У усыновившей четырех детей Дианы Машковой вышла новая книга — «Наши дети. Азбука семьи». «Москвич Mag» поговорил с писательницей об осознанном воспитании (себя и детей) и о том, почему у нас дети, имея и маму, и папу, все равно оказываются в детских домах. 

Как и когда вы впервые задумались об усыновлении?

Именно о такой форме — усыновление — мы стали думать в достаточно зрелом возрасте. Мне было 27, а мужу — 30. Но у меня с детства была потребность помочь. Я не знаю, откуда. Я много читала, и даже в 5–6 лет меня привлекала литература, где есть образы детей-сирот. Всегда охватывал страх за них: как они выживут, если никто не защитит? Гаврош ходит сам по себе, и кто угодно его обидит. Козетту оставила мама, и с ней ужасно обращаются чужие люди. У нас в отечественной литературе тоже огромное количество сирот. Меня эти образы потрясали. Я почему-то чувствовала, что ничего страшнее в мире нет, чем ребенком остаться без родителей. У меня была такая смешная фантазия: а вот бы они к нам домой пришли. Мы бы так не стали с Козеттой, мы бы ее покормили, одели, вон сколько у меня платьев, я бы поделилась.

Потом я, конечно, выросла. В жизни была куча своих трудностей, от безденежья до неумения строить отношения с мужем. Те, кто прочел мою книгу «Наши дети. Азбука семьи», знают, что наша с Денисом жизнь начиналась непросто и в тот момент не было мыслей кому-то помочь. Нам надо было выжить самим. И мы смогли, справились. Благодаря переезду в Москву состоялись в бизнесе, сумели заработать. И тогда начали появляться первые мысли об усыновлении: у нас только один ребенок, надо бы еще детей. Так мы свернули на тему «Может, усыновим? Есть же дети, у которых нет родителей, и им нужна семья». В моей родовой истории (это я сейчас уже анализирую, тогда связи не понимала) бабушка по материнской линии сама очень рано осталась сиротой — в два годика. И потом, когда выросла, всю жизнь проработала в детском доме. По словам моей мамы, дети ее очень любили, она тепло к ним относилась, старалась порадовать как могла. И у мужа в семье тоже есть история: его дед был усыновленным ребенком. Не знаю, повлияло это на нас или нет, но поскольку однозначно можно сказать, что род в жизни человека играет огромную роль, мне кажется, одно на другое наложилось: желание помочь, потребность в детях, семейные истории. Мы с мужем как-то синхронно пришли к выводу, что, имея ресурс, сможем помочь кому-то, кто уже появился на свет и кому очень нужны родители. Тогда и стали готовиться к усыновлению.

То есть сложно сказать, это была ваша или его идея?

Нам повезло: об этом говорили то я, то он. Один затихал, другой начинал. Мы долго это обсуждали — семь лет. Как ясно из книги, мы поженились студентами, и нам было непросто построить гармоничную благополучную семью. Еще сложнее — принять на себя роли родителей. У мужа не было нормального образа отца в семье. У меня тоже была странная семья, где всем управляла мама, а это не очень женственный образ. Мне поначалу тяжело давалась роль матери, а ему — роль отца. И мы долго шли к родительству, уже воспитывая кровного ребенка. Учились, готовились. Семь лет выстраивали отношения между собой, потому что понимали: если будем постоянно ссориться и вступать в конфронтацию по поводу воспитания ребенка, это путь в никуда. Мы приведем домой травмированного ребенка, у которого и так в жизни масса проблем, и будем добавлять ему сложностей? Этого мы никак не хотели. В школе приемных родителей мы четко усвоили, что на тонущий корабль пассажиров не берут: надо сначала укрепить свой брак, чтобы мы стали устойчивой парой, партнерами, которые друг друга поддерживают, а потом уже приводить в дом детей.

А что сказала ваша 14-летняя на тот момент дочь? Ведь у подростков часто бывает позиция «а как же я?».

Это в любом возрасте бывает. Малышей легче, конечно, вдохновить на братика или сестренку: они сами в 4–5 лет обычно просят. У нас дочка точно так же просила. Но в 14 уже никто никого не просит и больше занят своей жизнью, сверстниками, школой. Поскольку мы с мужем долго к этому шли, то у нас разговоры об усыновлении начались с ее 6 лет. Когда мы с мужем стали ездить в детские дома волонтерами, то поняли, что это бесполезное занятие: лучше одного забирать, чем пытаться помочь сразу всем. И тогда мы поговорили с дочкой: «Ты знаешь, есть детские дома, оттуда детей домой не забирают, родители не приходят за ними ни вечером, ни даже в выходные». У нее в глазах был такой ужас. Она в детский сад ходила, ей нравилось, но, конечно, при условии, что вечером домой, а выходные с мамой-папой. «Как это забыли навсегда и не забрали?» Это было потрясением. «Давайте тогда всех оттуда заберем», — сказала она. Пришлось объяснять, что всех мы никогда не сможем, надо как-то по-другому. И все эти семь лет мы с ней постоянно обсуждали эту тему, она хотела, чтобы мы усыновили. И по своей природе она очень принимающий ребенок. Я слышу о проблемах с кровными детьми, когда приходят в семью приемные дети, как кровным это некомфортно, как начинается ревность, нежелание делиться пространством, временем мамы и папы. У нас, к счастью, ребенок какого-то другого разлива. Для нее тоже очень важно поделиться. Может быть, наследственное, может, приобретенное: благодаря тому, что она видела, как мы к этому идем. Сложно сказать. Но суть в том, что Нэлла как раз очень хорошо принимала всех детей. Хотя были трудности, и ей тоже было сложно, однажды даже сказала: «Да если б я знала, я бы ни за что так сразу не согласилась». Но что уже сделаешь, уже все случилось, поэтому надо было справляться.

Как вы выбрались из своего нересурсного состояния, в котором не могли себе позволить взять ребенка на тонущий корабль, пришли к такому осознанному равновесию, в котором вы сейчас? В нынешней напряженной московской жизни это мало у кого получается.

Мы тоже жили напряженной московской жизнью. Я много работала, был просто кошмар. Работала в авиакомпании, была директором большого направления. И все мое время проходило на работе. У мужа тоже была огромная нагрузка. Это осложняло наши отношения еще больше. В какой-то момент мы решили, что все — нет общего языка, мы его не находим. И на полгода расстались. Он снял квартиру ближе к работе, и мы жили отдельно. Он приезжал на выходные, общался с ребенком, мы не прерывали родительских отношений: сразу решили, что ребенку нужны и мама, и папа. Войны у нас не было, достаточно мирный был разъезд в две разные точки. А потом дочка сломала руку и оказалась в больнице. Это было для нас большим потрясением, и мы начали вместе искать врачей, ездить к ней в больницу, ухаживать за ней после операции. И этот момент для нас стал точкой, в которой мы поняли, что хватит сходить с ума, у нас есть ребенок и нужно просто строить свои отношения.

Я не умела передавать ответственность мужу, я все брала на себя — формат советской семьи, усвоенный мной с детства.

Это влюбленность дается сама по себе, а любовь — это осознанный выбор. Когда-то мы были влюблены, это длилось три года и прошло, а теперь время принять решение любить друг друга. Мы стали ходить к семейному психологу, к сексологу и сами стали развиваться, читать книги. Начиная от простейших «Пяти языков любви» Гэри Чепмена и заканчивая более сложными «Вы и ваша семья» Вирджинии Сатир. То есть пошли через голову, через осознание того, что мы близкие, дорогие друг другу люди, ребенок нуждается в нас обоих. И, кстати, я не ожидала такого эффекта, но на сегодняшний день у нас взаимная любовь настолько огромная, мы так поддерживаем друг друга, что в молодости я даже и мечтать не могла о подобных отношениях. Это большая длинная работа.

Вы говорите о работе над отношениями, а как стабилизироваться каждому отдельному человеку?

Когда понимаешь, что в отношениях не все в порядке, посмотреть стоит в первую очередь на себя. Я увидела, что именно у меня не так. Конкретно я плохо справлялась с женской ролью. У меня скорее мужской склад ума, я стратег в семье, и мне было тяжело заниматься рутиной, домашним хозяйством. Мне малоинтересны всякие магазины, меня это не наполняет, а, наоборот, истощает. Я специально ходила к психологу по этой теме, чтобы мне помогли настроиться и вытащить на поверхность эту женскую сущность. Проблема была еще и в том, что я не умела передавать ответственность мужу, я все брала на себя — формат советской семьи, усвоенный мной с детства. Когда мама взвалила все на себя и тащит: и решения на ней, и финансы. Совершенно негармоничная структура, потому что где тогда место мужа и защитника в этой семье? И что он тогда будет делать? И в какой-то момент я усилием воли это прекратила. Мне психолог говорил: передавай ответственность, а я думала, что без меня все рухнет. Например, такая мелочь, как оплата коммуналки. Я всегда вела сама все финансы, мужу давала квитанцию, деньги и говорила: «Сходи заплати за квартиру». Психолог говорил: «Не делайте этого! Просто внутри себя решитесь, скажите несколько раз: я тебе передаю эту ответственность, эти функции, теперь платишь только ты сам, когда вспомнишь». Я несколько раз это проговорила и постаралась себя сдерживать. Потом целый год он не платил. В какой-то момент обнаружился этот гигантский долг. Он такой: «А-а-а-а! Что делать?» Я говорю: «Я не знаю». Куда деваться, он взял кредит, заплатил, и с тех пор я вообще не знаю, что, где и сколько мы платим.

Есть мужчина, есть женщина, не случайно природа так устроила. Не надо бегать от сущности.

Людей чаще беспокоят такие проблемы, как заработать денег, как их потратить, как и где купить недвижимость. Кто может — рожает детей и заботится об их будущем, кто не может — делает ЭКО, но только один человек в моем окружении взял ребенка из детского дома. Как вам видится способ повлиять на наше общество, чтобы больше людей стали об этом задумываться?

Всем это точно не надо. Самое важное, что люди могут и должны сделать: создать гармоничные, ответственные, осознанные отношения в своей семье. Тогда мир будет лучше, и многие смыслы откроются.

У меня окружение поменялось на 90%, то есть все друзья по бизнесу в основном отпали, как только я перешла из сферы бизнеса в сферу благотворительности и поддержки семей. Сейчас 90% людей вокруг — это те, кто усыновил, принял детей и вообще живет этим и горит. Они прекрасно понимают, что ребенок без семьи пропадает.

Кто эти люди?

Да обычные люди. Журналисты, например. Почему-то их особенно много. То есть жили-жили, созрели к какому-то возрасту. В основном это люди в районе 40. Первых вход — 35. Есть младше: знаю мамочку, удочерившую в 23, но это исключение, видимо, у нее с детства было такое желание. В основном это 35–45, а то и 50. Когда люди уже встали на ноги, разобрались со своей жизнью и поняли, что еще есть ресурс помогать другим. Это я говорю про положительную аудиторию вокруг нас. К сожалению, бывает другая история, когда люди идут в приемство, чтобы решить какие-то свои проблемы из разряда «Ой, у нас детей нет, брак по этой причине рушится, мы возьмем, ребенок укрепит брак». Такая неосознанность приводит к обратному результату. Не укрепит, а будет очень серьезно разрушать. Нужно иметь силы и крепость в отношениях, чтобы это выдержать. Вы говорите, что люди все больше хотят заработать. Но сегодня часть людей уже понимает, что всю недвижимость и накопления они с собой в могилу не заберут. Я четко вижу, что у меня и у моей семьи есть определенные потребности, но яхты и самолеты нам не интересны. И вообще в ежемесячном режиме тратить какие-то сверхденьги не вижу смысла. Я вижу смысл в другом. У нас, например, есть подопечная мама под Нижним Новгородом: она одна, и у нее трое мальчиков. Мы ежемесячно ей помогаем всякими продуктами, одеждой — выходит около 20 тыс. рублей, и если я понимаю, что сумка в магазине тоже стоит 20 тыс. рублей, нужна она мне или я лучше месяц буду поддерживать эту маму? У меня почему-то решения принимаются в эту сторону. Когда входишь в помощь другим, четче начинаешь понимать себя, ценить то, что у тебя есть, те отношения, которые удалось сформировать, ту любовь, которая сегодня есть к мужу и к детям. Вот эти вещи приобретают верховную ценность. И понимаешь, что важнее отношений в жизни ничего нет. Я могу обложиться всеми материальными благами, но если рядом со мной не будет любимых людей или они будут не в порядке — это все равно будет великое страдание. Поэтому я вижу смысл вкладываться именно в отношения. Можно дальше передавать знания и опыт тем, кто сейчас в пути построения своей семьи.

Какие есть особенности отношения к приемным детям в Москве?

В Москве как раз все неплохо, в столицах все-таки лучше работает просвещение. Больше возможностей что-то читать, смотреть, посещать лекции. И я вижу четкую разницу с регионами.

В Москве приходит приемный ребенок в семью, приводим его в школу, там могут возникнуть вопросы, но они решаемы. Люди слышат. У нас так было со средней дочкой. Ей было 13 лет, когда мы ее приняли в семью, она пошла в школу, и там через некоторое время началось: родители стали звонить директору, спрашивать, почему у нас в классе ребенок из детского дома. Я взяла книги, свои, семейного психолога Людмилы Петрановской, и пошла к классному руководителю. Мы полтора часа разговаривали. Я объяснила, что я педагог, описала нашу ситуацию, рассказала, с какой историей мой ребенок. Классный руководитель говорил: «Она ничего не знает! Происходят какие-то странности: я ее спрашиваю по программе пятого класса, она ничего не знает, а сложные вещи, которые мы вчера проходили, она знает». Я ей объяснила, что пятый класс — это как раз момент, когда мама оказалась в местах лишения свободы, ребенок — сначала в больнице, потом в приюте, потом в детском доме, для нее это была травма, с которой она до сих пор не может справиться. Весь тот год она не то что учиться, вообще ни о чем думать не могла. Когда объясняем вот так шаг за шагом, у людей в головах все встает на места. Не дети какие-то плохие и странные, а жизнь с ними так обошлась, что, к сожалению, некоторые вещи нарушены. И надо помочь им эти пробелы восстановить. Мы с педагогами формируем команду и дальше стараемся помогать ребенку вместе. Тут важна включенность родителей: учителей приходится просвещать.

Если рядом со мной не будет любимых людей или они будут не в порядке, это будет великое страдание. Поэтому я вижу смысл вкладываться именно в отношения.

А в регионах многие в принципе вынуждены скрывать, что у них есть приемные дети, потому что общество до сих пор не очень хорошо к этому относится, хотя в мире довольно давно считают, что родить и усыновить — это два равнозначных способа пополнить семью.

Как можно улучшить отношение общества к приемным детям?

Как раз таким способом, который мы сейчас предлагаем. Многие взрослые застревают на подростковом уровне и к зрелости не приходят. Остаются в сиюминутных потребностях, не очень важных. За эти семь лет, которые мы глубоко погружены в усыновление детей и помощь семьям, я поняла, что 80% информации, которая в обязательном порядке дается приемным родителям, необходима и кровным. Если бы мы с мужем знали элементарные основы семейной и детской психологии до того, как родили ребенка, мы бы столько ошибок не нашлепали. Эти знания полезны вообще всем людям, но особенно тем, кто уже связан с детьми. За эти семь лет я сначала приобрела знания в школе приемных родителей, потом добавляла к ним огромное количество знаний по детской и семейной психологии, посещая конференции, тренинги, собирая исследования ученых, изучая публикации и книги.

И, как результат, мы с психологами создали курс «Азбука счастливой семьи» из пяти блоков: семейная система, привязанность, психологические травмы, трудное поведение детей и родителей и последнее — взросление и сепарация. Там заложена база знаний, которая необходима абсолютно всем родителям. Многое подается через реальные ситуации, взятые из жизни. Теория, истории, упражнения. С помощью последних люди анализируют, погружаются в себя, прорабатывают свой детский опыт. Лучше всего, если муж с женой занимаются в паре, поддерживают друг друга, вместе осознают, что сегодня им мешает выполнять задачи родителей. Например, в детстве папу, не задумываясь, шлепали или давали ему подзатыльник. Сейчас, когда со стороны его ребенка начинается протест, первое, что происходит: у отца непроизвольно дергается рука и возникает желание дать подзатыльник. Он сам может не понимать, в чем причина, но эти вещи напрямую связаны. Можно ли разорвать порочную цепочку «подзатыльников»? Можно, если захотеть. И принять решение не наносить своему ребенку тот вред, который неосознанно наносили мне. А как это сделать? Через осознанность, через поиск ресурсов и проработку себя как личности. В этом и состоит задача курса «Азбука счастливой семьи».

Что такое профилактика сиротства?

Это комплексная вещь. Она затрагивает многие сферы жизни: медицину, образование, экономику, занятость населения и так далее. Задача нашей некоммерческой организации, как мы ее видим сегодня, — ранняя профилактика сиротства и семейного неблагополучия. Но это только один из элементов того, что необходимо делать: укреплять семью сейчас, доносить до людей смысл и ценность отношений, чтобы через энное количество лет снизить риск попадания ребенка в детский дом. Однако проблема сиротства гораздо сложнее. Не знаю, в курсе вы или нет: у нас в стране сироты в основном социальные — у 90% детей, которые оказываются в детских домах, живы оба родителя или как минимум один из них. Много тяжелых вещей, с которыми необходимо системно работать на уровне государства: крайняя бедность, недоступность медицины и образования в регионах, наркомания, алкоголизм…  В столице больше наркомании, в регионах — алкоголизма. По всем этим причинам дети попадают в детские дома. Родители не справляются. Не справляются не только с воспитанием, но и с собственной жизнью, у них низкий уровень осознанности, они не понимают, куда обратиться за помощью, они не понимают, какую поддержку они могут получить — либо от государства, либо от общественных организаций. Многие семьи с детьми варятся в своем котле: денег нет, понимания, как воспитывать, нет, поддержки тоже нет.

У людей, к сожалению, есть еще такая иллюзия, что в детском доме хорошо, потому что бедная семья не может одеть, накормить, обуть и дать образование, лечение, а в детском доме все это есть. Но это фатальная ошибка. Мы выплескиваем с водой младенца. Наносим детям психологические травмы и подвергаем их депривации — все это приводит к разрушению личности. Да, в детских домах гигантское финансирование. Еще в 2018 году, по данным Минпросвещения, оно было в районе 1,38 млн в год на одного ребенка, сейчас цифры выросли — на одного ребенка в детский дом направляется больше 100 тыс. в месяц. Но результата нет, потому что там нет детско-родительских отношений, не с кем формировать привязанность, которая является одной из основ будущего счастья, здоровья и успешности человека. А выделять поддержку семьям в отличие от детдомов не принято. И это чудовищно.

По сути на укрепление семей сегодня работают только благотворительные фонды и небольшие региональные общественные организации. Некоторые из них уже обращаются к нам: у них есть пул семей, которые нужно поддержать, чтобы они сохранили детей. Коллеги привозят кризисным семьям продукты, одежду, помогают собрать детей к школе. Но кроме этого параллельно нужно еще давать людям элементарные знания, чтобы помочь разобраться в роли родителей: почему я такая мама, почему я такой папа? Как я могу стать лучше? В этом наш курс, адаптированный к работе с кризисными семьями, тоже сможет помочь.

Мы планируем обучать сотрудников региональных организаций, наших партнеров, с тем чтобы они вели родительские группы и клубы — пусть называют их как угодно — и по программе давали знания родителям. Когда у человека начинает переворачиваться сознание и он понимает, что бьет ребенка не потому, что хочет бить, а по той причине, что его самого били в детстве, кричит не оттого, что он плохой, а из-за того, что такая реакция закрепилась как паттерн в детстве, он становится на путь изменений. И есть шанс разомкнуть эту цепочку. Некоторые люди, более осознанные, смогут сами себе помогать с помощью программы, работая по книге-тренажеру «Азбука счастливой семьи» (в свободном доступе она появится в апреле 2021-го). А есть те, кому нужен «проводник», наставник, чтобы прийти к осознанному родительству и в точке максимум удержаться от того, чтобы сдать детей в детский дом, и считать, что это нормально.

Куда в Москве должна обратиться одинокая мама, если она не справляется?

В Москве как раз можно много куда прийти: есть благотворительные фонды, которые занимаются поддержкой кровных семей и работают с такими случаями, оказывают юридическую, психологическую и прочую поддержку мамам. Есть центры социальной помощи семье и детям. В Москве все налажено гораздо лучше: главное, чтобы человек хотя бы куда-то пришел.

У 90% детей, которые оказываются в детских домах, живы оба родителя или как минимум один из них.

В регионах сложнее с инфраструктурой в целом. Большая удаленность от центров помощи. Поэтому важно в каждом поселке сделать хотя бы инициативную группу самих родителей, которые озаботятся вопросами взаимной поддержки и начнут помогать друг другу. Мы с радостью обучим лидеров таких групп и бесплатно передадим им книги-тренажеры, чтобы они проводили встречи по нашей программе со своими семьями. Очень важна сама по себе идея «равный — равному», когда более опытный родитель готов поддержать менее опытного. Проблема же в чем: одинокая мама не может никуда выйти из дома, не может заработать, но если есть объединение мам, женщины начинают взаимодействовать между собой. Одна, условно говоря, сегодня может посидеть с группой детей и дать возможность другим мамам сходить в поликлинику или магазин. Другая — завтра. И так далее. Должна работать взаимовыручка. В некоторых населенных пунктах это, к счастью, есть уже сегодня. А где-то люди пока изолированы друг от друга.

О чем ваша новая книга «Наши дети»?

Книга как раз о пути от непонимания роли мамы и папы, от неготовности к рождению ребенка до осознанности и полной ответственности, которая помогает вырастить детей здоровыми и счастливыми. И параллельно это истории самих детей. Не все дети пришли в нашу семью тривиальным путем. Старшая дочка родилась, младшую мы удочерили, потом приняли Дашу — ей было 13 лет, потом Гоша пришел в нашу семью в свои 16 лет, а потом Даня, которому было 17. И эта книга — история вхождения каждого ребенка в семью, рассказ о том, как бывает трудно с адаптацией, как тяжело бывает выполнить требование общества «полюби с первого дня». Не всегда это так работает. Иногда нужно время, чтобы люди друг с другом сблизились, чтобы возникли чувства. Но когда заботишься о ребенке, уделяешь ему силы и время, а он это начинает улавливать, тогда и рождаются отношения, рождается близость. По щелчку, только от того, что ты подписал документы об усыновлении, любовь не всегда появляется. Чаще всего это путь. Давайте откровенно, он и с кровными детьми должен быть пройден. Не всегда сразу вселенская любовь. Нужно принять решение, нужно чувство выращивать, понимая, насколько оно важно для ребенка и для себя, потому что несчастливая мама счастливого ребенка вырастить не может. Нужно заботиться о себе, работать над своими ресурсами и развитием.

Как ваша семья относится к тому, что вы настолько откровенно рассказываете о себе и о них в ваших книгах?

Все, что есть в книгах и публичном пространстве, мы обсуждаем с детьми и мужем. Да, «Наши дети» — очень открытая, откровенная, но есть вещи, которые там не рассказаны и никогда не будут рассказаны, потому что это нарушит приватность детей, и я никогда не открою рот на эту тему. Дети в основном читали свои части. Даня читал, Нэлла читала, Гоша сказал: «Не буду, я и так все знаю» (мы с ним свою книгу писали — «Меня зовут Гоша. История сироты»). Все согласовано с ними, и я вообще считаю, что в публичное пространство можно выносить только то, что разрешают дети. Например, сейчас многие ведут блоги в социальных сетях. И, конечно, необходимо обсуждать с ребенком: «Можно я напишу об этом?» или «Можно я тебя сейчас сниму для сториз?» Просто так нападать с телефоном — это неправильно. Но дети уже понимают важность знаний. Они сами прошли через потерю кровных семей. Мы с ними много говорим о том, как сделать так, чтобы дети не теряли семьи. Как укрепить родителей, как дать маме ресурс, чтобы она от отчаяния не ушла в наркотики, а получила поддержку и смогла встать на ноги, смогла заботиться о ребенке, а когда он подрастет, найти работу. Они помогают. Ну и одно дело написать заумную книгу (их, научных трудов психологов и психиатров, к счастью, уже написано много, жаль только мало кто читает), другое — рассказать историю. Моя задача — те же самые вещи, которые я черпаю из трудов великих ученых, перекладывать на простой язык и иллюстрировать реальными событиями. Книга — это истории и выводы, которые я расцениваю как правила осознанного родительства.

А вы не хотите пойти в политику, чтобы изменить систему?

У меня есть ощущение, что в политике не обязательно удастся что-то изменить, но там придется измениться самому. Есть всемирно известный учитель сценаристов и писателей Роберт Макки, я была у него на тренингах, он подписал мне свою книгу «История на миллион» так: «Write the truth». Это мой принцип: пиши правду. Больше мне к этому ответу добавить нечего. Возможно, когда-то что-то изменится, и я увижу, что это будет на пользу.

Хотела спросить, планируете ли брать еще детей, но поняла, что вы недавно уже взяли.

Да мы же ничего не планировали! Гошка сам пришел: узнал о нас от Даши, Дане усиленно искали семью: ему было уже 17 лет, он боялся вырастать и остаться совсем один…  Я вижу свой вклад в просвещении, в активной передаче знаний. Поэтому сейчас все планы связаны с нашей некоммерческой организацией «Азбука семьи». Я уверена, что в ближайшие 50 лет своей жизни буду транслировать важные смыслы родителям и очень хочу, чтобы в нашем обществе что-то изменилось. Нельзя больше жить с детскими домами, это разрушительно для детей. Многие страны отказались от детских домов, даже ближайшие соседи — Молдова, Беларусь. Ребенок должен воспитываться в семье, это то, что ему предназначено природой. Создать муляж семьи в детском доме нельзя. Но теперь стоит вопрос, в какой семье. Я вижу, что у осознанных любящих родителей растут благополучные дети. Это мы и будем делать — повышать осознанность. У нас планы на пять лет расписаны: курсы, книги-тренажеры «Азбука счастливой семьи» сначала для родителей, потом для подростков, чтобы подготовить к семейной жизни, затем для родителей особых детей и так далее. Из ближайшего — в марте выпускаем книгу по детской психологической травме всемирно известного психиатра Брюса Перри. Будем бесплатно распространять среди специалистов и родителей. Делаем это при поддержке общества, потому что существуем только на пожертвования и работаем на волонтерских началах: я, муж, семья, друзья, которые нам помогают. А дальше, надеюсь, сможем найти ресурсы, которые помогут расширить деятельность.

Фото: Елена Мартынюк