стояли плотно, часто срастаясь в единый фасад. В этом можно убедиться, пройдясь по главной слободской улице: когда-то Тележной, затем 1-й Рогожской, а с 1923 года — Школьной. Она уже 30 лет как пешеходная.

Арбат на выселках

Школьная начинается прямо у выхода из метро и встречает табличкой: «Ансамбль Рогожской ямской слободы. XIX век. Дома №12 — №48». Она очень широкая (чтобы могли разъехаться телеги) и состоит из похожих прилепленных друг к другу купеческих домиков крепкой кладки — приземистых, двухэтажных, с обязательными воротами. В самом начале — здание 1825 года постройки, в котором сейчас отель. А когда-то из постоялых дворов состояла вся Тележная. «Движение народа, обозов, троек со звенящими бубенцами — все это ее очень оживляло, и она резко отличалась от всех московских улиц, — писал оперный певец, “русский Тамберлик” Павел Богатырев. — Трактиры и полпивные были всегда полны народом. Гул стоял над улицей…  В Макарьевскую ярмарку на Тележной улице была такая толчея, что, я помню, мы с отцом, идя в пять часов утра, еле протискались».

Сегодня здесь скорее пустынно. Недавно писательница Марина Вишневецкая призналась: «Улица Школьная — мое географическое открытие, новый фрагмент похорошелой Москвы…  У Собянина всегда получается плац, как автомат Калашникова в анекдоте. И это смущает». Загляни Марина Артуровна в любую арку, совсем бы расстроилась: домики оборачиваются муляжом — со стороны дворов это современные пристройки-нашлепки, краснокирпичные и вполне современные. Но Собянин на этот раз ни при чем: Школьная стала результатом еще советского эксперимента.

К началу 1980-х она представляла собой улицу с оживленным движением, по ней дребезжал трамвай. Некоторые здания стояли в руинах, кое-где отсутствовали лестничные пролеты. «В старых домах были коммуналки, в основном на вторых этажах, — рассказывает Ирина, часто здесь бывавшая в конце 1970-х. — Вход со двора, туалет приделан прямо при входе. Полы покосившиеся, потолки высоченные. По ночам дома стонали, скрипели, разговаривали с хозяевами».

В ажиотаже массового строительства Школьную и соседнюю Тулинскую (сегодня — улица Сергия Радонежского) планировали было объединить в проспект, но одумались. И решили превратить Школьную в еще один Арбат, теперь уже на востоке города. Тулинскую все же расширили: ближайшую к Школьной четную сторону уничтожили и застроили многоэтажками. Но не типовыми, а состоящими из блок-секций, разнообразных по ширине, форме, цвету и фактуре. Это должно было создать впечатление постепенно складывавшейся застройки, создать своеобразную буферную зону, которая не позволила бы обзывать новостройки вслед за Калининским проспектом «вставной челюстью». Для тех же целей к домам на самой Школьной пристроили со стороны дворов краснокирпичные «нашлепки».

К реставрации подошли со всем тщанием. Отыскали архитектурные планы на каждый дом, восстановили их расцветку, поставили коновязи, колесоотбойные тумбы и декоративные фонари. Кстати, одним из реставраторов был звезда «Что? Где? Когда?» Никита Шангин. Школьная должна была стать «пространством человеческого общения, где можно провести свободное время в уютной, эстетической и комфортной среде». Говорили о создании музея карет и ямщицкого быта, открытии трактиров и ремесленных училищ. Но единственное, что удалось — превратить ее в реставрационный кластер. Вдохнуть в исторические декорации живую жизнь не вышло: в домах засели конторы, несколько ресторанчиков оказались невнятны, единственным магазином стали почему-то «Ткани». Улица оставалась немноголюдна, несмотря даже на ярмарки выходного дня, и с годами превратилась, по сути, в огромную парковку.

Пару лет назад решили было, что оживить Школьную сможет трамвай, но встала на дыбы общественность. И обновление обернулось привычной уже реконструкцией по-собянински: парковку запретили, улицу выложили плиткой, несколько клочков исторической брусчатки закатали под стекло, ярмарку перенесли на бульвар Энтузиастов. Скамеечки поставили, круглые, по центру. Из-за подросших арендных ставок и пропавших парковочных мест некоторым из старожилов пришлось съехать, например востребованной ветеринарной клинике. А офису Роскомнадзора и многочисленным частным медцентрам, похоже, сам черт не страшен. И Школьная превратилась именно что в плацдарм для всевозможных городских праздников. Зимой здесь не продраться сквозь елки, хорошо хоть «Крымскую весну» отменили в связи с коронавирусом.

Зданий с историей на Школьной нет. Кроме разве что дома купца Павла Шелапутина — когда-то это была штаб-квартира Общества трезвости Рогожского попечительства о бедных, которое возглавлял Константин Станиславский. Дом стоит на углу с пересекающей Школьную Малой Андроньевской, куда стоит завернуть. Хотя бы ради №15. В этом здании нелегко узнать бывшую церковь. Но это действительно варварски перестроенный храм Николая Чудотворца Никольско-Рогожской старообрядческой общины, построенный в начале прошлого века учеником Шехтеля Ильей Бондаренко.

Сохранившихся раскольничьих церквей и молельных домов между Таганкой и Рогожской Заставой несколько: в районе издавна селились староверы, о чем говорит, например, характерный крест над воротами дома №25 по той же Школьной (в нем Министерство по делам Дальнего Востока). Все они поддерживали отношения с общиной Рогожского кладбища, основанного после чумы 1771 года, сразу за нынешним Третьим кольцом. На нем хоронили староверов, со временем вокруг вырос целый поселок, где сегодня митрополичья резиденция. Место для Москвы уникальное и совсем не на слуху, так что достойно отдельного рассказа. А в бывшей церкви Николая Чудотворца при советской власти размещался клуб швейного объединения «Пионер», затем заседал «Союз правых сил». Сейчас в нем кто только не сидит, от Российской академии предпринимательства до Центра сексуального развития.

Обитель раздора

Школьная упирается в Добровольческую, когда-то — улицу Хива. О названии спорят: то ли на ней жили послы из Хивы, то ли, напротив, ездившие туда купцы. Еще в 1950-е барак тут стоял на бараке, «толковищу вели до кровянки», местные Трудовые бани считались одними из самых злачных в Москве. Говорили: сунешься в Хиву — добра не жди.

Направо от Школьной — Андрониковская площадь, где доминирует помпезный филиал Сбербанка, а на углу уходящей в сторону Садового кольца Николоямской высится церковь Сергия Радонежского. Справа, в паутине спускающихся к Яузе трамвайных путей, — одиноко стоящее здание Лефортовского суда, благодаря которому площадь мелькает в новостях. Именно здесь, например, проходили заседания по делу Ивана Сафронова. Совсем рядом, за небольшим сквером, высится место силы, благодаря которому площадь и получила свое название — Спасо-Андроников монастырь.

Основан в 1357-м, закрыт в 1917-м. На монастырское счастье, сразу после войны его Спасский собор был датирован как древнейшее московское здание. Собор отреставрировали, а точнее, «восстановили» его первоначальный облик 20-х годов XV века, что до сих пор вызывает вопросы. Но никто не спорит, что два небольших фрагмента церковного орнамента принадлежат кисти самого Андрея Рублева. Оттого в 1960-м, в год 600-летия иконописца, в обители открыли музей, который сейчас называется «Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева».

Предположительно, Рублев принял в Андрониках иночество, жил, работал, был похоронен. Ключевое слово здесь «предположительно». Что не мешает памятнику Рублеву встречать посетителей перед главными воротами. Растянутый над ними почему-то кумачовый стяг извещает, что вы все же пришли в музей.

«В 1990-е монастырь был чудно запущен, — вспоминает блогер Дмитрий, который тогда учился в МГТУ им. Н. Э. Баумана. — Тогда модны были всякие гражданские инициативы, в том числе энтузиасты помогали восстанавливать памятники. И мы, студенты Бауманки, ходили в Андроники не по разнарядке: у нас был исторический клуб. Памятники мы никакие не восстанавливали, а просто убирали. Кругом — яблони, видно, монахи еще сажали. Старые скамейки. Народа никого. Всюду разбросаны белокаменные плиты с резьбой: то ли от колокольни (вторая по высоте после колокольни Ивана Великого, уничтожена на рубеже 1930-х. — “Москвич Mag”), то ли из экспедиций привезены. Тихо, прохладно… »

Здесь и сегодня, что называется, по-монастырски покойно. Встречаешь лишь случайных посетителей, редких прихожан действующего с 1989 года Спасского собора, студентов с этюдниками да раздобревших котиков. В музейных залах трехэтажного Архангельского храма тоже немноголюдно. Входной билет стоит 350 рублей, годовая выручка, по словам музейного начальства, не превышает 10 миллионов.

Но эта тишь да благодать лишь видимость. Последние годы Андроники чуть ли не самая горячая точка Рогожки. Прежнее руководство обвиняли в стяжательстве и кумовстве. Много шума понаделал выстроенный в стенах обители трактир «Хлебный дом в Андрониках», где проводились банкеты и прочие корпоративные увеселения согласно прейскуранту. В 2016-м директора сменили на искусствоведа Михаила Мидлина, основателя Государственного центра современного искусства. Все тоже пошло не гладко, история путаная, три года назад Мидлин был осужден условно по так называемому делу реставраторов. Кресло он сохранил, экспозицию обновил, свой общепит наладил. Теперь это «концептуальное кафе-трапезная» с открытой кухней. Суп-лапша — 170 рублей, тушеная капуста с шампиньонами — 170, бутылка «Крушовице» — 230.

И все бы было ничего, но на сегодняшний день Спасо-Андроников — единственный столичный монастырь, который сохраняет статус музея. После того как патриархия «облизнулась» на Исаакиевский собор, он превратился чуть ли не в символ ее противостояния с гражданской общественностью. Опасения последней связаны главным образом с возможностью «комплексной» передачи монастыря — вместе с наиболее ценными и древними артефактами. На знамена, как не сложно догадаться, церковники поднимают того же Рублева, теперь уже как причисленного к лику святых. В обители установлен его кенотаф и не устают искать настоящее захоронение, следы которого утеряны, на минуточку, в конце XVIII века. Порой рождаются и совсем не банальные инициативы. Так, несколько лет назад прозвучало предложение переименовать станцию метро «Площадь Ильича» в «Андрей Рублев». В ответ остроумцы предложили переименовать шоссе Энтузиастов в Рублевское. Это, дескать, хотя бы потешит самолюбие жителей.

Серп и молодь

Некрополь при монастыре был огромным: начиная со времен Дмитрия Донского в нем хоронили русских воинов. Не вместившись в монастырские стены, кладбище спускалось по восточному склону. В 1927-м некрополь срыли ради огромного Дворца культуры завода «Серп и Молот». Парадная лестница ДК до сих пор выходит на Волочаевскую улицу. Архитектором стал один из соавторов дома Наркомфина Игнатий Милинис, и здание, несмотря на позднейшую перестройку, считается одним из примеров столичного конструктивизма. Последние несколько десятилетий оно представляет собой замусоренный остов советского прошлого.

Когда-то Дворец культуры славился богатейшей технической библиотекой, студиями бальных танцев, клубом аквариумистов. Кроме того, он работал как обычный городской кинотеатр. Сегодня попасть в сами помещения проблематично: они кое-как, но охраняются. Но в сети полно фотоотчетов от «сталкеров», пробравшихся на территорию.

В этих стенах выступала Анна Герман. Но лучше прижилась иная музыка: ДК считался одной из популярных рок-площадок Москвы. Даже стишок сочинили: «Дом культуры “Серп и Молот”, / А в нем комсомольская молодь». Во Дворце металлистов действовала и полуподпольная студия, где записывала альбом «Коррозия металла». Еще в 1984-м за организацию в ДК левого концерта музыкант Алексей Романов угодил на девять месяцев в Бутырку. В 1990-х помещения арендовал первый московский гей-клуб «Шанс». Здесь играл диджей-сеты Бой Джордж, раздавали премии за вклад в гей-культуру и плавали голышом в аквариумах. Многим памятна вечеринка Trainspotting летом 1997-го. Она была заявлена как антинаркотическая, а завершилась жестокой милицейской облавой, проведенной в рамках борьбы с теми же наркотиками. Дело якобы было в споре хозяйствующих субъектов: на здание претендовал завод «Серп и Молот», хотя к тому времени оно уже было в госсобственности.

Сегодня на месте завода жилые кварталы, а клуб в руинах. Даже статуя сталевара во всем обмундировании, стоявшая у главного входа, куда-то исчезла. В сентябре прошлого года суд обязал собственника дворца его отреставрировать. Выставленный на продажу почти за 400 млн рублей, сегодня он подешевел до 149 млн.

Гении места

Но вернемся на площадь, теперь уже — по улице Сергия Радонежского, бывшей Тулинской. Если южная ее сторона уничтожена, то северная сохранила двухэтажные домики XIX–XX веков, совсем не авантажные. Выделяется разве что №25 — встроенная в общий фасад часовня Проща. Подобные возводились у всех городских застав в память о знатных путниках. По преданию, именно здесь Сергий Радонежский простился со своим лучшим учеником преподобным Андроником. Впоследствии часовню XVI века дважды разбирали «за ветхостью» и вновь отстраивали. В 1929-м здание передали Союзу безбожников вездесущего завода «Серп и Молот». Шатер снесли, окна переделали, какое-то время здесь работал винный магазин, долгие годы — ремонт часов.

До конца 1980-х на Тулинскую выходило и конструктивистское здание Рогожско-Симоновского универмага, выстроенное в 1928-м архитектором Владимиром Владимировым. Рассчитанный на три тысячи посещений в час, магазин был призван «служить проводником культуры в некогда глухой уголок Москвы». Когда его снесли, жители долго еще писали петиции о восстановлении. Но галантерейная культура в районе так и не прижилась. На ходивших по рукам фотосхемах метро с указанием ближайших к станциям магазинов видно, что у «Площади Ильича» отовариваться нечем. И работающие сегодня на месте универмага и поблизости торговые точки бессмысленны и неопрятны.

Это неудивительно, ведь совсем рядом — железнодорожная платформа Серп и Молот. Тут и хостелы, и сомнительные кафе, и всякие «лиги ставок». За последние годы путь к платформе облагородили, и шаурму теперь крутят под гордой вывеской Lavash. Да и легендарный бомж-инвалид на коляске, много лет бывший здешним гением места, куда-то пропал. Но сути дела это по большому счету ничего не меняет. Лучше всех о платформе сказал один спешивший на электричку знакомый: «Тысячу лет здесь не был и еще столько же не бывал бы».

К слову о бездомных, которых, к сожалению, предостаточно. Так было всегда. И всегда с ними пытались бороться. В позапрошлом веке у заставы действовали учреждения Мариинского ведомства, отделения Городского попечительства о бедных, общества поощрения трудолюбия, трезвости и сестер милосердия, старообрядческие приюты и богадельни. Сегодня их место заняли аналогичные службы, от «Ангара спасения» до «Ночлежки». Но бомжи оккупировали и территорию у платформы, и сквер у монастыря, и подземные переходы метро. Их, конечно, гоняют, но чаще рядом можно увидеть не полицейских, а социального работника, уговаривающего очередного несчастного съездить помыться. Как правило, безуспешно.

Перрон и Анна

Сразу за платформой начинаются гектары бывшего завода «Серп и Mолот», где сегодня ЖК «Символ». Там свои прелести, но он даже формально находится уже не в Центральном, а в Юго-Восточном округе. А когда жилые кварталы еще не были построены, звучала идея восстановить на территории Нижегородский вокзал. Оттого переместимся на другую сторону площади — туда, откуда Рогожской ямской слободе пришла погибель.

Формально это случилось в 1861 году, когда сразу за заставой был построен второй в Москве — после Николаевского (Ленинградского) — вокзал. Как писал певец и беллетрист Павел Иванович Богатырев, «Европа ворвалась к нам…  с первым паровозным свистком, словно хлестнула огненной вожжой, и азиатская Рогожская пала».

Именно с Нижегородского вокзала отправляется в последний путь Анна Каренина. Его давно не существует, но координаты известны: где-то между сегодняшними автобусными остановками «Воловья улица» и «Нижегородская, 32». Вокзал не был государственным, и место выбирали сознательно: земля в Московском уезде стоила дешевле, чем в черте города, а налоги и требования к организации труда были мягче. «Пассажиры оказались разочарованы видом вокзала, — писали в день открытия “Московские ведомости”. — Москвичи надеялись встретить здесь такое же роскошное устройство, к какому все привыкли на казенной Николаевской дороге». Но здание вокзала походило не на амбаркадер, а на деревянный сарай. Оно считалось временным, владельцы намеревались в будущем получить земли ближе к центру. До нас дошла его единственная фотография, уже из середины 1950-х, где вокзал лишь фон для портрета из семейного архива — маленькой девочки с лопаткой.

В 1896-м Нижегородская дорога была объединена с Московско-Курской и Муромской, и пассажиры рассаживались по вагонам с перронов новенького Курского вокзала. А Нижегородский доживал станцией Москва-Товарная—Горьковская, которая обслуживала военные и грузовые перевозки. На территории сложился небольшой поселок для железнодорожников с единственной улицей Конторской. От нее сохранился трехэтажный училищный дом, построенный в начале прошлого века (Нижегородская, 9в). Сегодня в нем один из салонов красоты местной сети и недавно закрывшиеся «Продукты», где местным забулдыгам отпускали мерзавчики в долг, а сигареты продавали поштучно. Окончательно станция была ликвидирована в 1950-е. На ее месте построили автобазу, в гараже которой родилась одна из главных достопримечательностей района — музей ретроавтомобилей «Московский транспорт».

От Заставы видно уродливое здание общежития «Москабельмета» на Международной. Сегодня в нем, конечно, и хостел, и отель, который зазывает постояльцев двумя ветками метро, железной дорогой и этим музеем. Но в декабре гараж на Рогожском Валу опустел: музей закрылся на реконструкцию, а откроется уже в мельниковском гараже на Новорязанской.

Фабричный поселок

Свое дело железная дорога сделала. Уже ко второй половине XIX века сразу за Рогожской заставой сформировался район, получивший название «Новая Деревня». Ее территория — нынешние улицы Рогожский Вал, Нижегородская и начало шоссе Энтузиастов. По сути это был рабочий поселок, жители которого обслуживали несколько крупных заводов.

На Коломенке, которая сейчас улица Рабочая, в 1862-м был основан механический и чугунолитейный завод «Перенуд», впоследствии переименованный в «Красный путь». Сегодня он сдается под офисы, неоднократно выставлялся на аукцион. Через несколько лет в начале шоссе Энтузиастов выстроили мастерские Московско-Курской железной дороги, будущий вагоноремонтный завод имени Войтовича. Ныне это электродепо «Нижегородское» Большой кольцевой линии метро. Наконец, в 1890-м задымила первая мартеновская печь на заводе француза Юлия Гужона, будущего «Серпа и Молота».

Новая Деревня разрасталась как на дрожжах — так быстро, что жители и «понаехавшие» работные люди столкнулись с проблемой: в поселке не существовало своего прихода. Храм Василия Исповедника на Носовихе «для духовного вспоможения сынам православной веры, живущим средь раскольников Рогожской заставы» выстроили на деньги одного из Бахрушиных. Он был открыт до 1935 года, затем купола снесли, колокольню разобрали до первого яруса, и в ставшее трехэтажным здание въехал архив Института истории партии Московского городского комитета КПСС, спустя годы — офис Сбербанка. Здание передано Русской православной церкви в 1999 году, но леса с него сняли только этим летом. Историю церкви восстанавливали по крупицам, главным образом благодаря местным жителям. Возможно, оттого к ним здесь на удивление толерантны. И если вы, скажем, выбираете книгу в церковной лавке, ее предлагают вначале унести бесплатно — чтобы решить, стоит ли покупка выделки.

В состав Москвы Новая Деревня вошла в 1905-м, а после второй российской революции об унизительном для москвичей названии забыли. Сегодня восточная сторона площади — зеленый спальный район, в котором из инфраструктуры — «Дикси» да аптеки, но есть и единственный в своем роде Дворец детского спорта, построенный к Олимпиаде-80. Сегодня его то ли сносят, то ли нет, но граждане уже волнуются. За последние 20 лет всю пятиэтажную застройку между Рабочей и Нижегородской снесли, на их меcте — кварталы муниципальных многоэтажек, где расселили подпавших под первые волны реновации. Кстати, когда хрущевки ломали, в каждом подъезде среди мусора находили выброшенные удостоверения с буквами НКПС (Народный комиссариат путей сообщения) или какую-нибудь ерунду с изображением молоточков. Судьбы большинства жителей были связаны с железной дорогой. И это перекидывает мостик на территорию Ямской Слободы.

… Если на самой Заставе довольно неряшливо, вокруг, напротив, ухоженно. На стрелке Рабочей и Новорогожской — сквер с восстановленной не так давно исторической оградой, совсем другой сквер, перед жилыми домами на Рогожском Валу, украшен именно что валунами. Разве что с ресторанами в районе напряженно. То есть их вдосталь, но все ни о чем. Хорошо, есть «Рогожские торговые ряды» — небольшой, но дорогой рынок с продуктовыми тележками, бельэтажем под коворкинг и музыкальными концертами.

Фудкорт рядов с каждым месяцем разрастается, и если экзотика — от раков до сложносочиненных панкейков — на нем не приживается, привычные для Москвы фо бо и лагман тут в специалитетах. Из небанальных ресторанов стоит упомянуть еврейский «Шагал» на Сергия Радонежского, но это скорее клуб. И, конечно, «Закарпатские узоры», местную легенду. Кабак с таким названием работал у Абельмановской Заставы и славился мордобоем. В начале 1990-х «Шайбу», как прозвали его «на районе», закрыли, вроде как после того, как рядом взорвали хозяина — криминального авторитета. «Узоры» открылись вновь — на другой стороне Нижегородской, но в очередную кампанию здание снесли как самострой. Однако ресторан не сдается и угощает уже на Школьной, где, не заморачиваясь на название, предлагают посетителям блюда азербайджанской кухни.

В этом году прямая, берущая начало на Андрониковской площади, подпала под глобальное благоустройство. Планируют все же запустить трамвай — уже по улице Сергия Радонежского. Лавочки всюду поставить, плитка, опять же. Есть и проект, по которому площадь Рогожской Заставы можно будет наконец перейти, не спускаясь под землю. И проблемы Заставы, и их решения по-прежнему так или иначе связаны с транспортом.

Фото: Игорь Стомахин