Нина Хрущева, внучка (а на самом деле правнучка) архитектора оттепели Никиты Сергеевича Хрущева, сейчас живет в Америке. Профессор международных отношений университета «Новая школа» в Нью-Йорке рассказала о своей семье, жизни Никиты Сергеевича после отставки и своем дедушке, летчике Леониде Хрущеве. 

Нина Хрущева Профессор международных отношений университета «Новая школа» в Нью-Йорке

Расскажите о Никите Сергеевиче, его  корнях, семье.

Насколько я знаю от старших родственников, предки Хрущева пришли от Белого моря, откуда-то из Архангельска, видимо, были беглыми крестьянами. В XVIII веке они бежали к югу, к теплу, и таким образом оказались в Курске.

Отец Никиты Сергеевича, Сергей Никанорович Хрущев, крестьянин из деревни Калиновка Курской губернии. В 1908 году семья переехала в Юзовку, нынешний Донбасс, где Сергей Никанорович стал шахтером. Там он, невысокого роста и всегда худой, заболел туберкулезом. Мать Хрущева, крестьянская женщина Ксения Ивановна Худякова, была большая, суровая и волевая. «Подкаблучник», — говорила она про своего мужа.

Ксения Ивановна Хрущева (урожд. Худякова), 1930-е

Она очень повлияла на Никиту Сергеевича. Есть история, думаю, правдивая. В 1930-е годы, когда вся партийная верхушка уже жила в Доме на набережной в Москве, где и Хрущев получил квартиру, Ксения Ивановна сидела у подъезда, как на завалинке в своей деревне Калиновка, и говорила: «Мой сын — царь». У Хрущевых была младшая дочь Ирина, сестра Никиты. В семье ее называли Аришей.

В Юзовке Никита Сергеевич тоже стал шахтером?

И таким образом — пролетарием, хотя в душе до конца оставался крестьянином. Даже когда после отставки ему дали в Петрово-Дальнем под Москвой огромную по советским меркам усадьбу в несколько гектаров, он превратил ее в образцовое хозяйство, наполненное помидорными плантациями, тыквенными и дынными грядками и пчелиными ульями. Мама вспоминала, как он вырастил помидоры «с кулак». Семена ему прислали из Молдавии. Плоды созрели, но Хрущев никак не мог себя заставить собрать урожай. Выходил в огород любоваться своей работой. Были ранние заморозки, и наутро все помидоры почернели. Это был 1968 год, когда в Чехословакию ввели танки. Никита Сергеевич бродил по замерзшим грядкам и твердил: «Плохой год во всем — и в погоде, и в политике. Прошло 12 лет, а мы так ничему не научились».

Помню, как и нас с моей сестрой Ксенией дед привлекал к сельскохозяйственным работам, заставляя собирать клубнику и помидоры.

В Юзовке Хрущев сделался не только пролетарием, но и революционером. Ухаживал за молодой гимназисткой Ефросиньей Писаревой, чей отец был коммунистом. Так что Никита Сергеевич революционером стал по любви, хотя до этого подумывал даже эмигрировать в Америку. Тогда из Юзовки многие отправлялись за океан. Но Хрущев поехал «в революцию».

Никита Хрущев и Ефросинья Писарева, 1914	Леонид и Юля Хрущевы, 1920-е

В 1915 году у них с Ефросиньей родилась дочь Юлия, а 17 ноября 1917 года — сын Леонид. Хрущев тогда был уже на фронтах Гражданской войны и очень гордился детьми. Когда вернулся, Ефросинья к тому времени  умерла от тифа, и детей воспитывала мать, Ксения Ивановна, пока в его жизни не появилась Нина Петровна.

Как Никита Сергеевич познакомился с Ниной Петровной?

Хрущев стал членом партии большевиков и в 1921 году, поднимаясь по партийной линии, все так же оставался без образования. Поступил учиться на рабфак Донтехникума в Юзовке, стал там партсекретарем. Учительницей политэкономии в техникуме была Нина Петровна Кухарчук, моя бабушка Нина. Я ее называю бабушкой, хотя по крови она и не приходилась мне ею, но всегда была для меня любимой бабушкой, мы были очень близки.

Нина Петровна произвела на Хрущева впечатление, хотя и не такая уж красавица, но женщина невероятная. Они были одного роста, с одинаковым размером ноги.

Стали жить вместе. Ксения Ивановна, мать Никиты Сергеевича, была недовольна, считала, что новая жена слишком образованная.

Корни бабушки Нины происходят с территории между Польшей и Украиной. Родители, бедные крестьяне, отправили ее учиться в гимназию на стипендию. Была хорошая студентка. Потом сравнивала свою судьбу с судьбой Джейн Эйр, рассказывала мне, как читала книгу Шарлотты Бронте моей маме. Она была хорошо натренированным пропагандистом и как коммунист использовала любой повод, чтобы научить идеологии: «Если в Советском Союзе у меня была возможность стать педагогом, то Джейн Эйр только и оставалось, что выйти замуж».

Никита Хрущев и Нина Кухарчук с детьми. Слева направо: Юля, Рада и Леонид, 1930

Нина Петровна стала воспитывать детей Хрущева, а потом у них родились общие. У Хрущева было пятеро детей, а у нее трое — Сергей, Рада и Лена. Моя мама, дочь Леонида, стала их ребенком, когда Леонид погиб на фронте в 1943 году. Нина Петровна все время собирала всю семью и чувствовала ответственность за клан.

В книге «Пропавший сын Хрущева», опубликованной на английском и русском языках, вы распутываете факты жизни своего настоящего деда и разоблачаете мифы, окружающие имя Леонида Хрущева.

Леонид с детства был сорвиголова. В 12 лет собирался ехать в Африку «охотиться на тигров», украл отцовское ружье, но сестра Юля настучала, и у него заперли штаны. А так бы уехал! Постоянно искал приключений. На велосипеде съезжал по лестнице и разбивал дверь. Бабушка Нина говорила: «Леня мне попортил столько крови, как ни один из моих детей».

Она шила ему рубашки, и он тут же раздавал их друзьям.

Никита Сергеевич хотел, чтобы сын стал коммунистом, но у Леонида было много других интересов. Он был эдаким коммунистом-нонконформистом.

Учился в ПТУ, потом уехал учиться на гражданского летчика. Его как-то даже обвиняли в троцкизме, но по какой-то счастливой случайности дальше обвинения не пошло.

Поучился в академии Жуковского. Дальше пошел в военную авиацию, где нашел себя. В первой летной школе у него были одни двойки, а тут наоборот. Был бомбардировщиком. Потом началась война. 11 марта 1943 года он погиб. Мы с сестрой нашли его имя на братской могиле в городе Жиздра только в 2011 году.

Леонид Хрущев очень дружил со Степаном Микояном, тоже летчиком, но истребителем. В начале войны их ранили, и они вместе долечивались в Куйбышеве. В аэропорту брали самолеты, что точно было запрещено, летали, чтобы не забыть, как это делается, и соревновались, кто ближе пролетит над крышей дома, не задев ее. Во время войны Хрущевы были эвакуированы в Куйбышев и жили на Вилоновской улице. Ксения Ивановна, которая знала Леню лучше других, услышав шум мотора, стучала палкой по потолку и кричала: «Ленька, хулиган, я знаю, что это ты. Слезай оттуда!»

Микоян подзадоривал Леонида, говоря, что истребители — короли небес. И Леонид стал переучиваться на истребителя. Нога у него не срасталась правильно. По идее, нечего ему было и на фронт возвращаться, но он смог кого-то обаять, и его отпустили. Это было особенно необычно, потому что после Сталинграда было принято решение поберечь детей высокопоставленных функционеров. К тому времени уже погибли брат Микояна и старший сын Сталина Яков. Старшему лейтенанту Леониду Хрущеву все никак не давали выходить в небо. Но наконец он вылетел и в первый же день погиб.

Его товарищи по первому отряду бомбардировщиков до конца войны летали в «Ленином шлеме». Он был высоким, и голова вылезала из самолета. Голову надо было защищать. Хрущев, как правило, не соблюдавший форму, брал солдатскую каску и надевал под нее шлем.

Расскажите о вашей биологической бабушке.

Любовь Сизых фактически была третьей женой Леонида. Все женщины у него были старше. У семнадцатилетнего Леонида и Эсфири Этингер родился сын Юрий. Он собирался жениться, но Никита Сергеевич сказал: «Ребенку поможем, имя дадим, но в 17 лет никто не женится». Вскоре в жизни Леонида появилась Роза Трейвас, и они поженились. Но Никита Сергеевич разорвал брачное свидетельство. Ему хотелось направить сына в русло коммунизма, а тот стремился куда-то не туда.

С Любой Сизых они познакомились в Киеве, куда семья приехала в 1938 году. Хрущев после Голодомора был назначен первым секретарем ЦК КП(б) Украины. Люба училась в любительской авиашколе, а Леонид на этих курсах был инструктором. Конечно, в Киев он не рвался и хотел остаться в Москве, но бабушка Нина была непреклонна: «Ты не останешься один в квартире в Доме на набережной!»

Так они познакомились. Люба — секретарь  в горкоме партии, комсомолка, летчица. В 1938 году они якобы приехали в Москву жениться, но много позже, раскрутив эту историю, я обнаружила, что официально они так и не поженились. Вернувшись в Киев якобы женатыми, уже стали жить как семья. Поначалу Никита Сергеевич полюбил Любу, надеялся, что его неуемный сын сделал правильный выбор.

Любовь Сизых с инструктором Леонидом Хрущевым. Киевский аэродром, 1938

Люба вызвала Леонида на соревнование, кто налетает больше часов. Во время тренировочного задания она сидела впереди, а на заднем сиденье самолета сидел Леонид, ее инструктор. Она аккуратно и последовательно выполняла перевороты и мертвую петлю и всякий раз за спиной слышала, как инструктор хохочет: «Девушки летать не могут».

В 1940 году родилась их дочь Юлия, моя мама.

Когда началась война, в куйбышевскую эвакуацию Люба уехала вместе с семьей Хрущевых. После ранения Леонид, как я говорила, лечился в Куйбышеве. Сюда приехали семьи многих советских военачальников. Леонид увлекся дочерью маршала Тимошенко, Катей. Увлекся ею и Василий Сталин, приехавший в Куйбышев навестить свою первую жену, только что родившую сына Александра. Возник любовный треугольник. Жена маршала Буденного наблюдала из окна, как парни сидели у входа и поджидали, когда Катя выйдет. И та выходила, вся надушенная, в модной шляпке. Черная машина Лени, который еще ходил с палочкой, уже стояла наготове. А у Васи был лимузин с шофером.

Тем временем у Любы развивался роман с французским военным атташе Раймоном Шмитляйном, «необыкновенно привлекательным мужчиной», а Леня отправляется на фронт. Затем она заявляет Хрущевым: «Я поеду учить французский язык. У меня маленькие дети (у нее был еще сын Толя от первого брака. — Прим. автора), мне надо будет их кормить. Я могла бы стать дипломатом».

Она уезжает в Тольятти, тогдашний Ставрополь-на-Волге, где ее арестовывают за связь с иностранцем. Тогда хватали и за меньшие вещи. Для Хрущева Люба, которая бросила детей и крутила роман с иностранцем, стала абсолютным предателем. Ей дали пять лет, которые она отбывала на лесоповале в Мордовии, причем в том же лагере, в котором потом сидел Андрей Синявский (Абрам Терц), а уже в нашем веке — Надежда Толоконникова. Потом еще пять лет жила на поселении в Казахстане, работала геологом, вернувшись к своей первой профессии. В 1954 году ее освободили.

Вы с ней встречались?

Я с ней разговаривала много лет, пыталась выяснить, распутать и связать многие ситуации.

Вернувшись, Люба написала Хрущеву — а он был тогда уже руководителем страны — письмо о том,  что хочет повидаться с дочерью. Он возражал. Но бабушка Нина сказала: «Люба была в лагере. Она пролила море слез!» — и устроила эту странную встречу в 1956 году. Мама росла, у нее были одни родители, и вдруг приезжает какая-то женщина, которую все вокруг просят называть мамой.

С одной стороны, у Любы трагическая советская судьба, с другой — она совершенный символ советской власти. С одной стороны — комсомолка, которая, как все советские люди, была «рождена, чтобы сказку сделать былью», с другой — женщина, карьера которой определялась ее романами. Ее коммунизм, ее стремление вперед были показными.

Cколько лет было вашей маме, когда они встретились?

Шестнадцать. Дедушка относился к маме (в семье ее называли Юла, или Юлия-маленькая) с большим трепетом. Может, потому что она была внучкой, ставшей дочкой, и папа ее погиб. Он очень за нее волновался.

Мама рассказала (и ей рассказывала Ариша, сестра Хрущева), что когда ей было три года, она все время ждала, когда вернутся родители. Но отец погиб, а мать арестована. Бабушка Нина о ней заботилась, но всяких нежностей и слез не любила.

Однажды Хрущев приехал в Куйбышев, вошел в квартиру. Мама стояла в углу. Никита Сергеевич обнял бабушку и остальных детей. «А ты что там стоишь? Иди сюда». Она поняла, что он обращается к ней. Подошла. Он поднял ее на руки. И в этот момент мама поняла, что ее родителей больше нет, что они не вернутся.

Никита Сергеевич и Нина Петровна ее удочерили. Так, на самом деле получается: они мои прабабушка и прадедушка.

Хрущев хотел, чтобы Юля стала химиком. Но она была литературным человеком. Училась в университете, стала журналистом, работала в АПН, где познакомилась с моим отцом, журналистом-международником Львом Петровым.

В 1964 году она написала заметку под фамилией Петрова, по мужу, которая должна была выйти в «Правде». Но ее не напечатали. И в этот день перестала быть журналистом, что очень жалко, потому что у нее был талант. Рубен Николаевич Симонов пригласил ее стать завлитом в театре Вахтангова, тогда уже под руководством сына Симонова, Евгения Рубеновича.

Мама была человеком невероятного обаяния. Дружила со всеми — с Василием Аксеновым, Беллой Ахмадуллиной, Евгением Евтушенко, Юрием Любимовым. Кто-то про нее сказал: «Катрин Денев Москвы».

Юлия Хрущева

Она была «кухонным диссидентом», это мое выражение, она на него обижалась. Но не каждому же быть Андреем Сахаровым. И в определенной степени диссидента она сделала из Хрущева.

Мы тогда прочитали все запрещенные книги, начиная с «Лолиты» и заканчивая «Раковым корпусом». В 1960-х годах диссидентскую литературу мама получала от Роя Медведева. И Никите Сергеевичу это перепадало.

Даже я помню, как мы приехали к нему на дачу забирать «Крутой маршрут» и «В круге первом». Пора было возвращать книги Медведеву. Никогда не было известно, когда он приедет. Дедушка выбежал из дома, восклицая по дороге: «Я был прав!» Исключенный из советской жизни, он все время искал подтверждение тому, что ХХ съезд имел значение.

За ним выходила бабушка Нина и, как дохлую крысу, несла эти книги. «Это не может быть правдой. Если это правда, как же мы все выжили?» — спрашивала она, ортодоксальный коммунист с раздвоенным сознанием. Партия всегда права, считала бабушка Нина. ХХ съезд как партийное решение она принимала, но как художественную литературу описание сталинизма воспринять не могла. Не зря была пропагандистом.

Хрущев был другим?

Он был первым в Советской России публичным политиком. В Усово, где сейчас резиденция Путина, мы с сестрой нашли старуху, которая помнила, как он после трудового дня в Кремле выходил вечером из своего особняка и шел в деревню поговорить с рабочими, пожать их руки, запачканные машинным маслом.

Он стремился показать внукам, детям Рады, козу и корову, чтобы те не чувствовали себя особенно привилегированными. Коза была с норовом, пыталась сбежать, а Никита Сергеевич поймал ее за рога.

Про бабушку Нину мама рассказывала такую историю. Осенью 1964 года она была в Карловых Варах с Викторией Петровной Брежневой. Они дружили. Бабушка всегда очень хорошо о ней отзывалась. 14 октября женщины пили чай в холле партийного пансионата. Позвонил советский посол в Чехословакии Михаил Зимянин. Нина Петровна берет трубку и слышит: «Хрущев больше не у дел, его отстранили, стране больше не придется терпеть его идиотскую политику». Бабушка все это слушает и передает трубку Виктории Петровне. Посол понимает, что ошибся и позвал не ту Петровну.

Виктория Петровна спросила: «Ты поняла, что произошло?» — «Да, поняла. Теперь ты будешь меня приглашать на кремлевские обеды».

Решения партии были для нее самыми важными. Она была железная революционерка старой закалки. Даже политический крах мужа не поколебал ее большевистских убеждений.

Никита Хрущев с дочкой (внучкой) Юлией и внучками (правнучками) Ксенией и Ниной

Поскольку с Никитой Сергеевичем они не были женаты, когда он умер в 1971 году, ее моментально открепили отовсюду — из поликлиники, стали забирать квартиру в Староконюшенном, дачу. Тогда Екатерина Алексеевна Фурцева, которая очень дружила с моей мамой, сказала: «Пусть Нина Петровна позвонит Косыгину». Та позвонила. Виктория Петровна Брежнева тоже сообщила своему мужу. Бабушке все оставили.

Мама часто оказывалась в центре многого. Невероятно социальный человек, у нее был талант соединять людей. Она умерла два с половиной года назад. Маму сбил поезд в Переделкино.

Фото: из личного архива Нины Хрущевой