О зеленом Арбате детства и засилье кладбищенской эстетики.

Я родился…  

В арбатских переулках. В годы моего детства здесь еще оставались  неасфальтированными улицы, в некоторых дворах – булыжные  мостовые. В палисадниках буйно цвели яблони и вишни. Весь Арбат был зеленым, и сохранялась интимная локальная жизнь.  Слом произошел в 1979-м перед московской Олимпиадой, когда  старые домики расселили, а жителей переуплотнили. Мальчишками мы бегали по опустевшим домам. До сих пор у меня живет фикус, который я нашел на развалинах старого деревянного особнячка. Мне по-детски стало жаль сломанное растение, и бабушка его выходила. Теперь это уже неимоверная пальма. 

Сейчас живу….

На Ленивке, в самом ближайшем — ближе нет — к  Кремлю жилом  доме. 

Я люблю гулять…

Последнее время гуляю мало, больше передвигаюсь на машине. Если все-таки гуляю, то по пути многое удивляет и не всегда радует. 

Мой любимый район в Москве…

Арбат.

Нелюбимый район… 

Нелюбимых нет. Для этого надо испытывать жесткую неприязнь, а у меня к городу доброе отношение. Стараюсь не давать Москве поводов быть не любимой: просто не попадаю в те места, где априори буду чувствовать себя не комфортно.

Место в Москве, в которое давно собирался, но никак не могу доехать…

В Кусково. Но есть места, куда не собирался, но попал и был очарован. Например, музей Островского в Замоскворечье. Дивный домик, с дивной мебелью и преданными смотрительницами, нежно сохраненный, как из детства. Мы позорно мало знаем город. Вот, скажем, усадьба Тропинина на Волхонке, где я ни разу не был, хотя  живу рядом. 

Главное отличие москвичей от жителей других городов…

Все так смешалось, что москвича и от петербуржца-то с трудом отличишь. Есть европейские столицы, сохранившие монокультуру,  а есть города, где она «растворилась». Мегаполис — он везде мегаполис, с общими признаками, такими как язык, скорость.  Глобального отличия нет.

В Москве лучше,  чем в Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…

Хорошо там, где нас нет. В Москве для меня лучше, потому что здесь дом. Домашняя ситуация определяет твое поведение, статус. А жизнь везде состоит из одинаковых проблем. 

В Москве в последнее время изменилось…

Я бы выделил два момента. Во-первых, засилье кладбищенской эстетики в ее разных проявлениях. Не понятно, откуда она взялась: мрачные урны, лавочки, желание все и везде законопатить камнем и отлить в граните. Европеизированное кладбище. Москва такой  никогда не была, она была «земляной». Этот момент меня огорчает.  Второе: город здорово озеленили в последнее время. Однако в парк Зарядье мне даже заходить не хочется. Его делало то же архитектурное бюро Diller Scofidio + Renfro, которое сделало парк Хай-Лайн вместо заброшенной ветки железной дороги, на эстакаде. Но насколько в Нью-Йорке все у них вышло органично, с колышущимися тростниками, настолько в Зарядье получился в итоге искусственный новодельный «кладбищенский» вариант. 

На магистерском курсе «Печатная графика» в Школе дизайна ВШЭ…

Авторское тиражное искусство, printmaking, превратившийся в целую индустрию и важнейший сегмент художественного рынка, в  нашей стране был, но исчез. В любой американской художественной школе для студента, собирающегося стать  бакалавром или мастером fine arts, это обязательная дисциплина. У нас такое направление в профессиональных вузах отсутствовало. Курс «Печатная графика» будет копировать программу  магистратуры американских университетов. Сюда я добавляю проектный подход. Первый год будем поэтапно изучать все виды  ручной печати — глубокую, высокую, трафаретную печать, литографию. Занятия пройдут на базе Пиранези LAB. Планируем участвовать в международных проектах, биеннале, отправлять работы на конкурсы, что, разумеется, позволит учащимся соизмерять себя со всем происходящим в мире.

Занятия в Школе дизайна ВШЭ начинаются 17 сентября.

Фото из архива А.Веселовского