Я родился и вырос в Питере, а 20 лет назад переехал в Москву. В родной город, где остались родители, сестра и друзья, продолжал ездить регулярно.

В середине нулевых в фирменном поезде «Смена» по вечерам из динамиков раздавался такой божественный текст: «Уважаемые пассажиры, не вступайте, пожалуйста, в доверительные отношения с попутчиками, с которыми раньше не были знакомы. Не афишируйте свои деньги и по возможности держите дверь своего купе закрытым. Хорошего вам отдыха, спокойной ночи».

Проводница ночного поезда, раздавая пассажирам блокираторы для дверей купе, честно говорила: «Вы на них не надейтесь. Прячьте денежки. Наволочки чистые, туда и кладите». В другой раз другая проводница, виновато всунувшись в наше купе, попросила пользоваться туалетом только с нерабочей стороны вагона: «А то с рабочей стороны раковина промерзла. Я уж сегодня и между колес залазила, но промерзло все, ну никак!» Я ответил, мол, что вы, не надо между колес. Мы уж и с нерабочей стороны приладимся с божьей помощью.

Но в декабре 2009 года жизнь людей, регулярно мотавшихся между Петербургом и Москвой, круто изменилась — появился «Сапсан», дневной поезд, на котором добраться из одной столицы в другую можно было всего за четыре часа (а сейчас уже и за три с половиной, если на том, что мчится без остановок). Выглядел новый поезд совершенно инопланетно — как космическая капсула, и девушки инстаграмились на фоне его обтекаемого носа. Внутри все тоже было как в сказке или как в Европе: чисто, светло, телевизоры, пять аудиоканалов с репертуаром от сказок до джаза и классики, бесплатные наушники, объявления на двух языках («Зе некст стейшен из Вишни Волочок!») и вышколенный персонал: молодые ребята, вежливые, как из другой жизни, — и кофе с сэндвичем принесут, и раскраски для детей, а если попросят не шуметь, то тоже чертовски ласково.

Но главное, главное — это была революция в образе жизни. Позавтракав рано утром у мамы в Питере, в половине двенадцатого я был уже на планерке в редакции на «Пролетарской» в Москве. И наоборот: отпросившись с работы в три часа дня, в восемь вечера можно было уже обняться с друзьями в рюмочной на Пушкинской улице, в двух шагах от Невского. «Сапсан» вообще оказался прежде всего про это: он не приглашает в путешествие, а скорее отрицает пространство и расстояния, превращая Питер и Москву в один город, словно их и не разделяет почти 800 км.

Двухголовый поезд, как сказочный Тянитолкай, носится туда-сюда между двумя вокзалами-близнецами, построенными по одному и тому же проекту Константина Тона. Прибавьте к этому то, что на «Сапсане» обычно ездят на уикенд или в короткие командировки (тариф «туда-обратно» на 10% дешевле), и вы поймете, почему иногда, проснувшись после часа сладкой дремы где-то между Чудово и Окуловкой, я не сразу понимаю, куда именно еду сейчас — к родителям в Питер или обратно в Москву. «А приехал я назад, а приехал в Ленинград», — причитания человека рассеянного с улицы Бассейной идеально описывают поездку в «Сапсане», главная цель которой убедить тебя, что ты никуда не уезжал, что Москва лишь продолжение Петербурга, и наоборот.

За двенадцать с лишним лет поезд этот стал мне родным домом — боже, я знаю его как облупленного. В вагоне номер один (первый класс) — кожаные кресла и отдельная переговорная с диваном, во втором (бизнес-класс) кормят, как в самолете, в четвертом самые дешевые билеты, в шестом почему-то нет гардероба, зато есть стойка с брендированными сувенирами, между пятым и шестым всегда стоит тележка с бесплатными газетами и журналами, в пятом — бистро, где среди прочего предлагают свиной рулет с картофельным крокетом, только пластиковым ножом он не режется, в десятом есть детское купе и розетки у каждого кресла (в других они только в торцевых стенках в начале и конце вагона). В буфете кроме эспрессо, капучино и американо есть «бочковой» кофе. На тайном местном жаргоне называется «нефть» — стоит на 40 рублей дешевле самого дешевого заварного, а по вкусу ничем не уступает, рекомендую. Ну и посмотреть на реакцию милой буфетчицы, когда вы небрежно бросите: «Мне, пожалуйста, твикс и стаканчик нефти», — дорогого стоит.

А еще «Сапсан» — это, конечно, люди. В первые годы это были большей частью клерки и хипстеры, но потом билеты сравнялись в цене с ночными фирменными поездами (а если покупать заранее и в будние дни, то «Сапсан» и дешевле выйдет), и подтянулась вполне демократичная публика. С кем я только не ездил за эти годы: например, с командой девушек-баскетболисток, которые возвращались в Москву после явно удачного матча. Пока их тренер, сидевшая за мной, предупреждала подругу, что «Мише верить нельзя, потому что он мало того, что сволочь, так еще и жадный, а вот это уже проблема», девчонки праздновали победу. Они собрались за двумя столиками в вагоне, и перед каждой стоял свой собственный торт, клянусь. Маленький, но свой. В руке у каждой спортсменки была большая пластиковая ложка. «Ну что, погнали?» — сказала одна, и они начали кромсать торты белыми ложками и некоторое время ели молча, абсолютно счастливо улыбаясь.

В другой раз я ехал с группой старшеклассников, громко и азартно игравших в мафию, с наслаждением «расстреливая» сопровождавших их в поездке учительниц. Американец, устроившийся на соседнем кресле у окна, с восторгом объяснял мне, что всю жизнь мечтал посмотреть на Россию глазами Анны Карениной и, тыкая пальцем в сторону деревенских домиков, кричал: «Дачаз! Чеков!» Загорелый дантист со смехом рассказывал, как пытался покурить в вытяжку в поездном туалете: на выходе его приняли мрачные ребята из службы безопасности «Сапсана» и обещали высадить, но он все равно выкрутился — раздал им свои визитки и пообещал скидки. Молодой меломан в бандане и с заплетенной в косичку бородкой убеждал меня, что настоящая «Аида» без слонов невозможна.

Так и хочется назвать «Сапсан» энциклопедией русской жизни, но ведь и это, как писал Кафка по другому поводу, только кажется. В недавней премьере театра Виктюка по «Мертвым душам» режиссер Денис Азаров перенес действие на полустанок в условном будущем: над подземным переходом тянется труба, по которой время от времени проносится то ли «Сапсан», то ли гоголевская птица-тройка. Это довольно точный образ: если двести с лишним лет назад Радищев описывал Россию, давая главам «Путешествия из Петербурга в Москву» названия встречавшихся ему населенных пунктов, то «Сапсан» проделывает этот путь или вовсе без остановок, или с двумя-тремя стоянками по одной минуте. Быстро выплевывает желающих сойти, мгновенно всасывает горстку новых пассажиров и мчится дальше мимо забытых богом полустанков из одной столичной жизни в другую — с музыкой в наушниках, фильмами в телевизоре, Павлом Волей в айпэдах и вином в буфете. Так что на самом деле пассажиры «Сапсана» так же далеки от России, проносящейся за окном со скоростью 200 км/ч, как и Анна Каренина.

… Недавно возвращался от родителей из Питера утренним «Сапсаном». На платформе Московского вокзала парень в синей куртке успокаивал девушку в ярко-желтой шерстяной шапке с помпоном: «Ну Рит, ну чего ты. Ничего страшного. Там почти все то же самое». Девушка уткнулась ему в плечо. «Просто, — сказала она, — понимаешь, не хочется уезжать». Еще как понимаю.