, 2 мин. на чтение

Сколько крови в рюмке? Отвечает Денис Пузырев в «Новейшей истории России в 14 бутылках водки»

Самой большой ошибкой был все-таки арбузный ликер. Он был куплен из чистого любопытства, из желания понять, каким может быть вкус у этого, судя по яркой этикетке, голландского напитка. Вкус был омерзительным. По крайней мере сногсшибательную — в прямом смысле этого слова — смесь «Амаретто» и спирта «Рояль» можно было пить, но на фруктовых ликерах был поставлен крест.

Впрочем, остановиться было невозможно. На дворе были 1990-е, которые принесли с собой разнообразие кино, литературы, способов заработка и алкоголя. Новизна и выбор пришли во всех сферах жизни, и пробовать новый напиток было так же интересно, как и покупать VHS-кассету с новым фильмом. Алкоголь был повсюду, о нем постоянно напоминала реклама (еще одно важное искусство 1990-х), он был существенным содержанием той музыки, которая звучала по телевизору: любовники воссоединялись, пока муж ходил за пивом, иронический персонаж мечтал: «Если б было море водки, стал бы я подводной лодкой». Страна менялась, страна училась потреблению, страна много пила.

Мы с коллегами по новосибирской еженедельной газете, сдав очередной номер вечером четверга, отправлялись по киоскам рядом с метро «Студенческая» исследовать новые водки, невиданные этикетки, ничего не говорящие названия.

Примерно тогда же знаменитый актер, отвечая в телевизионном интервью на немыслимый сегодня вопрос «А что вы любите пить?», отвечал: «Водку».

— А какую? — настаивала журналистка.
— «Абсолют».
— Почему?
— Потому что она сделана на заводе.

Но «Абсолют», тем более сделанный на заводе, был дорог и недоступен. Наша алкогольная любознательность закончилась в одночасье, когда газетный кроссвордист, здоровый двухметровый мужик, умер, выпив какой-то дряни, разлитой в водочную бутылку.

Смерть от паленой водки кажется такой же приметой того времени, как приватизация и резкая смена социальных ориентиров. Написать историю любого общества как изменение отношения к еде или алкоголю — отличная задача для любого автора нон-фикшн.

Денис Пузырев написал историю современной России как алкогольного бизнеса. В книге «Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал» 14 глав — 14 водок, 14 исторических вех. Это «Кремлевская», «Смирнов», «Столичная», «Довгань», «Гжелка», «Путинка», «Зеленая марка», «Немирофф», «Русский стандарт», «Добрый медведь», а также, без деления на марки, осетинская, подмосковная, региональная и питерская.

Пузырев не говорит об истории потребления и культурной рецепции. Он пишет про инвестиции и кредиты, слияния и поглощения, вымогательства и убийства, преступность международную и доморощенную, махинации и рекламные кампании, зависть и обман, вечеринки и наркотики, стремительные карьеры и унаследованные богатства, судебные иски и бегства от закона, бейсбольные биты и автоматы времен Второй мировой, конкуренцию и строительство жестко централизованной вертикали. Да, эта вертикаль, построенная выходцами из постперестроечного Ленинграда-Петербурга, есть и в водочном производстве.

Пузырев, много лет работавший журналистом и освещавший алкогольный бизнес, приводит цифры и имена. Много имен. Некоторые не известны никому, кроме экспертов по индустрии крепких напитков. Некоторые каждодневно звучат в новостях, как, например, имя Аркадия Ротенберга. Некоторые уже подзабытые: многие ли помнят сегодня комиссара «Наших» Василия Якеменко? Некоторые совсем неожиданные, как Леди Гага.

Новейшая история прозрачного напитка оказывается лучшей метафорой создания новой России. Она сочится кровью. Но, быть может, главное достоинство книги Пузырева в том, что он пишет свою версию становления современной политики и экономики как историю преемственности, а не разрывов. Можно сколько угодно ругать или высмеивать 1990-е годы, но все, что происходило после — логическое, совершенно закономерное продолжение того времени, ставшего эпохой основания сегодняшней России. Так что последняя фраза последней главы «Истории России в 14 бутылках водки» — «аквадискотека должна продолжаться» — совсем не случайна.