В детстве у меня долго не было любимого литературного героя. Мне нравились, конечно, Том Сойер и Следопыт Фенимора Купера, но ни один из них не мог сравниться с футболистом Пеле, чья фотография, вырезанная из журнала «Ровесник», висела у меня на стене.

Я пробовал увлечься Оводом из одноименного романа Этель Лилиан Войнич, даже клал эту книгу на ночь под подушку, потому что прочитал где-то, что так делали знаменитые революционеры, но не сработало.

Когда дело дошло до русской классики, я стал симпатизировать Чацкому: его красноречие, остроумие и искренняя горячность мне положительно нравились. Но главный урок, который я вынес из этого великого текста, был довольно печальным, и состоял он в следующем: как бы умен, честен, смел и так далее ты ни был, это совсем не гарантия того, что тебя полюбят. Потому что женщины, в точности как эта дурочка Софья, всегда любят не тех, то есть не нас. Окружающая жизнь в лице одноклассниц постоянно подкидывала мне новые доказательства этого грустного правила: девочки, которым я писал стихи, били меня портфелем по голове, а влюблялись в каких-то совершенно дебильных десятиклассников. Когда мы дошли до Печорина, лучше не стало: я страшно ему завидовал, понимал, что таким холодным и циничным, как он, мне никогда не стать, зато мой друг Витька, который косплеил Григория Александровича в старших классах, имел бешеный успех у девчонок.

И знаете что? Ничего не меняется. Недавно к моей младшей дочери Асе пришли в гости подруги, и я спросил их про Чацкого, благо они как раз недавно проходили «Горе от ума». Так они сказали: болтун. Он, говорят, много треплется и ничего не делает. А когда речь зашла про Печорина, сразу начали закатывать глаза. Хотя по феминистской линии он, конечно, слабину имеет. Аська говорит: «Печорин крутой, но все-таки с женщинами, пап, так нельзя». Я отвечаю: «Ну он же и сам страдает, пойми!» Аська фыркает, потом подмигивает мне и говорит: «А Чацкий твой, кстати, ничего. Ну то есть он отстойный дауншифтер, конечно, куда и зачем он поехал, если Софью так любил, я не понимаю, но остроумный, а это неплохо. Люблю, когда у людей есть чувство юмора».

Вслед за Чацким досталось и Онегину, которого проходили следом. Сначала, в тот самый момент, когда учительница читала детям на уроке вслух первую главу и дошла до того места, где подробно излагаются прокачанные скиллы Евгения по части «науки страсти нежной» («Подслушать сердца первый звук, // Преследовать любовь и вдруг // Добиться тайного свиданья» — вот это все), один из Асиных одноклассников крикнул: «Э, да он пикапер!» Аську же возмутило другое: «Девушку обидел, друга застрелил — это вообще нормально?» Я, как обычно, что-то мямлил в ответ, что он не хотел, просто ему было скучно и тоскливо. «Скучно ему! — возмутилась дочь. — Ну и застрелился бы сам! Никто бы плакать не стал… » Немного отойдя от гнева, Аська добавила:

— Зато знаешь, пап, я нашла там суперфразу: «Без грамматической ошибки я русской речи не люблю». Это ж прямо про меня! Вот думаю, может, мне татуировку такую сделать?
— Ага, — отвечаю, — причем с ошибками.
— Чего??
— Да нет, просто для татуировки длинновато. Давай что-нибудь покороче поищем.
На том пока и порешили.

Вообще надо сказать, что Аськин путь до Печорина с Онегиным был долгим и не всегда простым. Поначалу она вообще не выказывала особого энтузиазма по поводу чтения. И хоть мы с женой родители-либералы и давно поклялись друг другу на Воробьевых горах на детей наших не орать, не давить и ни к чему не принуждать, но книжки все же ей разные подсовывали, правда без особого успеха. После нескольких неудачных попыток дал ей «Трех мушкетеров». «Ну, — спрашиваю через неделю, — хорошая же книжка?» «Хорошая, пап, — отвечает Ася. — Но нудноватая». Но мы рук не опустили и продолжали сами читать ей вслух. А еще, по крайней мере в нашем случае, очень помогают аудиокниги (того же «Евгения Онегина» я сначала читал ей сам, но по-настоящему он «зашел», как выражается Ася, в исполнении Хабенского и Гафта) и театр. Причем не только академический, но и школьный, куда дочь, которая обожает выступать, записалась еще три года назад.

Узнав, что они ставят «Сирано де Бержерака», одну из любимейших моих пьес (там красивая женщина опять любит не того, но что поделать), в школьный театр напросился и я. Правда, нам как новичкам роли достались не самые выдающиеся: Ася играла буфетчицу и еще была суфлером, благодаря чему выучила наизусть практически всю пьесу (представляете мое счастье?), а мне дали роль пожилого бездарного актера, которого выгоняют со сцены пинками в начале первого акта. Поэтому большую часть премьеры я провел в школьном коридоре, наблюдая за спектаклем из-за кулис. Там я услышал, как один из юных актеров, ожидая своего выхода, объяснял однокласснику, что происходит на сцене, а заодно коротко пересказал сюжет. «Смотри, в общем, вот этот, он красавчик. Он красив, но глуп. Совсем глуп. А вон тот — он урод, но поэт». — «Типа умный?» — спросил одноклассник. — «Типа того. И они оба влюблены вон в ту девчонку в красном платье. И тот, что поэт, говорит красавчику: “Давай я буду душой, а ты будешь телом”. Но тот, второй, он же глуп, он спрашивает: что за душа и тело? И тогда поэт ему объясняет: “Ну я буду все за тебя делать: говорить, там, пересказывать, объяснять, писать длинные письма и все такое”. Я, мол, поэт, мне не трудно. И глупый соглашается, конечно. А что, прикольно. Ты бы не согласился, если бы тебе кто-то предложил все за тебя писать — контрольные, там, и всю остальную фигню? Прикольно ведь?» — «Ага», — кивнул одноклассник. Тогда первый вздохнул и говорит: «А оказалось не прикольно».

Так что, дорогие дети и взрослые, если кто-то начнет вас разводить про душу и тело — я вас предупредил. Но главное, дорогие девчонки в красных платьях, умоляю вас, будьте бдительны — остерегайтесь подделок!