Свою первую дозу «Модерны» я получил в прививочном пункте, оборудованном в бывшем аэропорту Темпельхоф — монструозном памятнике тоталитарной архитектуры.
Вся процедура была четкой, заняла несколько минут, была гораздо короче времени, потраченного на поиск записи на прививку, и резко контрастировала с тем административным хаосом, который сопровождал начало кампании вакцинации. До начала июня в Германии прививали не всех, а только некоторые категории жителей — врачей, учителей и других представителей «значимых» профессий (мне пришлось показывать пресс-карту, журналисты по немецким меркам тоже важная профессия), хронических больных. Но сейчас деление на более и менее, с точки зрения правительства, ценных обитателей страны сняли. На этом фоне статистика заболеваемости падает, и власти постепенно снимают противоречивые и иногда просто дискриминационные и абсурдные запреты и ограничения. Деление на «чистых» и «нечистых» пока сохранится — у вакцинированных будет больше возможностей, особенно в части путешествий. Но вакцин стало больше, и привиться может каждый, кто хочет — нужно лишь суметь записаться на укол. С этим по-прежнему легкая проблема, особенно если ты, например, не хочешь «АстраЗенеку», а ищешь место, где колют «Пфайзер».
Наверное, в ближайшем будущем нас ждет обилие книг и фильмов о феномене диссидентства эпохи коронавируса. Можно хорошо представить, как дежурная фейсбучная шуточка «я чипировался» станет основой сай-фай-сюжета, а ничем не оправданное полицейское насилие к коронаскептикам будет анализироваться как новый инструмент тоталитаризма. У разных форм общественного скепсиса по отношению к государственной политике тела есть разные причины. У некоторых совершенно очевидные и откровенно неприятные — появление биологических привилегий стало реальностью социальной жизни. Иммунитет становится важнее визы, индивидуальное здоровье перестает быть частным делом. Все это не может не пугать. Но пока можно только догадываться, почему в мире, где миллионы людей повседневно пользуются приборами, продуктами и медикаментами, про устройство и состав которых мало кто понимает, именно вакцина против ковида, а вовсе не ограничительные меры, стала воплощением скепсиса и иррационального страха.
Наверное, один из источников этого феномена — недоверие к традиционной медицине и фармакологии, стабильно подогреваемое конспирологическими разговорами о «заговоре большой фармацевтической индустрии». Увы, о том, как реально устроено взаимодействие фармацевтических компаний, инвесторов, регулирующих государственных органов, врачей и пациентов, очень часто пишут в самых мутных интернетах. Голоса тех, кто компетентен, слышны реже и тише.
Книга «Наперегонки с эпидемией. Антибиотики против супербактерий» («Питер», перевод В. Сергеевой) нью-йоркского врача Мэтта Маккарти — счастливое исключение. Это своего рода детектив — на протяжении повествования Маккарти рассказывает о тестировании нового антибиотика, лекарства от кожных инфекций. Попутно он говорит об экономике здравоохранения, врачебной этике, истории изобретений и экспериментов на людях, ошибках и тупиковых путях в самых знаменитых исследованиях. Об ученых, которые не сумели понять, что находились на грани открытия, которое навсегда изменит медицину. О том, что первооткрыватель пенициллина Александр Флеминг был плохим оратором. О том, как появилось название популярного антигрибкового средства «нистатин» — в честь государственного департамента здоровья штата Нью-Йорк, NY State, из бюджета которого финансировались исследования нового препарата.
Экономика, научный прогресс и наше здоровье связаны самым сложным образом, куда сложнее, чем может показаться даже считающему себя просвещенным профану. Маккарти пишет: «Бактерии могут испортить все старания химиков всего одной мутацией, и столь тщательно разработанный антибиотик теряет силу. Тогда умирающий пациент получает бесполезное лекарство, а многомиллиардные инвестиции испаряются».
Маккарти не говорит про ковид, он закончил свою книгу в конце 2019 года. Известный сегодня всему миру советник американского президента по медицине Энтони Фаучи появляется на страницах книги в качестве директора Национального института аллергии и инфекционных заболеваний при Национальном институте здоровья США. Он обсуждает с Маккарти разработку новых антибиотиков и возможные стимулы для фармацевтических компаний. Тень коронавируса появляется в одной из последних фраз в финале «Наперегонки с эпидемией»: «Коллега подумал, что я мог бы построить аналогичную модель исследования гриппа, основываясь на моем исследовании флегмоны. Начинался еще один “год чудес”». Но безотносительно к наступившему «году чудес» вирусология не профессия Маккарти, он борется с бактериями, которые, по его мнению, «в отличие от людей используют антибиотики разумно». Как будто обращаясь к тем, кто в разгар короны скупал в аптеках антибиотики, Маккарти напоминает: «Некоторые антибиотики также могут убивать паразитов и грибы, но они неэффективны против вирусов. Вот почему ваш врач не хочет выписывать антибиотики при простуде, ведь ее симптомы обычно вызваны вирусом».
Знание о болезнях и способах их лечения развивается с точки зрения человеческой истории стремительно. До 1930 года ученые не знали, что бактерии и вирусы — это разные вещи. В 1950 году в компании Pfizer работало всего восемь сотрудников по продажам, всего через год — уже сто. Сегодня сочетание растерянности и иллюзии всезнания приводит к недоверию медицине. Увы, цену этому недоверию мы узнаем только завтра.