Подслушано в Москве: о чем вы говорили на этой неделе
— Да я уже устала посылать стихи на все эти премии, на которых все равно никто ничего не читает.
— Тебе надо стихи не на премии посылать, а напрямую какому-нибудь Моргенштерну.
— Живу один, говорю сам с собой. Подхожу к зеркалу, говорю: «О боже, как я красив» или на кухню: «Кофе мне!» и сам варю, потому что больше некому.
— У меня в подъезде живут три странные женщины. Они все уже немолодые. У них у всех есть дети и нет мужей. И иногда я вижу, что они надевают или розовый рюкзак на себя, или такую кепку, которую можно представить или на ребенке, или на педофиле. У них волосы от природы белые, а они их зачем-то красят в другой белый цвет. Логика? Встретился недавно с одной, у нее так накрашено все, что я испугался. К глазам пририсовано что-то. А я понимаю, что она так накрасилась, чтобы красивой быть.
На эскалаторе в метро
— Когда я съезжала от него, то его мама ему сказала, что, мол, хорошо, что я съезжаю, а то на мне проклятье! Это как вообще? Конечно, я ее удалила из друзей!
— У нее руки еще такие, знаешь, с толстыми пальцами. Ей бы воду носить, мотыгой работать. На грядках копать. А она в старшие менеджеры лезет!
— Когда я еще был маленький, на уроке труда мы делали какие-то шкатулки. И у меня эта шкатулка получилась очень хорошая. И учитель предложил отправить ее типа на конкурс. А сам, как потом выяснилось, продал ее за бутылку водки, и его уволили.
— Она мне говорит, что они купили диван, а он ей через полгода надоел.
— Кто надоел?
— Диван!
— Господи!
— Да. Удивительно, как ей Дима до сих пор не надоел, конечно.
— Как она ему не надоела?!
— Вот сейчас будет лето, не сезон, а Птушкин опять придумает предлог, чтоб не снижать план по продажам.
— Да погоди, весна еще есть.
— Ну весна. Весной влюбляться надо, а не Птушкина слушать.
В книжном магазине «Ходасевич»
— Ой, вы так похожи на Солженицына!
— Не люблю Солженицына. Вы сейчас совсем не комплимент мне сделали.
— Почему же не любите? По-моему, он такой мужчина, за которым можно пойти.
— Ну как мужчина — может быть. Об этом я не могу судить.
— Собака воет из квартиры этой. Не знаю, что они там с ней делают. Протяжно так еще, знаешь. А потом я случайно встретил на лестнице этого хозяина. И там по виду что-то непонятно, кто воет реально — он или собака.
— Он ко мне пристал со своей гомеопатией. Уже 4G на дворе, а он все гомеопатией лечится!
— Хорошо, что на палец не ссыт.
— Может, и ссыт.
— Просто она такая женщина, что на нее посмотришь и видишь мужчину, а ведь так быть не должно, понимаешь? Хоть что-то женственное-то должно быть.
— Слушай, ну у нас сейчас такое время.
— Да какое время? Время, когда женщины забыли, что они могут кому-нибудь нравиться?
— Чего-то не знаю, взять еще бургер или нет.
— Ну если есть у тебя сила воли, то не бери, а если нету, то бери.
— Ну давай карту тогда. Не знаю, как ты живешь со мной. Таким безвольным.
— Ты сходил на английский? М-м-м. Котлету поел? А макароны? В холодильнике котлета. В смысле ты не видел? Ну компьютер с игрой ты видел, а котлету с макаронами не видел, да? Они для тебя слишком маленького размера?
У бизнес-центра
— Здравствуйте, Александр? Вы наггетсы заказывали?
— Наггетсы? Нет.
— Вы Александр, да?
— Я Александр, да. Ну, видимо, я не тот Александр, который с наггетсами. Я тот, у которого две пиццы и суши.
— Да, видимо, вы не мой Александр.
Иллюстрация: Натали-Кейт Пангилинан