Как-то я был на Красноярской книжной ярмарке, довольно поздно вернулся в гостиничный номер, но все равно никак не мог уснуть. И включил телевизор.

Долго переключал каналы, пока весь экран не оказался заполнен кашей из человеческой плоти: камера впритык снимала какой-то странный пирог из слоев кожи, крови, жира, бинтов и пальцев в перчатках. Я вообще не любитель крови, а некоторые слова типа «операция на глазах» (только слова!) могут привести меня в дрожь. И тем не менее я остановился и досмотрел это до самого конца.

То был не фильм ужасов, а передача, редакторы которой находили героев с редкими заболеваниями или патологиями — и, собственно, вылечивали их, чаще с помощью оперативного вмешательства. В том выпуске была пожилая женщина, 20 лет живущая с выпавшей маткой, мальчик со сросшимися пальцами, человек с липомой размером с лимон. Было странно ощущать воздействие на себе этих кадров: страх и отвращение, смешанное с любопытством — это было даже сродни какому-то подглядыванию.

Американская писательница Мэгги Нельсон в своей книге «Красные части» упоминает совершенно другие телешоу, которые, однако, получают хорошую аудиторию, видимо, примерно по тем же причинам. Она рассказывает про документальный многосерийный фильм о так называемом мичиганском убийце — маньяке, который совершил несколько зверских убийств студенток в Мичигане между 1967 и 1969 годами. «Сентиментальная песня “У нее вся жизнь была впереди” перемежалась с квазипорнографическими описаниями насилия, которое претерпела каждая из девушек перед смертью». Там было что описывать: всех своих жертв Коллинз (так зовут маньяка, который до сих пор отбывает пожизненный срок) сначала насиловал, затем наносил им огромное количество ножевых ранений, после чего в некоторых случаях даже отрывал у трупов части тела. Нельсон обращает внимание на ненормальное смакование подробностей истязания над телами погибших вкупе с демонстрацией увеличенных фотографий истерзанных тел. А затем добавляет, что в абсолютном большинстве случаев в таких историях жертвами являются, конечно, женщины.

Может, Нельсон и не обратила бы на это внимания, если бы в ее семье не было подобных жертв. Примерно в то же время, в конце 1960-х, ее тетя Джейн была убита похожим образом, когда ей было 23. Но виновного так и не нашли: «мичиганский убийца» в этом деле был не замешан. И вот через 30 с лишним лет после случившегося (оригинал книги вышел в 2007-м) дело возобновляется: благодаря ставшим доступными анализам ДНК появился новый подозреваемый.

Нельсон получает необычный опыт, который невозможно пережить, когда любая ситуация протекает по стандартному сценарию. Суд над предполагаемым убийцей происходит через 35 лет после самого убийства, которое, как выражается Нельсон, уже перестает быть проблемой семьи и становится делом штата. В том смысле, что семье умершей это не приносит облегчения, скорее, наоборот, ворошит старую боль и заставляет вновь просматривать фотографии трупа с чулком вокруг шеи. По каким-то причинам этот случай стал делом принципа для чересчур упорного следователя, который использует фотографию убитой вместо обоев на своем компьютере (!). А подозреваемым оказывается старик, которого буквально вырвали из семьи с множеством детей и внуков. «За это время [медбрат] Лейтерман обеспечил множеству пациентов жизненно необходимую заботу, возможно, даже жизненно необходимое утешение и бог знает что еще. Если он убил Джейн, что станет с этой заботой и утешением? Обнулятся ли они задним числом?» И, наконец, самое абсурдное: на теле убитой нашли кровь четырехлетнего мальчика, который жил далеко от места преступления и вообще не был знаком ни с потерпевшей, ни с обвиняемым, и никто и поныне не может объяснить, откуда там эта кровь взялась.

Короче говоря, вместо «логичной» радости от скорого торжества справедливости рассказчица получает на свою голову только кучу вопросов без ответов. Раздражают ли киноафиши кровавых хорроров людей, родственники которых стали жертвами в жестоких убийствах? Осталась бы жива Джейн, если б ладила с семьей и ей не пришлось бы добираться до дома автостопом? Что хуже — цитировать дневники умершей в книге про нее (как сделала сама Нельсон) или демонстрировать фотографии бедных девушек в телешоу про маньяка? И почему женщины не насилуют мужчин? В конце концов Нельсон, еще до суда желавшая воздать должное памяти умершей тети, только запутывается в «попытках найти смысл в бессмысленных вещах». И справедливость, которая в конце концов все-таки торжествует (извините за спойлер), отнюдь не добавляет происходящему смысла.

В итоге самым неприятным остается не само убийство, а отсутствие всяких внятных выводов или уроков, которые можно из него извлечь, при всем желании автора. Что можно сказать после этой истории о гендерном аспекте насильственных убийств? Нельсон говорит, что мужчины становятся жертвами в таких преступлениях на 143% чаще, чем женщины. Заставила ли эта история других как-то иначе действовать в своей жизни? Нельсон приводит несколько эпизодов, когда она поступала весьма похоже на свою тетю, например после встречи с бывшим парнем в абсолютно незнакомом городе добиралась ночью домой совсем одна по безлюдным пустырям, потому что не хотела, чтобы он ее провожал. Это после таких случаев мы слышим возгласы типа «сама виновата»?

А может, это просто «заскок на убийстве», когда все вокруг начинает напоминать о потенциальных последствиях? Когда-то Джейн сначала удушили чулком, а потом застрелили — или наоборот. Через 35 лет ее племянница занималась любовью со своим молодым человеком, и он предложил ей прямо во время секса немного придушить ее чулком, потому что это нравилось и ей самой. Почувствовав приступы асфиксии, она процедила: «Вот так Джейн и умерла». «Я знаю», — ответил он.