В январе 2023-го Всемирный совет по путешествиям и туризму (WTTC) назвал Париж мировой столицей путешествий. Французская столица привлекает до 100 млн туристов в год, что приносит городу 35,6 млрд долларов дохода.

Неформальный титул главного мегаполиса мира Париж удерживает уже более двух столетий. Но его нынешние власти готовы отказаться от него, превратив мировую столицу в сеть районов, в которых все знают друг друга, но редко ездят в центр. Фактически речь идет о том, чтобы трансформировать современный мегаполис во множество компактных городов-коммун, напоминающих античные полисы. Впрочем, возможно, именно так и будут выглядеть города будущего.

Нынешний мэр Парижа Анн Идальго положила в основу своей предвыборной кампании 2020 года концепцию «15-минутного города» (ville du quart d’heure), разработанную профессором Сорбонны Карлосом Морено.

Живой, умный и дружелюбный город будущего

Толчком к выбору радикальной стратегии послужила пандемия. Идальго переизбиралась на пост мэра в условиях карантинов, которые повсюду нарушили привычный образ жизни. «Когда она позвонила мне и сказала, что заинтересована, и мы встретились, я думал, что это будет абзац внизу предвыборной листовки», — вспоминал профессор Морено. Но Идальго была настроена серьезно. Ей нужна была революционная концепция глубоких изменений.

— Эта пандемия заставила нас сделать то, что мы так долго откладывали: жить по-другому, изменить свой повседневный образ жизни, — рассуждает Морено. — Она впервые заставила нас думать о здоровье граждан не только в терминах медицинского обслуживания, но прежде всего в контексте другого ритма жизни и другого подхода к социальному взаимодействию и к обращению со временем.

Для противодействия коронавирусу было важно снизить нагрузку на общественный транспорт и заставить людей реже ездить в центр города. И это привлекло внимание к идеям Морено, сформулированным за несколько лет до пандемии.

«Мы живем в сильно сегментированных, социально раздробленных, экономически неравных городах, — писал Морено. — Города представляют собой наибольшую концентрацию человеческой деятельности, но они организованы парадигмой эпохи бетона, нефти, которая мешает им дышать из-за тройного эффекта выбросов, производимых зданиями, отопительными сетями и транспортом, работающим на бензине».

Концепция Морено изначально была подчинена экологическим задачам. Он хотел сделать город чище и со временем избавить его от углеродных выбросов. Для этого его нужно было сделать меньше. В итоге ученый и его коллеги решили «разделить город, сделать его полицентричным, мультисервисным, превратить его в обширную сеть мест». Но сказать проще, чем сделать. Люди едут в переполненном метро на другой конец агломерации или стоят в автомобильных пробках не ради удовольствия. Их гонит необходимость. Необходимость зарабатывать на предприятии или в офисе. Или даже необходимость получить удовольствие — в сияющем центре, где полно бутиков, музеев и ресторанов, это сделать проще. Именно эту ситуацию и предложил исправить французский ученый колумбийского происхождения Карлос Морено: «Как оживить каждый район в любое время, чтобы люди проводили в нем время с пользой? Необходимо создать все, что нужно для жизни, менее чем в 15 минутах ходьбы от дома. Облегчить доступ к шести основным социальным функциям, которые делают горожан счастливыми: жить достойно, работать в достойных условиях, получать продукты, иметь доступ к ресурсам здравоохранения, образования и отдыха ближе к дому».

Было понятно, как собрать пять из шести элементов этого пазла. Строить школы, больницы и парки, развивать торговлю и услуги на периферии города. С работой было сложнее. «Время COVID 19 показало нам, что мы также можем работать из дома или, что еще лучше, рядом с домом, меньше ходить в офис, сокращать наши дни или часы присутствия». И тут позвонила мадам мэр. Идеи превратились в городскую политику.

— Мы движемся к новой городской революции, — говорит Морено. — И 15-минутный город ускорит ее. Башни и офисные здания уйдут в историю. Их место займет децентрализованная работа в многофункциональных зданиях. Представьте: школы и колледжи по вечерам и в выходные работают как офисы или переговорные. Мы используем каждый уже построенный квадратный метр, делая его использование более многофункциональным. Четвертьчасовой город означает поощрение местной торговли и услуг. Для экономической и социальной жизни местная пекарня и овощная лавка лучше покупок через интернет. Пекарь, торговец овощами, бакалейщик и мясник помогут сэкономить вам на поездке в гипермаркет, а заодно предложить полезные продукты рядом с домом и с меньшим количеством посредников. Эта гиперблизость станет источником новых экономических и социальных моделей. Возвращение к местной городской жизни означает переход от вынужденной мобильности к мобильности, которую мы выбираем сами.

Город-сад на практике: от Парижа до Москвы

— Программа Морено — лишь одна из множества версий концепции многофункциональности городского пространства, — комментирует доцент Высшей школы урбанистики ВШЭ, архитектор и городской планировщик Виталий Стадников. — Все они восходят к идее города-сада, которая возникла более ста лет назад. Все подобные концепции обосновывают многофункциональность города и рисуют картину сети городов-спутников, в каждом из которых есть полный цикл: работа, жилье, социальные услуги и комьюнити. Но в реальности это очень редко удавалось реализовать. Большинство городов-спутников в мире — спальники.

Относительно просто превратить в город-сад небольшой европейский город вроде Любляны. Но с мегаполисом вроде Парижа или Москвы сделать это очень сложно. Переместить рабочие места из центра и распределить их по окраинам указом нельзя. Под лозунгами урбанистической революции часто скрываются более скромные и прикладные задачи.

— В Париже речь идет не о создании новых районов, а о том, чтобы вылечить уже существующие монофункциональные спальники, — объясняет Стадников. — И власти стараются создать там хоть какие-то рабочие места, стимулировать мелкий бизнес, оживить культурную жизнь. А вот Москве, как правило, подобная риторика просто обслуживает заказ девелоперов, которые хотят застроить сельхозугодия или природоохранные зоны. Эту задачу нужно получше продать, и вот урбанистам заказывают написать, что мы строим не спальники, а 15-минутные города. А в реальности будет новое Домодедово, где люди будут выходить из своих многоэтажек, садиться в маршрутку и ехать в Москву на работу.

При всем утопизме теоретических доктрин в арсенале городских властей есть набор сравнительно эффективных мер, которые могут улучшать качество городской среды, уменьшать транспортные потоки, оптимизировать расход ресурсов, снижать загрязнение и экономить время граждан. Одна из наиболее важных среди них — политика шеринга.

— Это правильное направление развития, — говорит Стадников. — Шеринг отвечает запросам времени. Но нужно отдавать себе отчет в ограничениях этой политики. Ведь шеринг снижает качество ресурса. Школьный класс не вполне адекватная замена офиса. И так происходит с каждой функцией. Это как с авиацией: в 1950-х самолеты выглядели как корабли, в них были столики, кресла были развернуты друг к другу, а теперь всерьез обсуждают стоячие места на пассажирские рейсы. С городским пространством, зданиями и всем прочим точно такая же история: шеринговость в целом улучшает район, но качество каждой функции падает.

Парижские власти сталкиваются с этим, когда разрабатывают проекты расширения функционала общественных пространств. Районные клубы, библиотеки, даже школы и колледжи используются в качестве коворкингов для местных гражданских инициатив, в помещениях администраций проводят ярмарки и концерты, фестивали культур разных диаспор. Таким образом удается рассредоточить функции прежних деловых центров, уменьшив их «гравитацию».

— Сити, кварталы офисных небоскребов — градостроительная ошибка. Типичная капиталистическая ошибка. Они вносят сравнительно небольшой вклад в общественное благо, но требуют огромных издержек энергии, материалов, усложнения логистики и так далее, — говорит Стадников.

Власти понимают, что трудно автоматически перенести функционал офисного небоскреба в десять районных библиотек, просто выпустив циркуляр. Поэтому они пытаются сделать систему более гибкой, передавая право принимать решения вниз, на места. Для этого нужно сформировать дееспособные сообщества, которые будут определять свои потребности сами, без указаний сверху. Существует даже специальный термин — «комьюнити-билдинг».

— И американцы, и те же французы этим занимаются очень активно. По сути это работа над формированием и совершенствованием местного самоуправления. А у нас кто этим будет заниматься? У нас даже дератифицировали хартию самоуправления, — вздыхает Стадников.

Одним из важнейших экспериментов парижской мэрии стал партисипаторный бюджет, или бюджет участия. Граждане могут сами голосовать за распределение части городской казны между конкурирующими проектами. Эта доля вначале составила скромные 5%, но должна постепенно увеличиваться (предвыборная программа Анн Идальго обещала к 2024 году выйти на 25%, но пока власти отстают от графика).

Практическая реализации этой идеи сталкивается с большими трудностями. Например, идея превратить некоторые городские магистрали в пешеходные зоны вызвала не только противодействие автомобильного лобби, но и недовольство части горожан. А вот жители центра, через который проходят самые загруженные трассы, эту идею поддержали. Оппозиция критикует и механизмы распределения партисипаторного бюджета. Одна из главных проблем — что сами альтернативы, между которыми должны выбирать жители, формируются, как правило, сверху. Но все же возможность влиять на распределение денег укрепляет социальную сплоченность горожан.

В Москве власти попытались заимствовать западные идеи и внедрить практики шеринговой экономики. Например, в ходе строительства Новой Москвы закладывались нормы, в соответствии с которыми первые этажи зданий с самого начала задумывались как нежилые. В них предполагалось концентрировать местную жизнь, в том числе и экономическую. Предполагалось создать 1 млн рабочих мест, которые должны были возникнуть в этих нежилых помещениях.

— Но с какого перепуга это могло бы сработать? — разводит руками Стадников. — Вот купили люди квартиру в Коммунарке. У них на первом этаже какие-то помещения, скорее всего, пустуют. Но могут ли эти люди начать в них работать? Ведь он, скажем, архитектор. А она работает в Институте географии РАН. И что? Место в НИИ РАН на первом этаже в Коммунарке не появится.

Московские власти пытаются повысить степень многофункциональности районов, но делают это традиционным административным способом. Решения принимаются строго наверху. Даже новые урбанистические рецепты спускаются вниз в директивном порядке. «Получается что-то вроде советского Госплана, который спускал строителям планы застройки в соответствии с проектами развития производств и перемещений рабочей силы. Только сегодня возможности планирования в разы слабее. В стране нет даже нормальной статистики», — говорит Стадников.

Реализовать утопию многофункционального, «живого» города с высокой сплоченностью местного сообщества, которое, как в античных Афинах, способно удовлетворить практически все потребности своих граждан, не удалось нигде. Но сама задача ставится в повестку городской политики все чаще. Помимо 15-минутного города в Париже Карлос Морено называет еще австралийский Мельбурн, где власти пытаются создать сеть городских районов 20-минутной доступности, Копенгаген и голландский Утрехт. Студенты изучают эти концепции в университетах. Архитекторы предлагают соответствующие решения в ходе тендеров и конкурсов. А главное, укрепляются местные сообщества, которые учатся управлять собой. А в России эти идеи играют лишь декоративную роль маркетингового инструмента для продаж недвижимости.

— Для того чтобы превратить Москву в умный и связный город, есть все: механизмы, технологии, даже специалисты, — констатирует Стадников. — Нет только политического заказа. Появиться ему неоткуда: гражданское общество у нас, скажем аккуратно, слабо. А больше ему и взяться неоткуда. Ведь пока мы говорим только о технологической стороне дела, никаких конфликтов интересов между гражданами и властью не возникает. А как только мы говорим о сообществах, а значит, об их способности формулировать и защищать свои интересы, такой конфликт появляется.