После августовского интервью Юрия Дудя с Александром Гордоном многие в соцсетях выразили дружное «фи» по отношению к герою выпуска: дескать, кем был и кем стал.

Чаще припоминали последний пример «нестыдного» — программу «Закрытый показ»; а я вспомнил, как черт знает когда на Первом канале (кажется, он еще назывался ОРТ) была довольно интересная передача, которую Александр Гордон вел на пару с Владимиром Соловьевым (тем самым). В антураже какого-то странного суда ведущие по очереди вызывали «свидетелей» и пытались доказать свою точку зрения. Темой передачи каждый раз был дискуссионный вопрос, в принципе не имеющий правильного ответа — что-нибудь вроде «Нужна ли смертная казнь?».

Я решил посмотреть на YouTube, сохранились ли какие-то записи — и да, несколько выпусков нашлось! Я наугад включил один из них, он был посвящен эвтаназии, точнее, разрешать ее или нет в России. То были съемки 2001 года; сегодня, я напомню, эвтаназия на территории РФ запрещена. В качестве экспертов-«свидетелей» были юрист, пара врачей и один член комиссии по биоэтике Института человека РАН (ныне — часть Института философии РАН). Я там услышал много интересного. Например, исходя из того, что эвтаназия — это самоубийство, «которое часто становится осознанной потребностью человека, когда он узнает диагноз», заслуженного врача РФ спросили, должен ли вообще врач сообщать больному его реальный диагноз. Заслуженный врач ответил: «Категорически нет». Другой эксперт подтвердил, что, по мнению медицинского сообщества в России, «пациенту нельзя говорить правду», а это означает, что ни о какой добровольной эвтаназии речи не идет: пациент просто не владеет полной информацией о своей болезни.

Честно говоря, я несколько удивился, что такое абсолютно серьезно, хоть и давно, говорили по телевизору: как-то это совсем, видимо, не вяжется с моей картиной мира. И в то же время не мог не признать, что мы и сегодня не очень хорошо понимаем, что с нами делает врач, если речь идет об обычном приеме в государственной больнице по ОМС. Я даже поделился записью на YouTube со своей подругой, живущей в США, где скрывать правду от пациента просто нельзя — она была в шоке.

Ну и на самом деле бог с ней, с эвтаназией, меня тут зацепило, конечно, именно вот это мнение, что пациенту нельзя говорить (или допускается не говорить) правду. Есть ли хоть какое-то место на свете, где можно быть уверенным в том, что тебе скажут только правду? Я подумал обо всем этом, когда читал книгу журналистов Билла Меслера и Шанкара Ведантама «Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других?». Меслер и Ведантам ничего не говорят о случаях со смертельными диагнозами — а жаль, было бы весьма интересно почитать о правде именно в таком контексте, — но довольно много говорят о более «простых» случаях из медицинской практики, когда врачи идут на обман пациентов. Есть там, к примеру, вот такая сцена.

«… мужчину средних лет с артритом коленного сустава ввезли в операционную…  Сначала Мозли приступил к обычным манипуляциям, сделав три небольших разреза на колене пациента. Затем он переключил свое внимание на экран, установленный на видном месте рядом с операционным столом. На нем Мозли мог наблюдать самого себя, проводящего настоящую артроскопию». Дело в том, что никакой операции не было: сделав реальные разрезы, дальше хирург только делал вид, что проводит какие-то манипуляции, а на экране шла запись с другой подобной операцией.

Это было частью большого исследования, где ученые выясняли, насколько убежденность пациента может влиять на его излечивание. И ладно бы дело шло о болезнях, при которых достаточен прием таблеток, — они пошли дальше и решили посмотреть, возможен ли эффект плацебо, когда человеку нужна операция. Ну и, как вы уже поняли, авторы не стали бы упоминать это исследование, если б не его результаты: положительная динамика в состоянии пациента не зависела от того, сделали ему реальную операцию или нет.

Естественно, в эксперименте участвовали случаи относительно несрочных и не жизненно важных операций. Конечно же, сами пациенты были обо всем в курсе, правда, не до конца: они знали только, что по усмотрению врача могут попасть в группу плацебо, а могут и не попасть. И дальше эксперимента это все равно не пошло. Но Меслер и Ведантам ухватываются за такие случаи как за пример невообразимой пользы — даже не столько обмана, сколько самообмана.

Кстати, к слову о смертельных диагнозах (о них тут все-таки кое-что есть). Все мы что-то слышали о том, что оптимисты легче переносят болезни, чем пессимисты. А вот в 1994 году проводилось исследование, поставившее в этот ряд еще и…  «реалистов». Участниками стали гомосексуалы, у которых диагностировали СПИД — в то время это был фактически смертельный диагноз, и все это понимали. Однако результаты получились следующие: «Пациенты с более реалистичным представлением о болезни и ее результатах умерли на девять месяцев раньше, чем пациенты-оптимисты».

Обман и самообман — вещи разные, но ходят под ручку. Ложь однозначно воспринимается как нечто отрицательное, хотя она тоже бывает разной: ложь любимому, ложь медицинская. И где тут неэтичное поведение, а где — реальная помощь человеку? А может ли самообман помочь целому сообществу? Всей планете? Журналисты заканчивают свою книгу одним из самых странных предложений, которые я когда-либо слышал.

Они говорят: очевидно, в самых разных ситуациях факты проигрывают верованиям и убеждениям. Где это достигает самых больших масштабов? В религии. Может, тогда сделать так, чтобы верующие верили не только в жизнь Христа, но и во что-нибудь, имеющее отношение к сегодняшней жизни? Например, в глобальное потепление, с которым мы так плохо боремся просто потому, что в него мало кто верит. Если бы проповедники поверили в глобальное потепление и начали говорить о нем на службах, это дало бы большой эффект.

Если людям надо во что-то верить, почему не пойти им навстречу.