В ноябре в Государственной думе в очередной раз заговорили о том, чтобы возродить систему вытрезвителей в виде частно-государственного партнерства. Алексей Байков вспомнил историю вытрезвителей в Москве и взвесил все «за» и «против» их возвращения.

Существует распространенное мнение, что первое учреждение по оказанию помощи перебравшим алкоголя гражданам появилось в 1902 году в Туле усилиями городского врача Федора Сергеевича Архангельского. Но тут как в известном анекдоте: «Не 20 рублей, а 15, не в преферанс, а в дурака, и не выиграл, а проиграл», поскольку первый вытрезвитель на самом деле появился почти на три века раньше и не где-нибудь, а у нас в Москве. Открываем «Русский биографический словарь» А. А. Половцова и в разделе, посвященном известному деятелю русской истории XVII века Федору Михайловичу Ртищеву-Большому, читаем:

«Слуги его разыскивали и приводили в особо устроенный им дом больных, неимущих и пьяных; им давался временный приют: больных лечили, неимущих кормили и одевали, пьяных протрезвляли. Ртищев посещал этот дом и наблюдал за тем уходом, каким пользовались его случайные обитатели».

Более того, на церковном Cоборе 1681 года государь Федор Алексеевич предложил распространить опыт ртищевских богаделен на прочие города Московского царства, но по каким-то причинам дело тогда не пошло. В дальнейшем, при Петре, профилактика алкоголизма ограничивалась эпизодическими награждениями знаменитой медалью «За пианство» (чугунная шестиконечная звезда, вес — 7 кг вместе с цепью, носить на шее неделю), а после него на «контингент» просто махнули рукой и разве что периодически оттаскивали несчастных в околоток, где, как правило, избивали и грабили. Из «медицинских» мер практиковалось в лучшем случае обливание холодной водой, а как оно происходило на практике — читайте финал известного всем со школьной скамьи «Левши» Лескова.

Впрочем, данные меры относились исключительно к простонародью, а вот до пьяного вдрызг дворянина полицейский чин не имел права дотронуться даже пальцем, чем и объясняются «подвиги» Долохова и Пьера Безухова из первого тома «Войны и мира» вроде привязывания квартального надзирателя к живому медведю с последующим купанием обоих в Мойке. Позднее, в СССР, тоже появилось своего рода «дворянство» с правом на личную неприкосновенность, да и сегодня детям олигархов, чиновников и высокопоставленных силовиков легко сходят с рук почти любые алкогольные и наркотические дебоши.

В начале прошлого века вытрезвители открылись не только в Туле, но и в Саратове и Ярославле, но их век оказался недолог — с началом Первой мировой войны, после введения сухого закона, их начали закрывать, а медперсонал забирать на фронт. Новые заведения такого типа, открывшиеся уже в СССР, сперва попытались продолжить старую традицию «гуманного отрезвления», но…

По системе Берии

Новая власть полагала, что для создаваемого ей общества совершенно необходим человек, полностью освобожденный от пороков старого мира. И одним из первых пунктов в списке этих пороков значилось употребление алкоголя. После Октября 1917 года царский сухой закон так и не был отменен, «Окна РОСТа» рисовали карикатуры, проводилась лотерея «Книга вместо водки», а Маяковский гвоздил всей риторической мощью своей «лесенки» пьяниц и самогонщиков. И все же народ продолжал пить, невзирая на военный коммунизм и разруху. С началом нэпа решили, что хватит бороться — пора возглавить, и сперва разрешили варить пиво, а в 1924 году выпустили первую советскую монопольную водку — 30-градусную «рыковку». Результат не заставил себя ждать: прямо в день отмены сухого закона в Москве погибли несколько десятков человек, кто в драках, а кто просто с перепою. Уже в 1926 году Совнарком РСФСР постановил «усилить изучение вопросов алкоголизма и организацию лечения алкоголиков». Наконец, 14 ноября 1931 года в Ленинграде на ул. Марата распахнул свои двери первый советский вытрезвитель.

Впрочем, еще до его открытия отношение государства к перебравшим гражданам уже приобрело отчетливо-репрессивный характер: их стали сажать за решетку на срок до десяти дней и штрафовать на 10 рублей. И все же первые советские вытрезвители были подчинены системе Наркомздрава, а значит, должны были оказывать помощь, а не карать оступившихся. Вежливый персонал, мягкие койки, а поутру «клиентам» даже возвращали изъятое у них недопитое спиртное. Памятником тех времен в Москве надолго остался женский вытрезвитель на Плющихе — по одним версиям, он находился в 1-м переулке Тружеников, в здании бывшей бани, куда ходил мыться сам Лев Толстой, по другим — во Вражском. В нем еще долго поддерживали определенный уровень гуманного обращения с перебравшими дамами, а потому туда свозили актрис и жен партийных деятелей.

Рукотворный ад для пьяниц настал ровно девять лет спустя, когда приказом Лаврентия Берии вытрезвители были выведены из подчинения Наркомздрава и переданы НКВД. Ряды их сотрудников пополнились милиционерами, которые принесли с собой привычные им методы обращения с задержанными. Ну а выпивший гражданин в глазах государства переводился из «отравившихся» в разряд бытовых преступников и нарушителей общественного порядка, в обращении с которыми были вполне уместны карательные меры.

«С трудом ведем больного, он упирается, ругается, вступает в драку, — так описывал рабочие будни вытрезвителя 1940-х годов Александр Дрейцер в своей книге “Записки врача скорой помощи”. — Дежурные милиционеры и фельдшер, люди опытные, быстро его укрощают: валят на пол, полотенце, смоченное в нашатырном спирте, вкладывается в его шапку и накладывается на лицо. Дикий крик, но он уже наполовину укрощен. Передают его двум здоровенным женщинам-раздевальщицам. Те валят его на диван и раздевают догола в одну минуту. Сзади через голову сразу снимается одежда, причем в сторону откатывается несколько пуговиц. Потом втаскивают в прохладную ванну, моют мылом и мочалкой, вытирают и покорного ведут в спальню.

Голый мужчина всегда смирнее одетого, чего нельзя сказать про женщин.

В спальне я его осматриваю — повреждений нет, и через несколько минут он спит сном праведника рядом с товарищами по таким же подвигам. В первой комнате все его вещи и деньги переписывают и тщательно укладывают в мешок с номером, утром ему возвращают все вещи и деньги за вычетом 25–40 рублей — в зависимости от степени его буйства. В обмен взысканных денег ему выдается квитанция: за “медицинское обслуживание”».

Уже на старте «обновленной» системы советских вытрезвителей в нее были заложены все базовые принципы, с которыми она прошла до самого конца. Нашатырь или обливание холодной водой для «приведения в чувство», при том что первый способ у только что активно сопротивлявшегося и возбужденного человека может вызвать рефлекторную остановку дыхания, а вторым можно попросту убить некоторые категории «сердечников». Насильственное резкое раздевание, лишающее человека не только достоинства, но и воли к отстаиванию своего права на личную неприкосновенность. И под конец — денежный штраф, то есть, простите, «оплата за медобслуживание» размером в одну седьмую от средней зарплаты по стране.

«Я работаю в шараге под названием «трезвяк»

На разделительной полосе МКАД лежит вдрызг пьяное тело. К нему подходят два милиционера, один из Москвы, другой из области, и начинают спорить, в какой вытрезвитель его забирать. Так ничего и не придумав, звонят в отдел. Там советуют: «А вы к нему принюхайтесь: если пахнет водкой, то везите в московский, а если самогоном, то в областной».  Принюхались и докладывают: «Пахнет коньяком». — «Тогда срочно доставьте товарища домой!» (Анекдот советских времен.)

Свой окончательный вид система вытрезвителей приобрела в 1970-х, как раз во времена брежневского «всенародного» запоя. Согласно памятке, которую носил в кармане каждый советский милиционер, у гражданина существовало три стадии опьянения: легкая, наступающая после употребления 20–40 г чистого алкоголя, то есть литра светлого пива, или 200–400 мл виноградного вина, или 50–100 мл крепкого спиртного, средняя — 50–100 г чистого алкоголя (1,5 л вина, или 150–300 мл водки, либо коньяка) и тяжелая, при которой тело уже не способно сохранять вертикальное положение. Формально забирать в вытрезвитель должны были только тех, кто допился до третьей стадии или до второй, если они при этом злостно нарушали общественный порядок.

В реальности у каждого вытрезвителя, как и у любого другого советского учреждения, имелся план, который надо было выполнять. «Черные воронки» брежневских времен — серые фургоны с надписью «Спецмедслужба» — охотились на любую дичь, лишь бы у нее был запах изо рта.

Существовал ряд привилегированных категорий граждан, забирать которых в вытрезвители было строго запрещено, а вместо этого предписывалось доставлять домой и передавать на руки родным и близким. К таковым относились депутаты Советов всех уровней, сотрудники милиции и КГБ, военнослужащие (их надо было сдавать в комендатуру), герои Советского Союза и кавалеры ряда других орденов, иностранные дипломаты, беременные женщины и явные инвалиды.

Еще категорически запрещалось забирать гражданина из собственной квартиры, даже если он там учиняет дебош. Государство посылало любителям выпивки вполне однозначный сигнал: «Сиди дома и не порть нам открыточные виды развитого социализма». Последствия вышли точно такими же, как в США после подъема нижней возрастной планки употребления алкоголя до 21 года — там выросло число изнасилований на школьных и студенческих домашних вечеринках, с которыми сейчас воюют феминистки, а при Брежневе скакнула вверх кривая бытовой преступности по пьяной лавочке.

Доступное поле деятельности у приписанных к вытрезвителям милиционерам получалось крайне узким. А потому под конец месяца машины «Спецмедслужбы» караулили жертв за углом у ресторана, у выхода с дискотеки или у проходной завода в день получки. Их излюбленным клиентом вместо буйного работяги или маргинала, от которого можно было запросто получить в глаз в процессе погрузки, стал научный сотрудник, отмечавший с друзьями защиту, или совслужащий, решивший отпраздновать день рождения с коллегами по работе. Советский милиционер твердо знал, что интеллигентная публика самая беспроблемная и качать права в случае чего не будет.

Кроме того, у сотрудников «трезвяка» имелось абсолютное оружие — докладная записка на работу.  Представителям класса-гегемона бояться было нечего, поскольку уволить человека с завода во времена застоя было весьма проблематично. К тому же за хороших мастеров начальство держалось обеими руками, что бы они там ни творили в день получки. А вот «тилихенту» такая бумажка могла стоить партийного стажа, карьеры, очереди на квартиру, путевки в санаторий и, наконец, самой работы. Студентам после двух рапортов из вытрезвителя светило отчисление. Вот почему на следующее утро многие, получив квитанцию за «медобслуживание», перевешивались через барьер и интимным шепотом, выдыхая вчерашний перегар, вопрошали: «Начальник, договоримся?»

Вскоре в повседневную практику вытрезвительных милиционеров помимо взяток вошло и воровство, благо свидетельствам нетрезвого человека, как и психически больного, у нас никогда не придавали значения.

Во время горбачевской антиалкогольной кампании приписанных к вытрезвителям милиционеров за перевыполнение плана стали премировать…  дополнительными талонами на водку. Даже если вспомнить о том, что «беленькая» тогда стала еще одной и даже более ликвидной, чем рубль, валютой, которой можно было расплатиться за любые услуги, все равно сама ситуация выглядела до предела абсурдной. Но сотрудников «трезвяков» эти соображения ничуть не волновали, и они принялись повышать плановые показатели с утроенным рвением. Именно о тех временах была написана предельно злая песня самой народной панк-группы «Сектор Газа» — «Мент»:

Если ты клиент с деньгами, не прошел мой день за так,
Все карманы наизнанку, всех обчищу только так,
Ведь одной зарплаты мало, посудите, чуваки,
У меня ж есть тоже шлюхи, мне нужны ведь пятаки.

Эй, кто за дверью! Выходи в сортир по одному!

Проклятое прошлое и безрадостное будущее

В постсоветской России жизнь била ключом настолько, что о вытрезвителях практически забыли: во-первых, наркотики на улицах изрядно потеснили алкоголь, во-вторых, среди «клиентов» стало куда больше бездомных, до которых и дотронуться-то было страшно, а не то что куда-то тащить и раздевать, и, наконец, время было такое, что всем стало на всех наплевать.

К тому же часть пьяных начала активно перехватывать обычная линейная милиция по статьям «за употребление в общественном месте» и «за нахождение в пьяном виде». Эти ребята работали с огоньком, ухитряясь забирать даже трезвых как стеклышко. К примеру, сотрудники эмгэушной «шестерки» в штатском выходили с утра к располагавшемуся на территории кампуса гастроному и предлагали встреченным поблизости студентам помочь «коллеге с другого факультета», скинувшись на опохмел после вчерашнего. Как только бутылка покупалась и открывалась, «коллега» доставал удостоверение и вел оформлять. В основном такие приводы заканчивались четырехчасовой отсидкой в «обезьяннике» и необременительным штрафом.

И все же вытрезвители все это время продолжали работать и иногда давали о себе знать. Критерии, по которым туда забирали, стали абсолютно непонятными. Так, вспоминается одна студенческая пьянка, случившаяся зимой 2000 года, после которой автор этих строк спокойно доехал домой, трое его приятелей с физфака попали в отделение, а примкнувшего к ним будущего геолога забрали в вытрезвитель, причем ровно в тот момент, когда он приложил ключ к домофону и уже собирался зайти в свой подъезд. На следующий день он демонстрировал свою квитанцию, словно почетную грамоту, всем желающим, и удивлялся, что, оказывается, «вытрезвители еще существуют».

«В 1998–2000 годах я был в “трезвяке” частым клиентом, забирали в общей сложности пять раз, — вспоминает программист Александр Юлин. — Из них три я был действительно пьян в дрезину и два раза они просто выполняли план, поэтому никаким процедурам я не подвергался, меня два часа продержали в “крикушнике” и все. “Крикушник” — это то же самое, что “обезьянник” в милиции, клетка для тех, кто не шибко пьяный и не буянит. Разумеется, тебе при этом выписывают точно такую же квитанцию за “обслуживание”, и все деньги, которые у тебя были на момент задержания, переходят в карманы сотрудников вытрезвителя. Сколько было — столько и забирали, у меня как-то изъяли 200 рублей (по тем временам деньги), а приятель лишился двух тысяч, тогда это была еще кругленькая сумма. Но я не припомню, чтобы брали какие-то вещи, хотя у попадавшей туда публики и не могло быть бриллиантов или телефонов Vertu, но вот обручальные кольца совершенно точно не снимали.

Обращались с бухариками корректно, но жестко. В случае возражений или сопротивления могли избить. Особенно “везло” футбольным фанатам после матчей, когда менты все на взводе. Если тебя привозят в шарфе — то не дай бог что-то брякнуть, тут же получишь по башке. А так обычно просто раздевали до трусов, если пассажир совсем в свинском состоянии — то холодный душ, потом палата на 6–8 коек, шерстяное одеяло и баиньки. Раз в час примерно заглядывали на предмет какой бучи, смотрели, не облевался ли кто. Лениво шли вдоль коек и тыкали торцом дубинки — типа ты живой или нет? Если кто-то начинал шуметь, то никакой медицины — просто вытащат в коридор и бока намнут. Ну а в семь утра — побудка и до свидания».

В 2011 году последний вытрезвитель на территории России был закрыт, а недавно в Государственной думе заговорили о том, чтобы возродить всю эту систему в ее былом великолепии, превратив ее в частно-государственное партнерство по аналогии с печально известным «Моспаркингом». Это означает, что зарабатывание денег станет второй по важности, если не главной задачей вытрезвителей нового формата.

«Нужны или не нужны нам вытрезвители — это довольно тяжкая моральная дилемма, — вздыхает практикующий психотерапевт Елена Данилова. — С одной стороны, пьяным на улицах все равно потрошат карманы, их избивают, и они погибают сами, а скорая берет их крайне неохотно, и ее еще нужно дождаться. Но еще у нас бывает зима, когда люди попросту замерзают. Может, кого-то и удастся спасти. С другой стороны, как всегда, вмешается наш дебильный человеческий фактор и все испортит. Услуги наркологии и неврологии по закону у нас бесплатные, и денег на них никакими штрафами не наберешь, потому что у сильно пьющей публики в карманах пустота. А значит, опять начнутся дежурства у клубов и кабаков, где станут охотиться на более платежеспособную клиентуру. Коммерция в этой сфере убьет вообще все хорошее.

Главный вопрос — как будут определять и ранжировать состояние опьянения. По большому счету вытрезвитель нужен только тем, кто без сознания либо находится на стадии полной потери ориентации в пространстве. Сейчас вроде есть приборчики, позволяющие в точности определять количество промилле, но будут ли их применять? Или, как в советские времена, станут использовать позу Ромберга, или заставлять ходить вдоль веревки и выговаривать слово “Азербайджан”? Все зависит от того, на что именно будет нацелена эта система».

На самом деле этот клубок разматывается очень просто. Основная проблема заключается именно в репрессивном отношении российского государства к людям, находящимся во всех формах измененного сознания. Превращенные в тюрьмы психоневрологические интернаты, наркополитика, направленная на мучение зависимых и запугивание всех остальных вместо снижения вреда, и вытрезвители, где раздевали и грабили, — это все звенья одной цепи. «Тут надо всю Конституцию менять», как было сказано в одном старом анекдоте.

До тех пор пока человек, временно утративший свою дееспособность, будет восприниматься не как личность, нуждающаяся в квалифицированной помощи, а как объект, с которым можно делать все, что угодно, не изменится ровным счетом ничего. Когда закон Хинштейна—Выборного пройдет все чтения и будет принят и новые частно-государственные вытрезвители распахнут свои двери для первых «клиентов», то окажется, что они ничем не отличаются от «трезвяков» из застойных и перестроечных времен. Разве что суммы в квитанциях станут в несколько раз больше, поскольку любую частную фирму главным образом интересует именно прибыль. А их главными и любимыми «клиентами» против своей воли станете именно вы, хорошо одетые и никогда не валявшиеся пьяными в зюзю в ближайших кустах, просто потому, что с вас есть что взять в отличие от настоящих алкоголиков. В итоге новые вытрезвители будут «кошмарить» посетителей крафтовых баров и винотек и игнорировать тех, кому действительно нужна помощь.

Нужны ли вытрезвители вообще? Безусловно, особенно в России и особенно зимой. Но не те, которые планируют наши депутаты, а совсем другие, основанные на гуманных принципах Ртищева-Большого и Федора Архангельского. Возможно, когда-нибудь мы до них и доживем.

Фото: кадр из фильм «А поутру они проснулись»