О том, как стеснялась ходить на собрания художников в мастерской Ильи 45 лет назад, и о том, что ты не можешь быть героем у себя на деревне.

Я жила…

В Южинском переулке (сейчас Большой Палашевский. — Прим. ред.). А в районе Сретенки была мастерская, там проводил время Илья. Но это было 45 лет назад.

Когда в мастерской на Сретенке стали собираться компании, я уже уехала из страны. К тому же я из другого департамента — я была музыкантом, в тот момент работала в Театре киноактера, и я очень стеснялась ходить на такие собрания, где было много народа. Но часто я просто приходила в мастерскую к Илье. Я читала, а он рисовал. Он меня постоянно брал в музеи: очень хотел образовывать в художественном смысле, много рассказывал про искусство. Водил в музей Рублева, Пушкинский, в Театр на Таганке, когда там еще играл Высоцкий.

Сейчас в Москве останавливаюсь…

В Москву я приезжаю редко. Обычно останавливаюсь в «Кемпински», а сейчас в «Метрополе». Гулять по городу я не успеваю.

Раньше любила гулять…

А вот когда я жила в Москве, мы много гуляли. У нас была дача в Загорянке. И мы с сестрой так и ездили на электричке — из Москвы в Загорянку, в чисто поле и обратно. Москва тогда была другая, как другой мир. В буквальном смысле прошлый век.

Книг ни у кого не было, а у меня мама работала в книжном издательстве, поэтому у нас дома была колоссальная библиотека, я очень читающий человек.

Когда в школе училась, мы жили в Черемушках. Много всего было, о чем сейчас уже не интересно говорить. У меня была очень сложная жизнь из-за моих родителей.

Я любила гулять по улице Горького. Мне нравилась сама Москва. У меня была к ней привязанность. Поэтому когда я уехала, мне было грустно. Это не как сейчас — уехать и потом можно вернуться. Тогда ты уезжал  навсегда — как на другую планету. Было, конечно, грустно, что ты оставил тут все. Друзей уже почти не было, потому что с момента, когда ты принимаешь такое решение, друзья боятся к тебе близко подойти. А когда семья переехала, то ты втягиваешься в другую жизнь, и это и есть твоя жизнь. Другой нет.

Сейчас мы живем…

Под Нью-Йорком. Это моя жизнь. Я люблю Нью-Йорк, его энергетику, то, к чему я привыкла — это 45 лет моей жизни. Большая часть моей жизни прошла не здесь, не в России.

Если сравнить Москву и Нью-Йорк…

Сравнивать города по энергетике невозможно. К тому же я сюда приезжаю как гость, я не живу здесь. А как живут те, кто здесь действительно живет, я не вижу, только слышу. Если я отъеду от Москвы, тогда я реально увижу, что происходит. Когда я хожу по центральным улицам, я не захожу в дома людей. Если я захожу к нашим старым приятелям, к знакомым Ильи, я вижу, что у них условия не самые лучшие. А когда прихожу к моим сегодняшним друзьям, у них условия, какие бывают в Голливуде, в кино. Поэтому все это нереально для меня. Реальны люди, с которыми я разговариваю и работаю, все остальное — это мираж. Я прекрасно понимаю, что оценивать московскую реальность с моей стороны было бы неправильно.

Те люди, с которыми я тут работала…

А профессиональные люди везде профессиональны, если они по-настоящему любят свою профессию. Я могу так сказать о тех, с кем я работала и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Они, конечно, начинают иногда: «Не буду, не знаю, не хочу…» В их понятии они профессионалы, а ты пришел и говоришь, что делать. Но когда начинается работа, настроение меняется, происходит оттепель, а дальше уже начинается совместное творчество: «А что, если мы попробуем вот так?» Честно говоря, мне всегда это нравится, потому что видно — человек вовлекается в работу, потому что он ее любит.

Наша выставка «В будущее возьмут не всех»…

Мы долго не хотели делать выставку в Москве: ты не можешь быть героем у себя на деревне. Илья вырос, учился и работал в Москве. Первую выставку мы сделали в Санкт-Петербурге, потому что там другая территория, она не наша. Мы приехали, мы чужие. Здесь ты свой. А у себя дома обычно говорят: «Ну что он может сделать, я же его знаю! Ничего такого в нем особенного нет».

Мы не хотели. Это неприятно слышать, даже если это и правда. Это и есть характер москвичей — ко всему немножко свысока. Но, мне кажется, выставка перебьет это. Она достаточно хороша, чтобы люди ее посмотрели и поняли. Мне после открытия написали 300 писем. Многие говорят: «Это единственная выставка, на которую хочется прийти еще раз, потому что кажется, что что-то недосмотрел. Ты вроде бы понял, но ты понимаешь, что ты не все понял, а вдруг что-то осталось».

Выставка в Лондоне…

Была такая же, но гораздо меньше. Здесь она больше и по-другому построена. Пространство сделал архитектор Евгений Асс — это очень удачная наша совместная работа. Обычно мы работаем без архитектора, но в данном случае мы не знаем пространства. В Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке я знаю, сколько нам надо оставить метров для прохода: там нужно рассчитать, чтобы можно было провезти коляску. А здесь никто об этом не говорит. Про местную проводку мы ничего не знаем, Асс знает все. И мы доверились друг другу в работе.

О профессиональном музейном содружестве в Москве…

У нас тут прекрасная кооперация произошла. В Третьяковке не хватило ламп для экспозиции, так нам и Пушкинский музей предложил, и «Гараж» принес целый ящик. Это и есть профессиональное содружество. Только нужно нормально обращаться с просьбой, а не вопить и кричать, что нам тут ничего не дают, а попросить — не можете ли одолжить. С большим удовольствием нам помогли. Половина ламп здесь в Третьяковке не местные.

Выставка Ильи и Эмилии Кабаковых «В будущее возьмут не всех» в Новой Третьяковке открыта до 13 января 2019 года.

Фото: Александр Казаков/«Известия»