Уже который день чат нашего дома горячо обсуждает единственную проблему — батареи. Они почти не греют — как выяснилось сегодня, когда управляющая компания наконец-то отправила в наш подвал специально обученного человека, сломались датчики бойлеров.

Теперь со свойственной берлинским жилищно-коммунальным службам неспешностью управляющая компания будет чинить поломанные приборы. Участники чата мерзнут и злятся, потому что за окнами, удивительное дело, зима. Не обычная берлинская зима со слякотью, нулевой температурой и серым небом, а то, что обычно описывают выражением «старожилы не припомнят». Старожилы чешут затылки и говорят, что нечто подобное последний раз было в 1979 году. Тогда тоже была полноценная зима со снегопадами, ярким солнцем и морозами –11, но чувствовалось как –18. И тогда гораздо интенсивнее, чем сейчас, пахло печным дымом.

Да, как это ни удивительно, но в одном из самых больших европейских городов до сих пор есть дома с печами и каминами, которые топят углем или пеллетами. Это кажется странным для страны, которая гордится тем, что производит 42% всей энергии из возобновляемых источников. Но то, что может выглядеть дремучей архаикой, на самом деле отлично вписывается в экологический тренд — топливные гранулы из переработанных биоотходов куда лучше, чем сжигаемый мазут. А кроме того, запах дыма из берлинских каминных труб — отличная иллюстрация того, что ни одна модернизация не наступает одномоментно и тотально.

И борьба человечества за лучшие, максимально эффективные источники энергии — отличный тому пример. Как это началось и происходит сейчас, подробно описывает американский писатель Ричард Роудс в книге «Энергия. История человечества». Русскому читателю Роудс известен как автор знаменитой работы «Создание атомной бомбы», за которую получил Пулитцеровскую премию. Он написал много книг о прошлом и настоящем науки и технологий, но назвать его только историком науки или популяризатором было бы упрощением. Роудс всегда пишет об истории общества, о том, как менялись социальные и политические установки благодаря технологическим прорывам. Так и в почти детективной «Энергии» Роудс описывает, как тонко переплетены политика и инновации — и это касается не только XXI века, когда экологическая проблематика и поиск новых источников энергии стали мейнстримом. Конечно, Роудс подробно говорит о сегодняшнем энергетическом кризисе и его сложных связях с изменением климата, но все начинается гораздо раньше, когда паровой двигатель и двигатель внутреннего сгорания еще не были изобретены, а главной мечтой было «уменьшение числа лошадей, потребных для перевозок».

Конец XVIII века Роудс описывает так: «Если американцы, засучив рукава, разбирались в устройстве политической революции, то англичане сделали это, стремясь познать суть революции технической». Он ссылается на прозорливого британского аристократа лорда Шеффилда, раньше многих современников осознавшего после поражения англичан в войне за американскую независимость, что колониализм не так уж и выгоден: «Если в высшей степени изобретательные и достохвальные усовершенствования мистера Корта в искусстве изготовления и обработки железа, паровая машина Болтона и Уатта и открытие лорда Дандональда, позволяющее получать кокс в два раза дешевле, чем теперь, увенчаются успехом, не будет большим преувеличением утверждать, что это принесет Великобритании больше пользы, нежели обладание тринадцатью колониями».

Этот тонкий баланс между совершенно разными сферами человеческой деятельности, который постоянно меняется в погоне за максимальной эффективностью энергетических источников, и есть главный сюжет книги Роудса. Уничтожение европейских лесов привело к более активному использованию угля, но для модернизации шахт требовалось больше металла, а следовательно, больше ископаемого топлива. Инфраструктура начинала развиваться быстрее или становилась прогрессивнее самих технологий. Так конкуренция и поиск новых источников энергии последовательно выводили на рынок и в повседневный обиход паровые двигатели, китовый жир, керосин и скипидар, нефть, гидро- и атомные электростанции и ветряки. Урбанизация требовала освещения улиц, и необходимость поддерживать правопорядок в больших европейских городах стимулировала китобойный промысел в Нантакете. Для постройки новых китобойных судов требовалось больше леса, а ресурсы китовых жиров сокращались. Так для освещения стали использовать растительное масло (включая арахисовое, которое нами сегодня воспринимается только как еда) и продукты переработки смолы, угля и нефти. Параллельно появлялись удобрения и железные дороги, каналы и электросварка.

И все это соревнование за свет и тепло, электричество и газ сопровождалось непредусмотренными политическими и культурными обстоятельствами: решающий удар по китобойному промыслу нанесла Гражданская война в США, а юридический механизм приобретения патентов то стимулировал, то тормозил научно-технический прогресс. Но прогресс неостановим, и мы должны быть ему благодарны за самые неожиданные результаты борьбы за дешевую энергию: современная пивоваренная промышленность, которой нужны печи для сушки солода, возникла во многом благодаря усовершенствованию доменных печей.

И все же жаль, что у нас нет камина — в доме по-прежнему холодно, а режим работы берлинских инженеров-теплотехников непредсказуем.