1 апреля в России начался очередной воинский призыв. Это рутинное мероприятие, оно происходит дважды в году. Но этой весной ситуация, конечно, отличается. Живущие поколения россиян еще никогда не видели таких масштабных событий, как нынешняя спецоперация на Украине. Поэтому все, что имеет отношение к воинской службе и ситуации вокруг армии, воспринимается особенно остро.

Призывники

Президент Владимир Путин дважды пообещал, что срочников не будут привлекать к выполнению боевых задач на Украине. Но уже 9 марта Минобороны признало, что «к сожалению, обнаружились несколько фактов присутствия военнослужащих срочной службы в частях российских вооруженных сил, участвующих в проведении специальной военной операции на территории Украины». Генерал-майор Игорь Конашенков подтвердил, что несколько срочников попали в плен к украинским военным. Сенатор Людмила Нарусова также утверждала, что среди призванных в армию ребят (сейчас это юноши 2002–2003 годов рождения) есть погибшие. Военные начальники пообещали вывести солдат срочной службы с территории Украины и впредь следить, чтобы таких ситуаций больше не возникало. Но призыв, конечно, никто не отменял.

На протяжении последнего десятилетия в России существовала тенденция к сокращению числа призывников. Например, в президентском указе об очередном призыве граждан на военную службу в 2012 году говорится о 155 570 призывниках, которые нужны армии. Через пять лет, весной 2017-го, в армию призвали чуть меньше — 142 000 человек. Весной 2021-го эта цифра упала еще немного — до 134 650 человек. В нынешнем марте эксперты, правозащитники, молодые люди призывного возраста и их матери ждали, изменится ли эта многолетняя тенденция. Увеличение мобилизационных задач означало бы очень мрачные перспективы. Но 29 марта министр обороны Сергей Шойгу снял напряжение. На селекторном совещании он рассказал, что медленное снижение плановых задач по призыву продолжится. Правда, уже символическими темпами. В армию призовут 134 500 россиян, на 150 человек меньше, чем год назад.

— Нынешний призыв ничем не отличается от предыдущих и в плане законодательного регулирования, и нормативных условий, — говорит юрист правозащитной организации «Гражданин и армия» Арсений Левинсон. — Порядок призывных мероприятий, сроки, отсрочки, медицинское освидетельствование — все, в общем, остается без изменений. Никаких поправок в законодательство так и не было принято.

Однако попытки сделать это были. В марте Дума рассматривала законопроект об изменении порядка призыва. В соответствии с ним повестку можно будет вручать призывнику не только под личную подпись, но и заказным письмом по почте по месту регистрации. На самом деле внесли и даже приняли в первом чтении этот проект еще в 2018 году, но потом он был отложен в долгий ящик. Было неясно, как обеспечить выполнение этого закона. Что государство может и должно делать в случае, если адресаты писем из военкоматов массово станут саботировать такие почтовые призывы? Но 22 февраля законопроект все же вернули из небытия и приняли во втором чтении. Но окончательное чтение все же отложили на апрель (хотя дата рассмотрения до сих пор неизвестна). Власти остановились в одном шаге от того, чтобы своими руками создать широкое движение уклонистов.

Сегодня такая проблема остро не стоит. За долгие годы армейская служба перестала быть источником таких страхов, как в прошлом веке. Сокращение срока срочной службы до года и относительно небольшие плановые задачи на призыв позволяли военкоматам с ними легко справляться. Дополнительную роль в этом играла разверстка общих задач по призыву по регионам страны.

— Есть определенная политика Минобороны, — объясняет Левинсон. — Главное организационно-мобилизационное управление Генштаба ВС формирует задание на призыв: откуда именно сколько человек призывать. Традиционно из Москвы, например, призывается очень небольшое количество граждан. На огромный район, равный по населению провинциальному городу, может быть символическое задание призвать 13 человек, 30 или 50. На всю Москву такое задание в предыдущие годы могло составлять не более 5 тыс. человек. Большинство призывников — это жители сел и провинциальных городов.

Логика этой политики в том, рассказывает юрист «Гражданина и армии», чтобы не создавать дополнительного социального напряжения в Москве и других мегаполисах, где у людей есть относительно большие социальные ресурсы. «Призывники из столиц создают значительно больше проблем для армейского начальства, если сталкиваются с нарушениями своих прав, — говорит Левинсон. — Они судятся, могут обратиться к журналистам. Поэтому армия ожидает от них больше проблем и предпочитает не связываться».

В провинции призыв в армию не вызывает такого напряжения. Человеческая жизнь стоит там дешевле, социальных ресурсов для защиты прав у людей меньше. А для многих служба в ВС выглядит единственным доступным (а потому «желанным») социальным лифтом на фоне привычной для глубинки безнадеги и бедности. Поэтому современная российская армия не так уж сильно отличается от образца 1914 года. Среди солдат много крестьян в шинелях, хотя их доля в обществе в целом совсем не велика. Если взглянуть на мелькающие траурные объявления о смерти очередного военнослужащего, выполнявшего приказы командования на Украине, которые публикуются в региональных пабликах и на сайтах органов местного самоуправления, то привычные представления о социальной географии страны сильно изменятся. Среди них почти нет жителей мегаполисов, зато преобладают уроженцы деревень и местечек, названий которых никто просто не знает (раз,два, три).

Тем не менее отказ от военной службы по убеждениям не является маргинальным явлением. Существует неформальное, но довольно активное Движение сознательных отказчиков от военной службы. «Мы бесплатно помогаем освободиться от призыва более 1000 сознательным отказчикам в год», — говорится на его странице в соцсети «ВКонтакте» (больше 9 тыс. подписчиков). Основных путей ухода от воинской службы три.

Во-первых, воспользоваться одной из отсрочек — по состоянию здоровья, по причине прохождения обучения в вузе или из-за наличия на иждивении маленьких детей. Сейчас к этому привычному списку прибавился новый указ президента об отсрочке от армии работникам аккредитованных организаций IT-сферы. Конкретные категории таких работников до сих пор неопределенны, так что теоретически все имеющие отношение к IT-сфере могут попытаться покачать права.

Во-вторых, тысячи молодых людей продолжают уклоняться от призыва, просто не являясь в военкоматы в ожидании заветного 27-го дня рождения, когда военные власти теряют к ним интерес. Наконец, в-третьих, в России худо-бедно работает Закон об альтернативной гражданской службе.

— У нас есть конституционная норма, закрепленная в статье 59 части 3, что гражданин, в случае если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы, может от нее отказаться, — напоминает Левинсон. — Альтернативная гражданская служба действует. Кроме конституционной нормы ее регламентирует Закон об альтернативной гражданской службе. Это работающий механизм. Этим правом воспользоваться реально. Каждый год это делают около тысячи человек. Это не так много. Но сейчас этот механизм может стать более востребованным. Угроза участвовать в боевых действиях подтолкнет к этому очень многих. Мы точно не знаем, скольким людям отказывают в прохождении альтернативной службы. Но таких немало. Им говорят в военкоматах, что альтернативную службу отменили, или ее срок — четыре года. Такого противодействия немало. Но грамотный человек с устойчивыми убеждениями и минимальными навыками защиты своих прав эти отказы может преодолеть и оспорить их в суде.

Добровольцы и «добровольцы»

Наряду с теми, кто пытается уклониться от «воинского долга» родине, есть и те, кто рвется это сделать. «Такого единения у нас давно не было», — воскликнул Владимир Путин на митинге бюджетников в Лужниках по случаю годовщины присоединения Крыма. Те, кто чувствует желание положить свою и чужую жизнь за величие государства, в каком-то количестве, конечно, есть. Только вот государство в них, похоже, не очень заинтересовано.

— Добровольцы есть. Но через границу их не пускают, — рассказывает секретарь политсовета «Другой России» Эдуарда Лимонова Александр Аверин; его партия поддержала спецоперацию и, как и в 2014-м, активно собирает добровольцев воевать. — Многие люди поехали в Ростов, посидели там две недели и уехали. Не пускают. Государство инициативникам не доверяет, не любит стихийный порыв масс. Хочет все зарегламентировать, зашить в мундир.

Ситуация стала меняться буквально в последнюю неделю марта. Высшее политическое руководство согласилось принимать помощь добровольцев. Причем не только сирийских, но и российских. Теперь военкоматы не «отшивают» с порога желающих уехать в причерноморские степи. Но при этом отбор очень жесткий.

— В военкоматах большая проблема, — жалуется Аверин. — «Туда» берут только людей, которые служили срочку. Есть еще ограничения по возрасту. А многие добровольцы по этим критериям не проходят. Я, например. Мне больше 40, я не призывался. И еще у меня судимость (Аверин получил три года якобы за незаконное хранение оружия; сам он считает дело местью за оппозиционную активность. — «Москвич Mag»).

Единственный путь кроме военкомата попасть на спецоперацию доступен только ветеранам боев прежних лет. Они связываются со своими бывшими командирами и товарищами по ополчению, которые теперь служат в регулярных частях народной милиции ДНР. И их могут «затянуть» на фронт по знакомству. Как именно «затягивают», Аверин и другие добровольцы не говорят. Но в любом случае основным типажом на этом направлении является «изрядно постаревший ветеран», говорит Аверин.

Подтверждает это впечатление и журналист Игорь Моисеев, который сам попробовал уехать в Донбасс добровольцем, но не преуспел. Зато он успел познакомиться с другими желающими.

— Когда я был на пропускном пункте, — рассказывает он, — там было порядка тысячи добровольцев с разных концов России. Разных национальностей: чеченцы, дагестанцы, много бурят. Тувинцы. Процентов шестьдесят из них едут туда второй-третий раз. Их там хорошо знают. Они связываются со своими командирами, на них делают персональный запрос. Так они все туда въехали, и они практически все там воюют. А меня ссадили с автобуса.

Игорь Моисеев говорит, что добровольцы из России практически не смешиваются с российскими «регулярами». «Это практически вторая армия. Только возраст другой. Добровольцам, судя даже по лицам, хорошо за 40 лет. А регуляры — это ребята 25–27».

Добровольцами движут прежде всего идейные мотивы, уверен и Аверин, и Моисеев. «Едут они по той простой причине, которую никто не хочет обсуждать: потому что убивают русских», — объясняет Моисеев. Он не считает странным, что этот мотив мобилизует многих выходцев из национальных меньшинств. «У чеченцев есть четкое понимание, что на Украине Запад — они называют это “трансгендерные олигофрены” — пытается надломить русскую цивилизацию». Буряты тоже благодарны России и готовы воевать за нее, уверен журналист.

— Есть, конечно, какой-то процент людей, у которых произошла социальная надломленность, — признается Моисеев. — Грубо говоря, он стал безработным, бросила жена. Есть такие. И человек думает: «Дай-ка я рвану туда, может, найду там свое счастье, свою любовь, свое социальное применение». Кому приятно быть безработным в расцвете сил? Такой мотив тоже есть, но он не определяющий.

Попадая в зону боевых действий, добровольцы начинают получать зарплату и становятся на довольствие. Но его размер очень сильно зависит от пути, которым человек попал в зону «спецоперации». В частях ЛДНР деньги небольшие.

— В 2015-м ополченцы получали по 15 тысяч рублей. Буквально на сигареты. Сейчас больше, но это все равно не те деньги, за которые можно умирать. Ну вот те, кто едет через военкоматы, говорят, получают по 200 тысяч. А в ДНР-ЛНР таких денег нет. Оклад может быть тысяч тридцать. Дело тут не в деньгах.

Примерно 200 тыс. рублей, по словам близких к добровольческому движению людей, получают те, кто заключает «краткосрочные контракты» с российскими военкоматами. Там пропорция между идейной и неидейной мотивацией может быть совсем другой. Да и желание рассказывать о ней существенно меньше.

— С точки зрения закона военкомат вообще не имеет права соприкасаться с добровольцами, — объясняет волонтер и юрист правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга» (признана иноагентом. — «Москвич Mag») Антон Щербак. — Но в середине 2010-х власти создали легальную лазейку, приняв поправки в закон, которые предусматривают возможность заключения краткосрочного контракта. С юридической и социальной точек зрения эти поправки приравнивают добровольцев к обычным контрактникам: та же страховка жизни и здоровья, ветеранское удостоверение, связанные с ним льготы. Эти люди проходят профессиональный и психологический отбор, медицинское освидетельствование, сдают нормативы и только после этого едут в часть, где подписывают контракт с командиром.

По словам Щербака, принудить к заключению таких контрактов действительно трудно. Большую роль играет денежное вознаграждение, очень значительное для провинции. «По моим данным, им платят повышенный оклад контрактника, плюс 53 доллара за день нахождения в зоне боевых действий на территории Украины», — делится юрист.

По сути краткосрочные контракты можно описать как разновидность неустойчивого (прекарного) труда в военной сфере. Людей с нужными компетенциями просто привлекают на «сезонные работы». Государство активно ищет такую специфическую «рабочую силу». Военкоматы рассылают по московским (и, вероятно, не только) организациям письма с просьбой к руководству проинформировать сотрудников о возможности заключения контрактов о пребывании в мобилизационном резерве. Записавшиеся в него люди будут первыми призваны в армию в случае мобилизации. Но еще до нее их могут пригласить в военкомат и предложить подписать краткосрочный контракт. После этого человек теряет свободу распоряжаться собой.

«Контракт о прохождении военной службы вступает в силу со дня его подписания и после отказаться от его исполнения крайне трудно — это возможно лишь в исключительных случаях — закон не позволяет расторгнуть контракт по собственному желанию военнослужащего, как, например, это предполагает Трудовой кодекс России», — пишет руководитель Международной правозащитной группы «Агора» (признана иноагентом. — «Москвич Mag») Павел Чиков. Тем не менее всего за десять дней в созданный правозащитниками консультационный центр обратился, по его словам, 721 военнослужащий и боец Росгвардии, желающие отказаться от командировки на Украину. Их командиры могут рассматривать это как нарушение приказа. А согласно статье 332 УК РФ, отказ военнослужащего от исполнения приказа преследуется в уголовном порядке «если такого рода деяния причинили существенный вред интересам службы».

— Очень многое тут будет зависеть от того, как человек объяснит причины своего отказа, — говорит Антон Щербак. — Некоторые пытаются оспорить законность самого приказа. В наших условиях это очень трудно. Значительно больше шансов, если человек заявляет о возникновении убеждений, несовместимых с несением воинской службы вообще. По идее, это должно считаться уважительной причиной для расторжения контракта с правовой точки зрения.

Фото: Эрик Романенко/ТАСС