Вчера, 6 августа, умерла фэшн-директор ЦУМа и вице-президент Mercury Алла Вербер. Ей был всего 61 год.

По ней скорбят не только российские коллеги и друзья, но и весь международный фэшн. Мы собрали комментарии и воспоминания Наоми Кэмпбелл, Альбера Эльбаза, Сюзи Менкес, Эвелины Хромченко, Ральфа Руччи, Алены Долецкой, Полины Аскери, Ольги Михайловской и других коллег Аллы Константиновны.

Эвелина Хромченко, эксперт моды:

Как-то Алла Вербер попросила меня написать историю про то, как я с ней познакомилась…  У меня не вышло: полное ощущение, что она была в моей жизни всегда. Как старший родственник.

Алла занималась ритейлом моды и люкса, я была журналистом моды и пиарщиком. Так что мы были знакомы с тех пор, как она вернулась в Москву из Канады. А вот когда именно мы начали сотрудничать, я отлично помню. Алла присоединилась к Mercury в середине 1990-х, а мое PR-агентство делало пиар для большинства люксовых запусков компании.

Последней пресс-конференцией, которую я лично подготовила и провела перед тем, как оставить свое агентство и стать главредом крупного международного модного глянца, была пресс-конференция по поводу открытия бутика Gucci в России 10 декабря 1997 года. В ней участвовали легендарный президент Gucci Доменико де Соле и Алла Вербер, которая была инициатором этого открытия…  На запуск бутика Fendi в сентябре 1998-го, на гранд-показ Fendi в ГЦКЗ «Россия», на открытие бутика Chanel в 2000-м и на множество других fashion-открытий, организованных Аллой Вербер, я уже приходила как гость.

Сейчас вы меня просите написать истории про Аллу, но я не могу этого сделать по совершенно другой причине: у меня масса историй, веселых и не очень, но эта информация называется «инсайд» и разглашению не подлежит без разрешения героя материала: извините, но я журналист классической школы.

Все пишут, что Алла — человек-праздник, и это чистая правда, но наши интересы были сфокусированы на работе, а не на праздниках. Нормальные подружки встречаются и обсуждают личную жизнь, мы же наговориться не могли про работу и обсуждали те горячие новости закулисья, о которых индустрия узнавала через некоторое время из свежей заметки Сюзи Менкес в The Herald Tribune. А иногда и сами создавали эти новости.

Также вчера писали, что Алла — человек-солнце, энерджайзер, батарейка…  И это все чистая правда — жаль, что эту приятную правду Алла редко читала на российских глянцевых полосах, все больше в западной прессе, а между тем ее высочайший уровень профессионализма в международном мире моды, несомненно, заслуживал cover stories и на русском языке.
…Но любая батарейка требует подзарядки — и Алла не успела вовремя, не хватило времени на себя. И хотя я знаю, что «это официально», я все равно почему-то надеюсь, что вот-вот на экране высветится ее имя, и Алла скажет, что все это нелепая ошибка. Что на самом деле все хорошо…  Вы даже не представляете себе, как я была бы рада дать опровержение.

Юлия Савельева, журналист:

В сентябре 2008 года я должна была взять большое интервью у Аллы Вербер. Вернее, я должна была поговорить с дюжиной главных персон в стране из разных областей бизнеса для ежегодного толстенного каталога к Millionaire Fair. От мира моды и ритейла, разумеется, была Алла Константиновна. И тут грянул кризис. Дальше в тартарары начало лететь почти все. Сначала стало понятно, что весь каталог нужно сделать немедленно, пока типография была готова печатать его по старым ценам, а бюджет был просчитан до копейки. Интервью с Аллой было запланировано на окончание недель моды и никак иначе. Все герои — финансисты, рестораторы, владельцы заводов и пароходов — кричали в трубку: «Какая “Выставка миллионеров”?! Вы рехнулись?! Свой бизнес бы спасти!» Некоторые просто в лоб говорили: «Мы сняли трубку только из уважения к тому, что звонишь ты, но, пойми правильно, давай лучше через неделю, а лучше через месяц или два?!» И я их понимала. Не будучи никаким бизнесменом и владельцем чего бы то ни было, я за две недели потеряла столько работы, как никогда в жизни. Среди этой всеобщей истерии вокруг меня и внутри меня абсолютное спокойствие сохранял только один человек — Алла Константиновна. Притом что ее бизнес в этот момент получил мощнейший удар под дых: первое, что люди перестают покупать в кризис — это предметы роскоши. Алла же ехала на показы новых коллекций Нью-Йорк — Милан — Париж и на их закупки. И подозреваю, что ее привычный бюджет был кардинально зарезан. Но в ее разговоре даже намека не было на то, что хоть что-то изменилось — только одна величественная стабильность, приветливость и готовность идти на встречу вопреки всему. «Нужно срочно поговорить для Millionaire Fair? Ну, конечно, Юлечка, давайте тогда по телефону?» Я была готова на что угодно, хотя вообще не понимала, как мы сможем хоть сколько-то нормально поговорить, когда у Аллы при этом перелеты, показы и закупки. «Я, правда, сейчас сажусь в самолет, позвоните через 11 часов, буду ехать из аэропорта, и у меня будет полчаса свободного времени». И я звонила. И она обстоятельно, подробно рассказывала обо всем в моде, что знала лучше всех, и об art de vivre, каким она его культивировала для себя и делилась с другими. Так мы говорили еще раза три-четыре, в момент ее дальнейших перелетов по Европе. И я реально слышала, что вот она сейчас получила багаж и идет за водителем к своему экипажу и вещает для «Выставки миллионеров» мне по мобильному. И тогда, и сейчас меня восхищало, что она это делала в принципе. С ровной жизнеутверждающей интонацией, с какими-то офигенскими живыми комментариями, кто там из дизайнеров сейчас какую потрясающую коллекцию показал. Совершенно не обязана была. Но где «миллионеры», там и Третьяковский, там и ЦУМ, там и Алла — она это прекрасно понимала и не представляла, как можно иначе. Все эти ее детища должны были быть на передовой люкса в России. «Выставка миллионеров» тогда на эту передовую претендовала. И только через какое-то время я осознала, что вот эти мои записи в ежедневнике — «Звонить АК!» в конкретный день и конкретное время — оказались своего рода единственным островком стабильности и позволили мне самой не рехнуться окончательно в те две сумасшедшие недели, когда люди теряли нули, бились в падучей и рвали на себе волосы. Алла Константиновна словно бы высоко парила над этим всеобщим хаосом и умиротворенно ворковала: «Ну что вы, Юлечка, все с нашим бизнесом будет хорошо, даже не волнуйтесь… » И эти сеансы связи с Аллой Константиновной на тему роскоши по телефону вселяли какую-то странную уверенность, что никакой особенной катастрофы не произошло и все действительно будет по-прежнему.

Алена Долецкая, издатель, для Blueprint:

Двадцать один год назад, когда мы увиделись впервые, ты поразила меня вот чем: стоим мы с тобой такие деловые на Кутузовском, в одном из первых Mercury Store, в Fendi, обсуждаем планы сотрудничества и заодно, что есть настоящая роскошь в одежде (о боги, как все поменялось!), и вдруг ты — зырк глазами! — и резко оборачиваешься в сторону продавца с каким-то клиентом, подлетаешь к ним так легко и говоришь: «Нет-нет! Вам как раз нужна другая шуба!» — снимаешь с рейла длинную, из баргузинского соболя шубу, надеваешь ее на себя, совершаешь эдакое фуэте: соболя блестят, улыбка на миллион долларов, и, пока я прихожу в себя, клиент уже стоит у кассы с жирной пачкой денег (о времена беспощадного нала) и с радостью меняет их на обновочку. «Извини, — говоришь ты без паузы. — Так вот про наше с тобой фэшн-шоу… »

Полина Аскери, галерист:

Мы с ней познакомились лет десять назад. Вначале я много работала за границей, и мы мало общались — встречались только на мероприятиях, но в последние несколько лет мы виделись часто. У меня галерея современного искусства в Москве, и она собиралась выставить у меня свою коллекцию. У нее прекрасное собрание русских художников. И мы как раз только начали обсуждать возможность выставки у меня в галерее. Она очень хотела их показать именно у меня, а я, наоборот, уверяла ее, что нужно делать в музее у Ольги Свибловой или у Василия Церетели. Алла говорила: «Нет, ты имеешь отношение к фэшну, и давай сделаем у тебя». Меня это очень тронуло, в этом смысле она была не только суперпрофессионалом (это скажет любой, кто с ней работал), который привез к нам в Россию все мировые бренды. Ей никто не мог сказать «нет», если она что-то хотела, она добивалась.

Она всегда была внимательна. Меня поразило, что при встрече на мероприятии она всегда подходила, делала комплимент, замечала изменения, мельчайшие детали — новую стрижку, например. Внимательность и доброта по отношению к людям, что вообще большая редкость в этой индустрии, важнейшие ее качества.

Олег Шаран, фэшн-журналист:

Алла Константиновна Вербер была похожа на матушку-Россию — надевать, так все лучшее сразу, брать, так крепости зарубежных домов моды, где тебя не ждут, строить, так department store, ставший местом силы для fashionista со всего мира, в котором даже пакеты в фирменном черно-оранжевом цвете станут особым пунктом вожделения. Казалось, она изобрела вечный двигатель или сама им стала, работая до 22 часов в кабинете ЦУМа на Петровке, потом до часа ночи дома, просыпаясь в 7.30 и посвящая полетам на бесконечные показы 70% своей жизни. Не каждый молодой профессионал выдержит такой темп, она же могла и своим примером мотивировала других. В наш век социальных сетей вершина карьеры любого публичного человека — стать мемом, и даже тут Алла была вне зоны досягаемости. Ее «Guess where I am?» стала культовой и цитировалась к месту и без. Она меняла реальность вокруг себя и создавала то утраченное из ленинградского детства, что было особенно дорого, как в истории с возрожденным петербургским ДЛТ, где в прошлом столетии трудился заведующим отделом детских товаров ее дед, Абрам Иосифович Флейшер. Алла, как и все большие люди, обладала потрясающим чувством самоиронии, которое в гремучем коктейле с очаровательным акцентом, приобретенным в эмиграции, доводило до колик всех фолловеров ее инстаграм-аккаунта. Она была мудрой и никогда не осуждала тех, кто носит реплики известных брендов, советуя всем относиться к этому «легко и просто». В мае в одном из интервью Алла сказала, что «по уму я осталась шестнадцатилетней», и именно это в сочетании с невероятным жизненным опытом, чувством стиля и иронии к себе и миру привлекало к ней всех умных, талантливых и креативных людей, для многих из которых она стала второй мамой — в профессии и в жизни.

Людмила Лунина, журналист:

Нашла свое интервью с Аллой Константиновной 2000 года. Как и разговор с любым человеком из фэшн-индустрии, где продают воздух/мечту/имиджи, этот переписывался сто раз и сверялся до последней запятой. Это был квест: «да» и «нет» не говорить, черное и белое не называть.
Мы беседовали в ее квартире в Доме на набережной, с окнами на Кремль. Обстановка была минималистичная, из «роскоши» — картина Натальи Нестеровой на стене.
Когда Алла рассказывала о своей ранней эмиграции, она заплакала. Через минуту, правда, начала, утирая слезы, над собой иронизировать, дескать, с возрастом стала такой сентиментальной, даже иногда приглашает любимую подругу вместе порыдать. Но сама картинка — плачущей Аллы Вербер на фоне кремлевских башен — была очень кинематографической и за двадцать прошедших лет не забылась.

Она была Героиней — избыточное качество для топ-менеджера.

Ольга Михайловская, журналист, для Forbes:

Моя первая встреча с ней произошла еще на Кутузовском в торговом доме «Москва». Алена Долецкая попросила поговорить с ней об особенностях российского рынка, о вкусах и пристрастиях наших покупателей. Честно признаться, я боялась к ней идти. Она казалась жесткой, бескомпромиссной бизнесвумен. Но она удивила меня рассказами о своих страхах и ошибках, признавалась, что каждая следующая коллекция кажется ей революционной, а потом она корит себя за нерешительность. Потому что закупила, например, всего лишь три пары расшитых перьями джинсов Gucci, которые были сметены в один день за 3,5 тысячи долларов. Утверждала, что русские женщины не готовы к минимализму, что они хотят уже с утра выглядеть нарядно, а значит, этот тренд не приживется в России никогда. Дело было в 1999-м, когда минимализм стал для всех уже нормой жизни, но она не стеснялась говорить, что думает, без оглядки на Vogue.

Ксения Соловьева, главный редактор журнала Tatler:

Символично, что последний пост Аллы Константиновны заканчивается словами «чувствую себя школьницей». Она была бесконечно молодой и бесстрашной — экспериментируя, переизобретая, пробуя все новое без поправки на возраст, силы, 24 часа в сутки и инстинкт самосохранения.

Сюзи Менкес,  британский журналист, критик моды (Vogue):

Алла Вербер — это большие украшения, большие русские шубы, большая любовь к веселью и при этом трудолюбие. Она умела заставить любой магазин работать. Незаменимая.

Алла, я не верю, что ты ушла. С того самого дня, как Россия сфокусировалась на люксе в 1990-х, ты стучалась в двери Dolce, Gucci, Prada и, никогда не принимая «нет» за ответ, триумфально привозила в Москву их коллекции. Ты была фэшн-директором ЦУМа, вице-президентом Mercury, всегда яркой и веселой. В последний раз нам довелось обняться на Сицилии на показе Dolce&Gabbana, была уже ночь, а мы танцевали.

Наоми Кэмпбелл, модель:

Алла, я никогда не забуду твоей доброты и объятий во времена, когда я жила в Москве.

Альбер Эльбаз, с 2001 по 2015 год — дизайнер марки Lanvin:

Так грустно. Каждый раз, когда умирает кто-то, кто нас любит, я чувствую себя менее любимым. Дорогая Алла, я уже скучаю. Не могу сказать «прощай». Буду любить тебя всегда.

Ральф Руччи, американский дизайнер:

Какая удивительная женщина. Я помню, как она фактически проложила мне путь в Москву — с такой силой и мудростью. Мне повезло, что я знал Аллу.

Деннис Бассо, американский дизайнер:

Алла была потрясающая. Она привезла меня в ЦУМ и построила моему бренду красивый бутик. По ней многие будут скучать.

Массимо Калестрини, дизайнер марки Shiro:

Она изменила мою жизнь, и, собственно, благодаря ей и существует мой бренд. Покойся с миром и всей нашей любовью.

Фото: instagram.com/verberalla