Дай бог, чтобы никто из вас меня не знал и к нам не обращался. Но жизнь, к сожалению, устроена так, что клиентов у нас много.

Наша компания занимается протезированием. Слово «космос» в ее названии не случайно, ведь она была создана на базе Ракетно-космической корпорации «Энергия». В конце 1980-х годов кто-то наверху решил, что помимо космических кораблей корпорация должна осваивать еще и протезно-ортопедическую отрасль. В 1989 году при ней был создан экспериментальный центр протезирования. Возглавил его мой отец, Владимир Степанович Головин. В 1992 году, после развала СССР, возникли сложности с финансированием, тогда центр был преобразован в НПФ «Ортокосмос», компания расширила деятельность, стала заниматься в том числе и коммерческим протезированием.

Я москвич в третьем поколении. Родился в роддоме 1-й Градской. После 8-го класса окончил колледж космического машиностроения и технологий в Королеве по специальности «техник-ортопед». Работал в «Ортокосмосе», в Королеве, у отца. Кроме того, занимался еще малой ортопедией, салон, продажи. Потом меня пригласили в немецкую компанию «Отто Бокк». Я жил на Ленинском проспекте, переходил через улицу — и я на работе, на 2-м Донском проезде. В «Отто Бокк» я отработал пять лет, из них год — в Германии.

Немецкое качество — это не миф, там уникальные подход и отношение к работе, к людям. Это целое искусство. Но это не значит, что надо непременно ехать в Германию на протезирование. Хорошие специалисты есть и в России, а в Германии, поверьте, тоже могут протез сделать по принципу «и так сойдет», особенно для иностранных пациентов, которых мастер, скорее всего, никогда больше не увидит. Случаи, когда протезы, привезенные из Германии, далеки от немецкого качества, не единичны. Важно то, как выстроено управление компанией, работа в коллективе.

Наша работа сродни творчеству. Каждый человек индивидуален, порой даже в повторные протезы одному и тому же человеку вносятся коррективы — легче, удобнее, функциональнее. Иногда мы ошибаемся, что-то не сразу получается, но это везде бывает. Мы экспериментируем, пробуем, проверяем. Самое важное — осознавать, насколько твоя работа ответственна.

К сожалению, много людей, у которых опыт первого протезирования был негативным. Люди потом отказываются от протезов, предпочитая ездить на коляске, обходиться без ноги, без руки. Переучивать человека, который долго обходился без протеза или жил с некачественным протезом, тяжело. Поэтому очень важно, в какую компанию человек попадет на протезирование, к какому специалисту, от этого жизнь зависит.

Протез не обувь, в магазине его не купишь. Все начинается с телефонного звонка, потом пациент впервые приезжает на осмотр. Тип изделия мы определяем вместе. То, каким будет протез, зависит от многих факторов — физического состояния и потребностей человека, причин и уровня ампутации. А потом необходимо решить финансовый вопрос, понять, сколько нужно денег и из какого источника их добыть. Это отдельная история, довольно грустная.

Следующий этап — изготовление гильзы для культи, удобной и комфортной, с учетом биомеханики и особенностей человека, затем — сборка протеза из комплектующих. После этого пациент учится пользоваться изделием. Каждый из этих этапов важен. Только когда взаимодействие отлажено, мы можем добиться хорошего уровня реабилитации, вернуть человека в общество. После того как протез готов, мы оказываем техническую поддержку. У нас есть реабилитологи, специалисты ЛФК, они учат правильно двигаться. Мы используем все технологии, которые есть на сегодняшний день, внедряем все инновации, создаем свои «фишечки».

Сейчас стали популярны протезы без косметики, то, что раньше всех пугало. Раньше протезу добавляли объема с помощью поролона, а человек старался скрыть, что у него протез, но при этом качество протезов было хуже, чем сейчас, людей на протезах выдавала сильная хромота. Сейчас человек с инвалидностью может идти в шортах с открытым протезом какого-нибудь яркого цвета, а на него и никто не обращает внимания, потому что он идет естественно, красиво. В реабилитации многое зависит от пациента. Это огромный труд не только наших специалистов, но и самого человека, его упорства. Но прежде всего должна быть хорошая, качественная культеприемная гильза, функциональный модуль. После этого можно делать косметику, а можно не делать. Кстати, косметика зачастую мешает функциональности, особенно это касается протезов бедра.

В нашей практике много историй, когда человек приходит на протезе или приносит протез, который стоит несколько миллионов, но он не может на нем ходить. Дорогое не всегда самое хорошее. Нужно, чтобы протез подходил человеку по типу, был точно сделан и правильно настроен. Крутые штучки, которые человек увидел в интернете, могут ему просто не подойти, а бывает, что они, наоборот, мешают получить хороший уровень реабилитации.

Конечно, протезирование и реабилитация в любом случае обходятся недешево. Начиная с первого звонка мы стараемся максимально помочь, как технически, так и информационно. Объясняем, как получить протез: собрать справки, пройти медицинскую комиссию, получить индивидуальную программу реабилитации и так далее. Например, протез голени с гильзой из силикона и специальной манжетой на бедро с шинами может стоить в пределах 700–900 тыс. рублей. Но если поставить более простую стопу для менее активного пользователя, то такой протез обойдется в 200–250 тыс. рублей. А вообще разброс цен в нашей сфере огромный, от 150 тыс. до 10 млн рублей. Бывает, что пациентам помогают благотворительные фонды, но основной источник финансирования — государство. Мы участвуем по максимуму, чтобы пробить человеку финансирование, но когда сталкиваемся с «бетонной стеной» заказчика, которым в большинстве случаев является государство, могут возникнуть большие проблемы, потому что на изготовление протеза нужен контракт.

Существующая система закупок по конкурсным процедурам, мягко говоря, несовершенна. Раньше приходил пациент, мы его осматривали, считали стоимость протеза или ремонта, отправляли в соцзащиту. Оттуда за один-два дня приходило гарантийное письмо об оплате или с просьбой подкорректировать счет. Сейчас пациенту нужно ждать, добиваться, ходить по инстанциям.

Дело даже не в цене протеза, а в том, что контракты объявляются огромной массой, а не индивидуально, под конкретного пациента. Вот, скажем, открыли контракт на 200 изделий. По 44-му федеральному закону проводится конкурс на закупку. Основные критерии в конкурсе помимо цены, которую мы можем предложить, это еще объемы выигранных и исполненных госзаказов. Есть государственное протезное предприятие, у которого 70 филиалов и объемы на миллиарды. Как мы можем с ним конкурировать? Мы пишем заявки, наши пациенты приходят, но им отвечают: «Нет. Идите туда, где есть контракт».

Есть альтернативный способ финансирования, но там будут свои сложности.

Я имею в виду существующий сейчас порядок работы на основе компенсации, когда человек платит за протез свои деньги, а ему потом затраты компенсируют. Но при этом размер компенсации за 800-тысячный протез запросто может быть около 300 тысяч.

Это большая проблема. Сейчас собираются вводить денежные сертификаты, но возможна такая же история, как сейчас с компенсацией. Если не могут правильно оценить размер компенсации, то как смогут определить стоимость сертификата? Поэтому пациент вынужден идти туда, куда его направили, либо доплачивать из своего кармана. Я не говорю, что все, что по контракту, плохо. Часть людей таким способом получает нормальные протезы, но это происходит далеко не всегда. Многие из тех, кто хочет к нам попасть, не могут этого сделать: у нас нет контрактов в таком объеме, какой мы бы могли обеспечить. У нас есть очередь, скажем, 200 человек, но контракт 200 изделий с большой вероятностью достанется монополисту, при этом качество протезов, которые получат люди, под большим вопросом.

В принципе, предоставление возможности компенсации — правильное решение, сертификаты — это правильное решение. Человек должен выбирать, куда идти, а деньги должны идти за человеком. Но система станет работать, если компенсация будет соразмерна цене изделия.

Человек с инвалидностью может вернуться к своей обычной жизни, если протез будет сделан качественно и вовремя. Вовремя — это ключевой момент в системе обеспечения в нашей стране. Особенно это касается людей, которые впервые обращаются на протезирование, детей, которые растут, студентов, активных, работающих людей — всех, кому время критично. Процесс согласования и поиска денег, все эти конкурсы и аукционы отнимают массу драгоценного времени. Иногда на это уходят годы.

Самое обидное, что государство выделяет огромное количество денег, которых хватило бы на обеспечение всех инвалидов нормальными протезами, но, к большому сожалению, проблема не решается из-за низкого качества изделий. Очень много протезов у людей лежит на антресолях. Потому что у нас контракты и уровень достигнутой инвалидами реабилитации никак не отслеживаются. Выдали протез, подписал человек акт о получении — и все, контракт закрыт, галочка стоит. А вернулся ли человек в социум? Вышел ли он на работу? Может ли сам себя обслуживать? Этого никто не оценивает.

Один протезист за месяц может сделать четыре-шесть действительно качественных изделий. Добавьте к этому еще работу врача, реабилитолога, разных специалистов. Но в некоторых компаниях один протезист может сдавать в месяц 20 протезов. Тут о качестве говорить не приходится. Если просто сделать гильзу, собрать, настроить и отдать — да, сделать 20 можно. Но работа протезиста в том, чтобы подогнать, дать в пробную носку, отрегулировать, может быть, даже переснять слепок заново, собрать новый протез, обучить ходить. Только после этого, когда человек отходил, протез нормально протестировал, уже можно доделывать и подписывать акт о приемке.

Мы заботимся о качестве нашей продукции, дорожим репутацией. Не случайно наша компания — партнер паралимпийской сборной России. Больше десяти лет мы сопровождаем спортсменов на соревнования, в том числе и на Паралимпийских играх. Поддерживаем ребят как со спортивными протезами, так и с бытовыми.

А началось все спонтанно. Мы просто работали с пациентами. Александр Филатов, наш «первенец» по спорту, офицер, в Чечне подорвался на мине, ему оторвало голень, протезировали через военный госпиталь. А потом он присылает видео, говорит: «Пробую бегать, начал участвовать в областных соревнованиях». Я отвечаю: «Саша, давай делать спортивный протез». Сделали ему два спортивных протеза: один для тренировок в спортзале, а второй профессиональный протез для бега.

После этого к нам обратился легкоатлет Максим Нарожный. Когда он был студентом, потерял ногу в автокатастрофе, а в 2008 году стал серебряным призером Паралимпийских игр в Пекине. Готовился и к Лондону, но, к сожалению, не дожил. Еще к Пекину мы готовили гребцов. Я тогда придумал для них конструкцию стопы. Кстати, мой дядя, Иванов Вячеслав Николаевич — трехкратный олимпийский чемпион по академической гребле, легендарная личность, хотя, несмотря на такое родство, сам я серьезно спортом не занимался. Зато вот помогаю паралимпийцам.

И так получилось, что к нам стали один за другим приходить ребята за спортивными протезами, кто-то был спортсменом, кто-то только потом попадал в спорт. Паралимпийский комитет разослал анкеты по всем своим федерациям, для спортсменов и тренеров. В числе прочих был вопрос: где хотели бы протезироваться? Из всего списка 90% написали, что хотят протезироваться у нас, в «Ортокосмосе». Так мы начали дружить и сотрудничать с Паралимпийским комитетом. Потом я ездил на все Паралимпийские игры. Помню, что попал на легкоатлетический стадион с многотысячной толпой, люди кричали, аплодировали — просто потрясающая энергетика. И я понял, что очень правильно сделал, что начал заниматься спортивным протезированием, и ребята на наших протезах выступают на таком уровне.

Приятно, когда ты делаешь протез человеку, и он тебе по-настоящему благодарен. Однажды молодой парень, горнолыжник, при всей нашей мастерской кинулся мне в объятия и говорит: «Степа, я тебя люблю! Я никогда так себя не чувствовал». У этого парня ампутация голени. Он катается со здоровыми, и никто не знает, что он на протезе. Он быстрее всех гоняет. С Серафимом Пикаловым, первооткрывателем парасноуборда в России, я много раз бывал на соревнованиях. Однажды в Сочи, когда катались, ошиблись дорогой и не туда заехали, попали в снегопад, снега — море. Если останавливаешься — проваливаешься и выбираешься из сугроба минут десять. А Серафим на протезе бедра. Я тогда настолько устал, что, когда выбрались на жесткую трассу, не знал, как благодарить бога, а Серафим как ни в чем не бывало: «Ну что, погнали дальше!»

Это же героические личности. Вы пробовали ходить в натирающей обуви? А они с этим постоянно живут. И не потому, что протез некачественный. Чуть больше жидкости выпил, чуть больше нагрузки, чуть изменился размер культи…  Это бывает очень больно, тяжело, и люди все это преодолевают, терпят, ходят, бегают. У этих ребят потрясающая сила воли. Я благодарен судьбе, что работаю с ними. Меня каждый раз поражает их стремление жить, способность добиваться цели. Когда я слышу слова «человек с ограниченными возможностями», меня это, если честно, задевает. Их, может быть, не задевает, а меня — да. Сам я достаточно активный, физически развитой человек, но по сравнению с ними это я с ограниченными возможностями.

Фото: Олег Никишин