«Примерно год назад мы напечатали рассказ Владимира Сорокина “Татарский малинник”. Только за первую неделю его прочли более 100 тыс. человек, хотя мне говорили, что литература в интернете непопулярна. Еще как популярна. Сейчас мы работаем над своим московским сборником, который, если все будет хорошо, напечатаем на бумаге. Ну а пока специально для “Москвич Mag” — рассказ очень важного для нас человека Павла Пепперштейна: художника, писателя и мыслителя. Он передал мне этот рассказ несколько месяцев назад. Текст отлежался. И вот сейчас я понимаю, что ему самое время и место. Встречайте новый рассказ Павла Пепперштейна “История дождевой капли” с рисунками несравненного Ивана Разумова, который год назад сделал иллюстрации для рассказа Владимира Сорокина “Татарский малинник”. Наслаждайтесь».

Издатель «Москвич Mag»  Игорь Шулинский

В детстве у меня была книжка «История дождевой капли». Кажется, эта книжка имелась тогда у всех советских детей. Издана она была еще в пятидесятые или ранние шестидесятые годы и, видимо, гигантским тиражом, потому что встречалась ОНА во всех домашних библиотеках, в детских садах, детских поликлиниках, детских больницах и прочих местах детского обитания. Книжка рассказывала детям про круговорот воды в природе. То есть доносила до детского сознания некую базовую информацию научного свойства, сообщала нечто очень существенное относительно одного из важнейших аспектов биосферы. Видимо, советская педагогическая мысль полагала (и, думаю, не без оснований), что ознакомление невзрослого ума с всевозможными свойствами той планеты, на которой все мы оказались, должно начинаться с капли воды. С капли дождя. Маленький читатель и сам ощущал себя каплей в потоке антропоморфного ливня, поэтому нечто глубоко умудренное, умудренное до полной ясноглазой простоты, скрывалось в этой простенькой книжке, предназначенной для массового просвещения. Меня всегда завораживала эта книжка, но особенно нравилось ее название — «История дождевой капли». Да и сейчас это название кажется мне магическим. С одной стороны, присутствует в нем нечто андерсеновское («История бутылочного горлышка»), с другой — нечто от дзенских притч.

Уже довольно давно (не помню когда) придумался, а точнее, привиделся мне фильм под этим названием. Это явилось как галлюцинация в форме фильма (меня такие посещают нередко). И, если повезет, когда-нибудь это станет фильмом в форме галлюцинации. Вообще перетекание явления под названием «галлюцинация-фильм» в иное явление под названием «фильм-галлюцинация» очень занимает меня. Первое явление (галлюцинация) есть дело нерукотворное, непроизвольное, благодатное, однократное, невоспроизводимое. Второе (фильм) — рукотворное, умышленное, воспроизводимое. Фильм можно посмотреть много раз, его можно показать другим. Галлюцинацию видишь только ты и никогда не увидишь ее снова, а если она и явится тебе еще раз, то будет уже иной.

Впрочем, и любой фильм ты смотришь каждый раз иными глазами. И все же отснятый фильм существует в качестве объекта, и реальное существование этого объекта созерцания обнаруживается и утверждается в тот момент, когда ты обсуждаешь этот фильм с другими зрителями. Но данный фильм не таков. Он покамест лишь воспоминание об утраченном видении.

Итак, фильм. В отличие от детской книжки этот фильм не покажет нам полный цикл водяного круговорота, со всеми его испарениями, воспарениями, впитываниями, выпариваниями, превращениями в снежинку, в каплю росы на цветке, в струйку пара, с путешествиями по капиллярам земли, сквозь тела птиц и млекопитающих, с бесчисленными новыми вознесениями к облакам.

Здесь лишь фрагмент капельной жизни. Все начинается с того, что капля (назовем ее Генриетта) падает с неба в составе осеннего дождя и попадает на стекло длинного окна высокого многоквартирного дома.

Время фильма (полный метр, естественно) — это растянутое (раздвинутое наподобие ширмы или же распахнутое как веер) время стекания этой капли по стеклу этого окна. Каскады оптических эффектов (здесь не обойтись без помощи изощренных аниматоров, каковые, возможно, еще не объявились в галактическом Голливуде) позволяют Генриетте отражать поочередно то, что происходит в комнате, чье окно она орошает, а также то, что творится снаружи, а именно в окнах близко расположенного и столь же высотного дома. Действие разворачивается в Нью-Йорке, полагаю.

На пути своего стекания по стеклу этого длинного вертикального окна (форма окна свидетельствует о том, что в этом доме очень высокие потолки, а следовательно, дом относится к разряду фешенебельных) Генриетта постоянно сливается с другими каплями, образуя коллективные идентичности мимолетного свойства. Объединившись в самой верхней части оконного стекла с каплей Луизой и каплей по имени Джон, наша героиня на краткое время становится составной частью струйки Арнольд, но затем, совершив небольшой извивающийся вираж, Генриетта покидает струйку Арнольд и примыкает к струйке Гвиннет, куда уже влились капли Альберт, Оттавио и Линда. Однако вскорости струйка Гвиннет раздваивается, и наша героиня, оставшись в компании одной лишь Линды, некоторое время продолжает свое путешествие вдвоем с компаньонкой, пока к ним не присоединяются Арман, Бриджит, Александр, Наташа и Томас. Все вместе они образуют особо витую и затейливую струйку Элеонора, но век Элеоноры не долог, она быстро распадается на четыре потока. Эти потоки назовем Эмма, Нефертити, Исмаил и Зулейка. Генриетта входит в группу Исмаил, но, видимо, что-то не устраивает ее в этой группе, наша героиня быстро автономизируется, но ее тут же поглощает струйка Стэн, представляющая из себя текучий коллектив из восьми капель. Поначалу Генриетта чувствует себя вполне органично в этой странствующей компании, но затем некое экстремальное событие, о котором нам еще предстоит рассказать, сотрясает стекло, по которому путешествует Генриетта. И эта встряска приводит к тому, что наша героиня отделяется от Стекла, чтобы в свободном отвесном падении пролететь мимо всех нижеследующих этажей этого высоченного дома.

Генриетта летит в гордом одиночестве, а ее полет завершается падением на уличный асфальт, где лежит красный шарф. Генриетта впитывается шерстью шарфа вместе с довольно обширной компанией своих коллег. Генриетта не чувствует отвращения к красному цвету, напротив, этот цвет ее даже чем-то привлекает, она находит вполне уютным свое новое обиталище, состоящее из красных шерстяных волокон, и даже подумывает, не обосноваться ли ей здесь на некоторое время, но чьи-то смуглые и ловкие руки (узкие узловатые пальцы схвачены перстнями) быстро выжимают шарф, свернув его жгутом, и Генриетта оказывается на асфальте. Зритель нашего фильма уже составил себе некоторое представление о неунывающем характере Генриетты, поэтому он с удовольствием наблюдает, как наша юная героиня в составе весьма многолюдной (точнее, многокапельной) струйки Элоиза стремится к решетке водостока, проворно огибая осколки стекла, разбросанные на поверхности асфальта. Но не успевает струйка Элоиза низвергнуться во тьму водостока, как она встречается и отчасти сливается воедино с весьма необычной струйкой по имени Рудольф. Если можно говорить о скоропалительной свадьбе Элоизы и Рудольфа, свершающейся на асфальте, то речь здесь идет о межрасовом браке. Выше мы назвали струйку Рудольф необычной. Да, эта струйка крайне необычна с точки зрения Генриетты. И хотя Генриетта, как уже было сказано, не испытывает неприязни к красному цвету, она все же не на шутку изумлена совершенно непривычным для нее составом струйки Рудольф. Все капли, составляющие эту неожиданную струйку, темно-красного цвета, и они гораздо более тяжелые и вязкие, нежели те, с которыми Генриетта имела возможность знакомиться ранее. Тем не менее общительная Генриетта все же вступает в достаточно тесный контакт с красными элементами, прежде ей незнакомыми. Рудольф и Элоиза объединяются и совместными усилиями образуют струйку по имени Роза, которая движется по поверхности асфальта быстрее, чем двигался Рудольф, но медленнее, чем текла Элоиза. В составе Розы наша героиня — любознательная Генриетта — наконец обрушивается во влажную подземную тьму водостока, где ей предстоит изведать еще немало увлекательных блужданий, прежде чем она воспарит обратно в родное небо и снова сделается гражданкой облачных масс.

Но мы несколько забежали вперед, значительно обогнав течение излагаемого фильма. Вернемся в те времена, когда Генриетта еще пролагала свой путь по стеклу длинного окна. Вернемся, чтобы поговорить об отражениях. Мы уже упоминали об отличных отражающих способностях Генриетты, присущих ей как в силу живости ее нрава, так и в силу того высокого уровня мастерства, которого в наши дни порою достигает компьютерная анимация. В контексте этих упомянутых обстоятельств Генриетта превосходно отражает (естественно, закругляя отражаемое) комнату, по окну которой она странствует, а также то, что в этой комнате происходит. В комнате в этот момент разыгрывается любовная сценка, причем в стадии кульминации. Мужчина и женщина телесно и тесно соединены, а судя по тому, что оба они при этом совершенно одеты и даже не сбросили с плеч мокрые дождевики, можно заключить, что связь их незаконна, а свидание совершается в спешке. Их влажные лица бледны от страсти, но также от тревожного напряжения.

Генриетта не успевает покинуть струйку Арнольд, когда большая боевая группа капель иного рода, невидимых зрителю, извергается из тела мужчины и внедряется в тело женщины. Каким-то поразительным, поистине телепатическим способом мы, зрители фильма, догадываемся о том, что этот выплеск не останется без последствий — в этот момент зарождается жизнь нового человека, причем человека, чья судьба и деяния окажутся впоследствии достаточно поразительными. Этот человек в свою очередь произведет на свет несколько детей, которые также не останутся бесплодными. Таким образом Генриетта отражает отчасти скрытое событие, влекущее за собой будущие значительные ветвления. Но это не единственное событие, происходящее в этот момент в комнате. В миг, когда лицо любовника искажается гримаской оргазма, в глубине комнаты распахивается дверь, и Генриетта отражает вошедшего с пистолетом в руке. Это мужчина в тяжелом мокром пальто с меховым воротником — такие пальто всегда бывают тяжелыми, а тут еще оно отяжелело от дождя. Лицо его несет на себе печать ярости, мокрые волосы облепили лоб — уж не обманутый ли это супруг, застукавший любовников в пиковый момент их преступной близости? Мужчина вскидывает руку с пистолетом, целясь в голову любовника.

Но мы уже сказали о том, что пронырливая и отзывчивая Генриетта в процессе своего струения по стеклу этого окна отражает не только то, что происходит внутри комнаты, но и то, что происходит снаружи. А именно она отражает два окна в доме напротив, которые расположены близко друг к другу, но принадлежат к разным квартирам. В одном из этих окон полумрак, другое ярко освещено. Но ни одно из окон не безлюдно. В темном окне угнездился снайпер — он уже прильнул оком к оптическому прицелу своей профессиональной винтовки, которая направлена в окно той самой комнаты, где страстно соединяются потерявшие бдительность любовники. И целится он опять же в голову любовника — и уже поймал в свой окуляр бледное от страсти лицо. Но снайпер не знает о том, что в соседнем окне на подоконнике стоит пузатый человек, который в это роковое мгновение решил свести счеты с жизнью. Человек на подоконнике одет в песочного цвета костюм и только что его шею обнимал длинный красный шарф, но он позволил ему соскользнуть со своих широких плеч, и теперь пузан внимательно следит за плавным падением шарфа, собираясь последовать за ним в бездну.

В момент, когда палец снайпера ложится на курок, мужчина в песочном костюме делает шаг и обрушивается вниз. Промельк грузного тела в поле бокового зрения заставляет снайпера вздрогнуть в момент выстрела, и этого достаточно, чтобы пуля досталась не тому, кому она предназначалась. Пробив стекло и свистнув над бледным ухом любовника, пуля поражает обманутого супруга, но Генриетта не успевает отразить его агонию, потому что вздрогнувшее стекло окна, в котором внезапно образовалась пулевая дырка, отбрасывает субтильное водяное тельце Генриетты, и далее она переходит от скольжения по поверхности к свободному падению. Таким образом Генриетта становится невольной свидетельницей целого пучка событий, уместившихся в одном мгновении: застигнутая измена, оргазм, влекущий новые жизни, убийство, самоубийство…

А также маленькая и загадочная кража. Кто знает, сколько еще миллиардов микрособытий скрывается за фасадом этого кинематографического сцепления? Наиболее таинственным персонажем фильма является крошечный, но богато одетый индус с двумя перстнями на пальцах (алмаз и рубин), который зачем-то похищает красный шарф самоубийцы. Поступок совершенно необъяснимый. Ни мы, зрители фильма, ни маленькая прозрачная Генриетта, ни даже проницательные нью-йоркские копы — никто никогда не узнает, зачем индус похитил мокрый красный шарф.

Иллюстрации: Иван Разумов