Об экзистенциальной тревоге на лицах москвичей и о том, что пошлость в архитектуре не зависела от Лужкова, а характеризовала страну в целом.
Я родилась…
На автомобильной дороге под Выборгом Ленинградской области. Ну то есть должна была родиться в выборгском роддоме, но мы не доехали.
Сейчас живу…
С середины 90-х живу в Москве. До этого жила много где: отец был военным, мы много переезжали. Последнее место моего долгого проживания — это Вологда. Оттуда уехала в Москву поступать на журфак в МГУ. Уже со второго курса работала политическим комментатором в программе «Время». Эта должность прямо как воинское звание, почти старший офицер: сначала корреспондент, потом спецкор, потом комментатор. С 2000-го лет на девять был перерыв на рок-музыку (Елена была лидером группы Butch. — «Москвич Mag»). А потом снова вернулась в журналистику. Возможно, это оскорбит коллег, которые считают, что документальное кино не имеет отношения к журналистике. Я так не считаю.
Ушла на пике музыкальной карьеры. Моя жизнь состояла из репетиций, концертов, интервью. Мы побывали с гастролями во многих городах России и не только, прилично собирали на концертах, и тут я поняла, что больше не буду заниматься музыкой.
Незадолго до этого продюсер группы предложила: «А давай снимем кино». Я хорошо представляла, как это делается. Включилась на уровне «прикольно, это будет интересное разовое дело». Фильм делался на большом вдохновении. Совершенно логичным образом героинями этого фильма «Все равно я встану» были музыканты: Светлана Сурганова, Анна Герасимова (Умка) и Ирина Богушевская. Внезапно для фанатов фильм стал каноническим — его разрезали на три части и стали тиражировать в фанатских сообществах строго свои отрывки, про одну любимую певицу.
И вот когда с музыкой все было завершено, появился вопрос, а что делать дальше. Тогда я решила делать кино.
Люблю гулять в Москве…
Обожаю свой район — живу на Автозаводской. Благо он большой и в нем много парков. По соседству и парк «Коломенское», и «Тюфелева роща». Я люблю архитектуру, а в моем районе можно гулять и вдохновляться мастерством сталинских архитекторов, что я и делаю. Вообще люблю старинное, поэтому часто бываю и на Крутицком подворье, и у Симонова монастыря.
Мой любимый район…
До Автозаводской жила на Новокузнецкой. Вот Замоскворечье, наверное, номер один в моем топе московских районов. Знаю его как пять пальцев, включая коды на заборах, ограждающих дома.
Мой нелюбимый район…
Терпеть не могу Новую Москву, да простит меня мэрия. У меня как-то был всплеск: захотелось поменять городскую квартиру на таунхаус в Новой Москве. Более стремительного бегства оттуда сложно представить. Ну нельзя заселять людей, не построив для них инфраструктуру. Даже в простейшей игре SimCity невозможно выиграть, если вы строите сначала дома, а потом поликлиники, детсады и школы. Горожанину недостаточно просто иметь крышу над головой, но при этом жить в жидкой глине и ждать, пока дойдут условия. Это история не про заботу о людях.
В ресторанах…
Бываю в ресторанах сильно меньше, чем в кафе или кофейнях. Как патриот района, отмечу гастрономическую улицу в районе Автозаводской — strEAT. Это фудкорт, типа как на Даниловском рынке. Кстати, по-моему, автор этого проекта как раз возглавлял Даниловский рынок. Вот такой формат галерей из маленьких ресторанчиков с национальной кухней мне очень нравится.
Есть у меня место силы — паб Lock Stock на Преображенке. Он расположен в моем бывшем доме, поэтому долгое время был моим вторым домом. Я проводила там все встречи и интервью, если меня не было дома, просила курьеров оставлять в пабе вещи. Знаю владельцев и всех сотрудников. Кстати, за восемь лет сотрудники там не поменялись, а отсутствие текучки о многом говорит. Сейчас специально езжу туда за ощущением праздника.
Главное отличие москвичей от жителей других городов…
Лица людей, которые живут рядом со мной, как правило, перекошены от экзистенциальной тревоги. Часто читается такая московская истерика: во-первых, что человек несчастен, а во-вторых, что он очень спешит. Если сейчас опоздает на минуту, мир рухнет. Это с одной стороны. А с другой — мне нравится, что до меня никому нет дела. Это хорошо. Никто не полезет с советами, комментариями, так я выгляжу или не так. Хотя иногда я думаю, не переселиться ли в такое место, где до меня людям есть дело. Вот сейчас я в Нальчике на кинофестивале. Расстояние между людьми очень небольшое. Стоят и обсуждают цену на сыр или другие бытовые вопросы.
В Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…
Однозначно у нас более передовой город в плане цифровых технологий. Я прикладываю к терминалу телефон — вот мой билет. Это непредставимо для множества мировых столиц. Правда, не факт, что это хорошо, но мы в этом смысле отличаемся.
Для меня как для горожанина однозначно лучше, что я говорю на одном языке со всеми жителями, знаю город. В пределах Третьего кольца я исходила Москву вдоль и поперек. Это мой город. Я люблю его за старину. И не люблю за отношение к старине.
Властям хочется вживить в мозг муниципальную программу из Венеции: там даже ручку дома владелец не может поменять без согласования, потому что она старинная. Пусть строят новые дома в Новой Москве. Но зачем трогать невосполнимую старину…
В Москве за последнее десятилетие изменилось…
Как человек, ездивший с Лужковым по стройкам, могу сказать, что в конце девяностых — начале нулевых в архитектуре было много пошлости. Это не столько зависело от конкретного градоначальника, сколько характеризовало Россию тех времен. Сейчас пошлость в архитектуре тоже есть, но все-таки ее сильно меньше.
Мне точно очень нравятся современные московские парки. Это комфортные места для прогулок — у меня есть ребенок и несколько собак, мне это важно. Мне нравится, что сегодня целевая аудитория московских парков — это такие люди, как я, а не пьющие мужчины в трусах.
Москва в целом за последнее десятилетие стала однозначно комфортнее. Но я не хотела бы петь дифирамбы: здесь, как при монтаже документального кино, переборщил с хорошим — и получился панегирик. Можно сколько угодно украшать город, но пока нет свободы выбора, об абсолютном комфорте говорить не приходится.
Хочу изменить в Москве…
Тревогу граждан хотелось бы уменьшить. Мне бы хотелось, чтобы люди вокруг были более удовлетворены и довольны жизнью. Вот бы взять и одним взмахом уменьшить количество страхов москвичей перед падением рубля, гастарбайтерами и т. д.
Мне не хватает в Москве…
Свободы выбора. Я хочу голосовать за того, кого хочу, и знать, что его могут выбрать. Не нравится лицемерная игра в демократию. Хочу обычную.
Если не Москва, то…
Не знаю. Очень люблю Ялту, Берлин, север Италии… Но я не отношусь к тем людям, которые чего-то хотят и не делают. Если я сейчас живу в Москве, значит, это мой выбор.
В Москве меня можно чаще всего застать кроме работы и дома…
В прошлом году — в спортзале. Но надеюсь, что через пару недель опять будет снова можно. Конечно, часто меня можно встретить на улице Автозаводской: я трижды в день гуляю там с собаками и ребенком. Часто бываю в ЗИЛе, впрочем, там я обычно по работе в коворкинге. Дважды в месяц в Еврейском музее провожу киноклубы, где мы смотрим и обсуждаем документальное кино разных авторов. Вот 16 октября будем говорить про фильм «Резьба по дереву» Инны Лесиной.
Мой новый фильм…
Называется «Галя, ты молодец!». Эти слова главная героиня фильма Галина Зернова говорит себе, когда у нее что-то получается. А получилось уже немало: почти до 30 лет Галя жила в закрытых интернатных учреждениях, но смогла вырваться оттуда и сейчас учится на художника в академии изящных искусств во Флоренции.
Все свои документальные фильмы я делаю с помощью краудфандинга. До 18 октября на Planeta.ru можно поучаствовать в создании этого кино. Мы уже достигли минимально необходимой финансовой цели, но полноценный фильм — это более дорогостоящий процесс. К тому же за участие в проекте мы предлагаем интересные бонусы: например, только поддержав кампанию, можно увидеть фильм первым или получить офорты Галины.
Как только завершим сбор средств, наметим для себя съемочный план и поедем в Италию, где живет сейчас Галя. Я люблю, когда создание фильма занимает год. Бывало, когда мой фильм делался быстрее (например, три месяца), один раз производство заняло три года. Эти варианты плохи по-своему. Год — оптимальный срок. Когда есть герой, а в данном случае это именно так, за год можно застать его в развитии. Как режиссеру мне важно пожить какое-то время жизнью этого человека.
В этом фильме я хочу не только рассказать о вдохновляющей Гале и ее колоссальных успехах, но и о месте, из которого ей удалось вырваться — психоневрологического интерната (ПНИ). В этом смысле Галя тоже почти уникальна: большинству людей это не удается. Это место более закрытое, чем тюрьма или колония. В колонии все по регламенту. Во время съемок «Дела Андреевой» мне не составило большого труда добиться разрешения на съемку в колонии (кстати, 12 октября в рамках фестиваля «Город прав» состоится его показ, но это в Калининграде). Сильно сдается, что в ПНИ будет не так. Но это очень важная часть фильма. После выступления Нюты Федермессер много говорят о необходимости реформы ПНИ. Я точно знаю, что изменения гораздо легче наступают, когда проблема названа вслух и становится известной людям. Кино дает такую возможность, оно направляет луч света в это темное место.
Фото: Елена Короткова