Совсем недавно, этой весной, мы еще не знали, какой масштаб примут карантины, депрессии и разрушение многих социальных связей.

И главное, мы не знали, сколько жизней может унести коронавирус и как долго продлится новая напасть, а потому — как себя вести в ужасающе новой, совершенно ненормальной ситуации. В отсутствие мало-мальски сопоставимого личного опыта мы стали искать примеры чужого — в книгах и кино. Между «Чумой» и «Пиром во время чумы» нужно было сделать немыслимый еще недавно выбор — как одеваться для делового зума: полностью или ограничиться только тем, что видно в камеру? Страшные новости из северной Италии напоминали нам о том, что “Декамерон” и «Обрученные» пугающе актуальны — или, например, «Смерть в Венеции».

Но могут ли помочь Боккаччо и Мандзони? Мы изолированы и одновременно доступны, как доступен — по крайней мере, так кажется — и мир вокруг. Очевидно, что новые книги и фильмы, описывающие современный, а не старый опыт, непременно должны были появиться — как довольно быстро появились пьесы, написанные специально для читок в зуме. Новые «Декамероны» возникали скорее в фейсбуке, но стало понятно, что будут и написаны и опубликованы более основательные тексты. Именно такую книгу — “Венеция. Карантинные хроники” — написала и сама проиллюстрировала живущая в Венеции художница Екатерина Марголис.

Марголис уже писала о Венеции — точнее, о своей жизни в Венеции, об истории своих взаимоотношениях с ней, в книге “Следы на воде” в 2015 году. Но «Карантинные хроники» совсем другие, пусть интонация автора остается узнаваемой: это реальный город с магазинами и каналами, который не существует только в физической реальности. Венеция — это всегда и обилие текстов про Венецию, облако тэгов, без которого этот город (как и всякий настоящий город) не существует.

«Венеция. Карантинные хроники» — это тщательно продуманная и отлично воплощенная игра в дневник. Дневник 40 дней самого жесткого весеннего локдауна в городе, где появилось само слово «карантин»: «Quaranta — 40. 40 дней искушения Христа в пустыне. 40 лет выводил Моисей свой народ из неволи…  40 — важное число. Посмотрим, чему оно равняется на этот раз… Первый карантинный указ в Венеции — 1377 года. Вспышек чумы и разных карантинов Венеция пережила за свою историю порядка шестидесяти. Нам не привыкать».

Каждый день вводятся новые ограничения и появляются новые шутки по поводу карантина. Новости из соседней Ломбардии пугают все больше и больше. Между иронией, страхами, раздражением и попытками вести полноценную профессиональную жизнь возникает естественная попытка отрефлексировать не только новую ситуацию, но и иначе осознать ценность ежедневно утрачиваемой старой «нормальности». Будущее, даже самое близкое, невнятно, и воспоминания становятся важнее планов, что личных, что деловых. Все это происходит в месте, насыщенном историей: «Остров — идеальное место для изоляции. Собственно, это одно и то же слово: isola (остров) — isolamento (изоляция). В разные эпохи в зависимости от необходимости острова венецианской лагуны служили больничными отделениями разного рода. Набережная неисцелимых — венерические болезни. Остров Сан-Серволо с XVII века — сумасшедший дом. Остров Сан-Клементе с XIX — женское отделение. Острова Лазаретто в XV веке дали имя всем лазаретам, получившись из контаминации Лазаря и его воскрешения и Назарета».

Возможно, когда изобретут вакцину, локдауны отменят и снова станет можно путешествовать, мы изобретем себе новые путеводители, которые будут рассказывать исключительно об историях болезней и успехах медицины. Пока же история в Венеции не заканчивается, и никакого «прошлого» нет — есть продолжение бесконечной борьбы человека с недугами, пугающая иррациональность ранней смерти. Мы так надеялись на достижения науки, но по-прежнему хрупки и не защищены, как в XIV веке.

В этой книге, притворяющейся дневником, замечательный баланс личных переживаний, быта и большой картины мира — то, чего так отчаянно ищут многие из запертых в своих квартирах. И конечно, принципиально важно то, что эта книга написана художником, который оказался в ситуации, в которой не может выйти на пленэр. Художник может гулять с собакой (спаниель Спритц в финале будет назван соавтором книги), но цвета и объемы становятся предметом для описания, а не изображения. Это новое качество профессионального существования, которое становится предметом особенного переживания и размышления. Что делать человеку, который работает с визуальным? Попытаться по-новому понять свою профессию и надеяться, что мэрия выдаст справку о «трудовой деятельности, которую невозможно перенести в онлайн». Думать о бумаге для рисования и не отвлекаться на слухи о том, что из магазинов исчезает туалетная бумага.

«Нам выпало уникальное время для понимания друг друга», — заканчивает свою книгу Марголис, и этот парадокс выглядит предельно логичным сегодня, когда нас всех накрывает вторая волна коронавируса. Нет, это ничуть не «позитивное мышление». Необходимость понять друг друга не всегда приносит счастье, но раз 2020 год дал возможность избавиться от иллюзий, то этим нельзя не воспользоваться.