Из 146 муниципальных округов Москвы район Текстильщики является одним из самых заурядных. Отсюда еще далеко до магического кольца МКАД, которое делит Россию на две страны. Но и до Садового кольца всевластия и изобилия примерно столько же. Здесь нет шедевров культуры. Обычный спальный район, в котором коротают ночи 105 тыс. жителей и неопределенное число гостей столицы. 80-е место по территории и 59-е по населению.

Но при всей своей заурядности Текстили в миниатюре повторяют структуру города с его полярными социальными мирами, насыщенностью центра и нищетой повседневности на окраинах. Наверное, все дело в истории, которая прочертила на этом клочке земли сразу три социальные и культурные траектории, которые теперь сжаты общими муниципальными границами, как разноцветные провода стянуты тугим кабелем.

Здесь находились родовые поместья высшей аристократии империи. А между дворянскими гнездами тянулись бескрайние огороды местных крестьян, которые снабжали Первопрестольную капустой и огурцами. Очень рано на землях будущих Текстильщиков появились и первые фабрики с непременными грязными бараками, антисанитарией и скученностью жизни. История взболтала эти три мира в общий коктейль. Но если побродить по улицам, сменившим поместья и деревни, то легко увидеть, как проступают родовые пятна прошлого, а совсем новые люди принимают эстафету канувших в Лету сословий и продолжают чертить пунктир их исторической судьбы.

В Текстильщиках есть острова джентрификации — милые кабачки и крафтовые пивные, в которых сидят люди в дизайнерской одежде с прическами из барбершопа. Можно взять электросамокат и за пару минут добраться до мрачных рядов ржавых гаражей, тянущихся вдоль промзоны. Здесь на корточках сидят люди в рваных тянучках с кривыми татуировками и пьют дешевую водку. А по дороге вы проедете пару хостелов, где на двухэтажных нарах спят рабочие-мигранты.

Нижний уровень. Нищенка

Волгоградский проспект делит Текстили на северную и южную половины. Они отличаются друг от друга и внешним обликом, и атмосферой, и судьбами населяющих их людей. Между собой северяне и южане сталкиваются крайне редко. Разве что при входе в метро, которое, словно пряжка ремня, стягивает эти части вместе.

Северная граница Текстильщиков проходит по заводской узкоколейке, которая петляет по промзонам от Южного речного порта, через Кожухово и Печатники в Грайвороново, а потом сворачивает в Кузьминки и заканчивается посреди пятиэтажек на Окской улице. Как ни странно, железная дорога действующая и по ней время от времени ползают тепловозы, а в тупике стоят длинные составы товарных вагонов. К узкоколейке примыкает самая неблагополучная часть Текстильщиков — квартал 90А Грайвороново.

Свое название район получил от деревни, на месте которой построен. Археологи находят в этих местах древнерусские артефакты. Чаще всего — глиняные черепки. На одном из них было нацарапано старинное заклинание: «Истома. Чоур мене». Но однажды нашли настоящий клад — горшок с 2349 серебряными монетами. Грайвороново было богатым селом. В 1884 году здесь насчитывалось 43 двора с населением 261 человек, кузница, два трактира, пять овощных лавок и питейное заведение. Крестьяне в основном занимались овощеводством. Воду для полива брали из протекавшей здесь речки Нищенки. Наверное, это она, проклятая, наложила отпечаток на эти места. В верховьях этой речушки был стан нищих, которые доили родственников, провожавших своих близких в сибирскую каторгу. И вот из слез, страданий и неустроенности этих людей и вырос квартал 90А Грайвороново с примыкающими к нему проездами.

В середине 1960-х на месте совхозных парников здесь построили панельные пятиэтажки для рабочих светотехнического завода «Сатурн», производившего прожектора для кораблей и подводных лодок. Предприятие чудом пережило 1990-е и кое-как адаптировалось к рынку. Оно и сегодня продолжает выполнять гособоронзаказ для встающего с колен российского флота. Правда, работают на нем всего полтораста человек. Остальные жители квартала попали в ситуацию типичного российского моногорода. Жизнь посреди промзоны, безработица, плохая инфраструктура. Поэтому квартал стал местной столицей наркомании, криминала и ультраправого движения одновременно.

На гаражах вдоль узкоколейки много экстремистских граффити, свастик и торжественных слов про славу Руси. Битое стекло, специфический запах и использованные шприцы добавляют этому патриотизму грустный оттенок.

Руслану 32 года, он родился в одной из этих никогда не видавших ремонта хрущевок. Когда он был маленьким, мать работала на заводе. Затем то на товарной станции, то на пропускной в промзоне. В школе Руслана считали хулиганом. Тогда, в 1990-х, это было почетно: быть хулиганом. Это давало уважение пацанов, мелкие заработки и свободу выбора в послешкольной жизни: можно было торговать наркотой, а можно заниматься гоп-стопом. Руслан выбрал второе.

Гоп-стоп был с правым уклоном. Они с приятелями «прыгали» на кавказцев и мигрантов из Средней Азии. В середине нулевых Москву накрыла настоящая волна националистического насилия. Сейчас Руслан вспоминает, что адреналин был важнее, чем вырученные на большой дороге деньги, которые тут же уходили на нехитрые развлечения. Однажды ночью возле кабака парни сцепились с кучкой пьяных, которые «борзели» и огрызались. Произошла драка. А на следующий день его арестовали. Оказалось, что его оппонент ночью умер в больнице. И еще он оказался полицейским.

Следующие девять лет Руслан провел в Мордовии. Три года назад вернулся. Мать состарилась, вышла на пенсию. Пятиэтажки тоже состарились, но пока стоят. Работу он найти толком не может — мало кто хочет нанять парня, у которого из всех дипломов только справка об освобождении. В юности Руслан пользовался популярностью у девчонок «на районе». Но сейчас одни уехали отсюда, другие вышли замуж. А третьи выбрали ту карьеру, от которой молодой Руслан отказался — наркотики.

Московские диггеры устраивают экскурсии по подземным коллекторам, в которые давным-давно заключена речка Нищенка. Можно плыть по этим подземельям и прислушиваться, как текут в темноте по бетонным трубам слезы нищих, каторжников, бывших рабочих, бывших разбойников и их матерей.

Таких компактных зон неблагополучия, как этот кусок Грайвороново, в Текстильщиках больше нет. Но есть еще несколько островков поменьше. Это общаги. Текстильные и бумажные фабрики стали возникать в этих местах чуть ли не 200 лет назад. Уже в 1840-м очевидец описывает в том месте, где сейчас расположен спорткомплекс «Москвич», «красивые домики хозяев, с садиками, перемешанные с безобразными фабричными строениями, кривыми, слепыми, безоконными». При советской власти для рабочих стали строить общежития.

Сегодня в этих общагах живут трудовые мигранты. Когда идешь в теплый летний день мимо пруда Садки, вдоль всего берега сидят приехавшие с берегов Иссык-Куля, Амударьи и Пянджа рыбаки. Но несколько заводских общежитий заселены по-прежнему представителями этнического большинства. Когда-то они приехали из какой-нибудь черноземной губернии трудиться на московских заводах. Тех заводов уже нет, а люди остались.

Средний уровень. Поселок домиков

Социальное дно района сложилось из последовательно сменявших друг друга бараков, общаг и хостелов для мигрантов. А над ним возвышается следующий уровень, населенный в разные эпохи трудолюбивыми жителями огородных слобод, рабочими и инженерами, программистами, журналистами и офисными тружениками.

В 1954 году журнал «Огонек» назвал поселок Текстильщики музеем советского градостроительства. В статье говорилось про некие «застекленные коробки — плод увлечения архитектурной модой 30-х». Что это были за коробки, неизвестно. Не знают про это даже в краеведческом уголке библиотеки на 8-й Текстильщиков. Но статус музея советской урбанистики за районом все равно можно оставить.

Между Волгоградским проспектом, Люблинской и Саратовской улицами стоят красивые желтые дома с арками, белыми колоннами и балюстрадами. Их называют «дома СДС», строителей Дворца Советов. Этот так и не построенный советский небоскреб в 415 метров, ради которого взорвали Храм Христа Спасителя, отбросил архитектурную тень на далекой юго-восточной окраине тогдашней Москвы. Дворец Советов замышлялся как демонстрация торжества социализма и должен был в числе прочего стать манифестом новой советской архитектуры, которую сейчас называют сталинским ампиром. Именно в этом стиле и выдержан квартал домов СДС.

Для строительства стоэтажного дворца со стометровой статуей Ильича наверху было создано специальное управление — Главвысотстрой. Оно курировало возведение сталинских высоток. А для своих сотрудников — инженеров, архитекторов, управленцев и рабочих стало строить поселок в Текстильщиках, которые тогда еще даже не вошли в состав Москвы. Дома СДС строили последние пленные немцы, которых в 1955 году наконец отпустили на родину.

Еще в моем детстве половина Текстильщиков была застроена симпатичными розовыми, желтыми и зелеными двух- и трехэтажными «немецкими домиками». На первых этажах располагались магазины, прачечные и мастерские, а на двух следующих жили советские люди. Но так, словно это где-нибудь в Потсдаме или Ростоке. Сегодня от кварталов этих обаятельных теремков остались лишь жалкие ошметки. Три таких немецких ветерана еще стоят во дворе на 8-й Текстильщиков. В одном из них находится управа района, а в другом до сих пор живут люди. На фоне двух советских панелек в 12 и 16 этажей это смотрится как привет из другой эпохи.

На улице Чистова выстроили целый квартал лужковских многоэтажек, в которых в ипотеку покупал квартиры «офисный планктон» нулевых годов. Но между ними каким-то чудом затесался трехэтажный зеленый особняк за номером 10. В нем жила моя одноклассница, с которой я впервые поцеловался. А сейчас жильцов выселили, обшарпанные зеленые стены окружают сырую пустоту. Строители из Таджикистана рассказали, что в доме были деревянные перекрытия и лет десять назад он весь сгорел. Надеюсь, с одноклассницей все в порядке.

Я подхожу к бабушкам, сидящим на лавочке во дворе обычной пятиэтажки.

— Здравствуйте! Я журналист и хочу написать про этот район…  — начинаю я.

— Пишите только хорошее! — инструктируют бабушки. — У нас тихо, хорошо, зелено! Собянин все для нас делает!

Одна из них, оказывается, живет здесь с детства. Она показывает мне, где стояли длинные деревянные бараки на месте нынешней наркологической клиники. «А за ними были огороды до самого пруда. А там — дачи», — вспоминает старушка.

Бараки ликвидировали в два захода. Сначала силами немцев, которые с 1944-го строили здесь свои трехэтажные теремки. Но в них при всем изяществе внешнего вида было не очень комфортно, говорят старушки. Не было горячей воды и отопление через колонку. Тогда советская власть проявила заботу о трудящихся и стала строить кварталы современных благоустроенных кирпичных пятиэтажек для рабочих расширявшихся тогда заводов, в первую очередь АЗЛК.

— Ох, как здесь было весело, — рассказывает одна из бабушек, Валентина. — Сплошная молодежь! Приехали работать, стали получать квартиры. Вечером во дворах играли на гармошках. Все время смех стоял! А летом всем двором бегали на Люблинский пруд купаться.

Поначалу во многих пятиэтажках были коммуналки. Но постепенно их расселили, и теперь семьи живут отдельно. Может, от этого они больше не играют на баянах и не поют красивые народные песни. Да и бывшая рабочая молодежь теперь вышла на пенсию.

В 1962 году, в разгар регулярной застройки Текстильщиков, сюда приехал Никита Хрущев. Он открывал первый в Москве крытый колхозный рынок на Люблинской улице. В детстве я ходил туда с родителями за свежими овощами и дефицитным в те годы мясом. Купол павильона снесли в 2009-м: после обрушения Бауманского рынка выяснилось, что все подобные сооружения не соответствуют требованиям безопасности. 

Третий уровень. От аристократов до хипстеров и обратно

Надстройку любого общества составляют религия, культура, досуг и статусное потребление. В XVIII–XIX веках в будущих Текстилях с этим было все хорошо. И культуру, и статусное потребление представляли два аристократических поместья: Садки, принадлежавшие графу Алексею Орлову-Чесменскому, и Люблино эксцентричного богача Николая Дурасова, который «жил как сатрап, имел в садках всегда готовых стерлядей, в оранжереях — огромные ананасы и был до эпохи французов, все изменившей, необходимым лицом общества». Дурасовская усадьба до сих пор сохранилась с барским домом, крепостным театром и другими строениями — прямо на южной границе Текстильщиков.

Когда я был ребенком, у нас с надстройкой было попроще. Вместо религии был памятник Мальчишу-Кибальчишу (он и сейчас стоит во дворе 654-й школы) и пара бюстов Ленина. Культуру генерировал АЗЛК. Он строил школы, патронировал библиотеки и содержал ДК, в котором выступала Людмила Зыкина и шли кружки хореографии для детей. Зато был общепит: штуки три рабочие столовые и кафе «Марсианка» на Люблинской улице. В столовых давали вкусный молочный суп, макароны по-флотски и компот. Хлеб с горчицей бесплатно лежал в плетеных корзинках на столиках. Комплексный обед стоил рубль, но если покупать абонемент на месяц, выходило дешевле. Мама покупала мне такой, чтобы я ел после школы. А я контрабандой делил обед с одноклассником Витей, с которым мы лазали по заброшкам и долгостроям.

В кафе «Марсианка» я ни разу не был. За ним закрепилась дурная слава. Говорили, что там очень дорого, только для кооператоров. Чуть позже эти кооператоры приобрели красные пиджаки, черные «мерсы» и стали слушать техно так громко, что было слышно на другом конце района. Случалось, что вопросы кооперации решали с помощью огнестрела, и некоторые «марсиане» покидали кафе вперед ногами, заплатив сразу по гамбургскому счету.

Теперь вместо рабочих столовых несколько «узбечек», где можно за 200 рублей съесть вкусную шурпу, а за 250 — лагман или ковурдак. «Марсианка» эволюционировала в ресторан «Сытый лось» с большой верандой и ценами примерно как в центре. В двухэтажном особнячке, в котором я октябренком сдавал макулатуру в обмен на книги, теперь кофейня, крафтовый кабачок и даже гостиница. Интересно, что подумали бы мои родители 30 лет назад, если бы увидели ресторан «Шварц Кайзер» на месте бакалеи, в которой в 1980-х стояли многочасовые очереди за дефицитом? Наверное, укрепились бы в своих симпатиях к перестройке и рынку. С другой стороны, честно было бы показать им и здание моего детского сада, в котором сейчас какая-то коммерческая контора вместо детей. И еще бездомных, которые просят милостыню возле метро.

Развернувшееся во всю ширь общество потребления генерирует и духовную культуру. Бюсты Ленина, правда, убрали. Зато поставили памятник Шолохову на Волжском бульваре. А на улице старой большевички Артюхиной открылся Институт мировой экономики и информатизации. У входа студентов встречают бронзовый Шурик с подругой из фильма «Операция «Ы»», которые зубрят конспект.

На перекрестке Волжского бульвара и Волгоградского проспекта стоит построенный в 2015 году белокаменный крестово-купольный собор во имя благоверного князя Андрея Боголюбского в псевдодревнерусском стиле. Вместо Ленина в нем две иконы Николая II. Изначально власти собирались построить здесь мечеть. Но жители выступили против. Утреннему пению муэдзина они предпочли рев машин на перегруженной Волгоградке. Страсти кипели нешуточные. Прошло несколько митингов протеста. И Господь вразумил мэрию, управу и других отцов города: мечеть заменили на церковь, и дело сразу пошло на лад. Не хватало только денег на стройку.

«В июле 2014 года прихожане вместе со священником совершили паломничество в г. Владимир, где у мощей святого Андрея Боголюбского была совершена молитва о помощи в строительстве нового храма. Не прошло и двух недель, как с помощью Управы района и Префектуры округа были найдены первые средства на строительство храма», — рассказывается на сайте прихода. Эффективность молитв со временем только нарастала, и в 2016-м Господь послал верующим главного спонсора — ПАО ГМК «Норильский никель» Владимира Потанина.

Словно бы вернулись старые добрые времена, когда аристократы и миллионеры строили в этих местах свои загородные резиденции, крепостные театры и часовни.

Фото: Владимир Зуев