Не так давно я обратил внимание, что жизнь в Москве полна разнообразных комплексов. Они отнюдь не психологические, хотя не отрицаю, что на психику, как и всякие языковые непотребства, они влияют дурно. Эти комплексы зовут многофункциональными, торговыми, жилыми, физкультурно-оздоровительными, спортивными, офисными, вокзальными и даже храмовыми — список можно продолжать бесконечно.
В конце июня на втором Курско-Рижском диаметре открылась станция «Щукинская». В самом по себе событии нет ничего из ряда вон выходящего: в течение полутора лет на обоих диаметрах открывалось и реконструировалось множество разных станций. Кто-то вспомнит «Долгопрудную» с парящим дирижаблем, кто-то — новую станцию «Курьяново», которая обеспечила какую-никакую транспортную доступность для забытого всеми (и оттого прекрасного, несмотря на известное соседство с очистными сооружениями) жилого квартала.
Для кого-то олицетворение Петербурга — свободный художник, а Москвы — клерк, но я скорее готов согласиться с человеком, заметившим, наоборот, что Петербург весь строгий, он в костюме, а Москва — это город-фрилансер, и дело, конечно, вовсе не во внешности и не в том, что москвичи не ходят в офис — ходят толпами.
Где бы мы ни находились в Москве, нас повсюду преследуют слова. Лезут, останавливают на улицах, поджидают в темных переулках и сырых переходах. Даже сквозь запотевшие окна общественного транспорта как-то ко мне пробираются.
Вальтер Беньямин, приехав однажды в Москву, заметил, что часовщиков в городе много, а время как будто никем не ценится. Можно простить немецкому мыслителю, во многом чрезвычайно проницательному, это несправедливое наблюдение. Любой, кто прожил какое-то время в этом городе, знает: каждая минута на счету. Так что прошу, не зевайте, занимайте обе стороны эскалатора. Загорелся зеленый — не ждите праведного гнева, жмите скорее на педаль.
Москвичи бульвары любят, москвичи бульварами гордятся. Еще 200 лет назад это хорошо понял Владимир Одоевский, который сам становился москвичом дважды: один раз по расчету, то есть при рождении, а другой — сугубо по любви, навсегда порвав с Петербургом и сбежав обратно в родной город после долгих и мучительных изысканий в алхимии.
Московские набережные хоть и не петербургские, но гордиться ими мы все хотим как минимум наравне. С 1930-х годов тянется в городе их реконструкция: дерево меняют на гранит, асфальт — на плитку, автомобильные полосы — на широкие тротуары.
Еще несколько лет назад к горожанам, решившим связать свою жизнь с Новой Москвой, относились с подозрением. Благоприятная экология едва ли казалась убедительным аргументом для переезда (даже по нашим временам), а планы развития, расписанные властями на годы вперед, представлялись либо слишком туманными, либо далекими от реальности.
Время от времени во мне просыпается желание — на первый взгляд опрометчивое, но страстное и понятное, наверное, любому, особенно сегодня: отложить опостылевший ноутбук, собрать наконец друзей, сходить в кино. Тогда я мысленно начинаю перебирать доступные варианты досуга.
