В сегодняшнем Берлине Петру Ильичу не везет так же, как и Михаилу Ивановичу.

Летом прошлого года именем Глинки хотели назвать станцию метро «Улица мавров», «Моренштрассе» — потому что это знак колониального и расистского прошлого, но выяснилось, что основатель русской классической музыки был антисемитом. По поводу антисемитизма Глинки есть самые разные мнения, но автора «Руслана и Людмилы» быстренько отменили, и теперь ожидается появление какого-то совсем нового названия станции.

«Щелкунчика» во имя борьбы с колониальными и расистскими стереотипами отменил Берлинский государственный балет. Строго говоря, виновницей стала не музыка Чайковского, а хореография Василия Медведева и Юрия Бурлаки. Руководство балета объясняет, что «китайский танец показывает стереотипно семенящие шаги…  Восточный танец с женщинами из гарема и солистом с коричневым макияжем на теле — это сегодня тоже нельзя выносить на сцену без объяснения», клянется в любви к «Щелкунчику» и обещает, что он обязательно вернется на сцену — в каком-то новом, более приемлемом для борцов с колониализмом виде.

Но мне кажется, что ни за Чайковского, ни за Глинку, ни за Джоан Роулинг, которую компания HBO не позвала отмечать 20-летие поттерианы, переживать все же не стоит (хотя многие российские блогеры и деятели культуры горячо переживают). Переживать стоит за живых, не богатых и не знаменитых, но становящихся жертвами этой удивительной борьбы за справедливость, для которой схемы — все, а люди — ничто. Недавно одному моему берлинскому другу не сдали комнату в квартире, где живет несколько человек — в таких коммунах решение о приеме новых жильцов принимается совместно. Комнату ему не сдали, потому что он белый. Нет-нет, в этом не было никакого черного расизма — жильцы сами были белыми и, как и мой товарищ, выходцами из бывшего Советского Союза. Про Глинку, Чайковского и моего невезучего друга я только что говорил с читательницей моего летнего текста про книгу Евгении Некрасовой «Кожа». Читательница была возмущена и Некрасовой, и мной, потому что «всем же понятно, что в 2021 году белый человек не может писать про черных». Мне не было и не будет понятно, почему цвет кожи и форма носа ограничивают возможность творческого высказывания и почему не все могут бороться с последствиями чудовищной исторической несправедливости. Вы не можете этого понять, отвечала мне читательница, потому что вы белый цисгендерный мужчина, интеллектуально сформировавшийся в России 1990-х, чего должны стыдиться. В общем, отлично поговорили.

Как получилось так, что люди, вроде бы верящие во все хорошее, стали носителями жесткой, авторитарной идеи? Почему с ними так сложно взаимодействовать? Почему практики того, что объявляется борьбой за социальную справедливость, неизменно носят запретительный характер? Почему классическая хореография становится полем борьбы с расизмом? Один из возможных ответов я прочитал буквально через пару дней после того разговора.

«Они одержимы властью, языком, знанием и отношениями между ними, воспринимают мир через призму механизма власти в каждом взаимодействии, высказывании и культурном артефакте — даже если они не очевидны или в реальности не существуют. Такое мировоззрение выдвигает на передний план социальные и культурные обиды и стремится превратить все в политическую игру с нулевой суммой, выстроенную вокруг расы, пола, гендера, сексуальности и многих других маркеров идентичности… » «Они» — это сторонники идеологии Социальной Справедливости, или «пробудившиеся», woke. Эта идеология, читал я дальше, «влияет на мир, атакуя науку и рациональное мышление. <… > Упрощенчески разделяет общество на господствующие и маргинализированные идентичности и усматривает в его основе незримые системы превосходства белой расы, патриархата, гетеронормативности, циснормативности, эйблизма и фэтфобии. Мы сталкиваемся с непрерывным демонтажем категорий знания и веры, разума и эмоций, мужчин и женщин, а также с ростом цензуры нашего языка в соответствии с Истиной в понимании Социальной Справедливости».

Я цитирую только что изданную на русском языке книгу Хелен Плакроуз и Джеймса Линдси «Циничные теории. Как все стали спорить о расе, гендере и идентичности и что в этом плохого» (Individuum, 2022, перевод Дмитрия Виноградова). «Циничные истории» моментально привлекли к себе внимание и стали бестселлером, появившись в оригинале в 2020-м. Популярности этой книги предшествовала репутация авторов. В 2018-м трое ученых-гуманитариев, британка Плакроуз, американцы Линдси и Питер Богосян, написали 20 намеренно лишенных смысла якобы научных статьей на тему гендера, расы и т. п. Они рассылали эти статьи в реферируемые научные журналы. К моменту окончания эксперимента семь статей было опубликовано, еще семь находилось на стадии рецензирования, шесть было отклонено. Фейк-исследования создавались ради разоблачения лженауки. Авторы невероятного розыгрыша считали необходимым доказать, что современный академический мир предельно предвзят. Исследованиям, связанным с горячей социальной тематикой, отдается предпочтение вне зависимости от их научной ценности. Такие темы Плакроуз, Линдси и Богосян назвали grievance studies — «исследование обид». Венцом проекта стала публикация в журнале о феминистской географии Gender, Place and Culture («Гендер, место и культура») статьи «Человеческие реакции на культуру изнасилования и квир-проявления на городских собачьих площадках в Портленде, штат Орегон». Этот невероятный по степени точности имитации псевдонаучного дискурса текст был признан одной из 12 лучших работ по феминистской географии в том же журнале, но позже был снят. Именно эта статья привлекла внимание соцсетей и общественно-политических медиа, после чего Плакроуз, Линдси и Богосян заявили о финале эксперимента, объяснив в открытом письме свои намерения. «Исследования обид», писали ученые, «не продолжают важную и благородную либеральную деятельность движений за права человека; они извращают ее».

И это важно помнить, приступая к чтению «Циничных теорий» — авторы ни в коем случае не сторонники «консервативного поворота». Они стоят на широко распространенных леволиберальных позициях, выступают против любой дискриминации, защищают права меньшинств. Они пишут: «“Циничные теории” выросли из нашей приверженности идее гендерного, расового и ЛГБТ-равенства, а также нашей обеспокоенности тем, что обоснованность и важность этой позиции в настоящее время подрываются Социальной Справедливостью». Плакроуз и Линдси объясняют, как популярные среди гуманитариев теории стали медийной и активистской практикой, как постмодернизм сбил прицелы и разрушил исследовательские критерии у нескольких поколений ученых. Их книга — образец часто забываемого или осмеиваемого сегодня гуманизма. Единицей любого общества, любой группы, напоминают авторы «Циничных теорий», остается человек. А утрата индивидуального влечет за собой утрату универсального — и наоборот.