О городском хаосе в 1950-х, о негативной реакции москвичей на высотки в момент их появления и о том, что от него, как и от депутатов, в этом прекрасном городе ничего не зависит.

Я родился…

Мне исполнилось 80 лет. Все эти годы я живу в Москве, а значит, и родился в Москве.

Живу сейчас…

В районе Савеловского вокзала в конце Новослободской улицы. До этого часто менял адреса. Еще в советское время то жена, то я получали, а не покупали квартиры. Последнюю квартиру я получил от газеты «Правда». Работая в журнале «Советский Союз» (это в системе издательства «Правда»), в 1982 году я получил последний раз квартиру в районе Лианозово — Бескудниково. Прожив до этого всю жизнь в центре, меня страшно угнетало, когда я ехал на электричке и объявляли: «Следующая станция Москва». При установке телефона в этом районе чуть ли не через неделю мы сумели поменяться без всяких доплат. Я акцентирую на этом внимание, потому что сейчас бесплатно и шага не сделаешь. А так мы расселили коммунальную квартиру на Новослободской и переехали сюда. Сами делали ремонт и вернулись достаточно близко к моему дорогому центру Москвы.

Гулять в Москве…

Так сложилось, что мы живем в той части Москвы, где находятся практически все государственные учреждения: редакции, музеи и театры. Поэтому этот район более близок мне. Хотя не менее интересны и районы Замоскворечья. Но там раньше жили купцы, а здесь столица была какая-то иная. Она и по архитектуре, и по транспортной доступности отличается. Это не значит, что я отвергаю замоскворецкую купеческую сторону города. Там красивая архитектура, но в целом я редко гуляю по Москве. Я всегда совмещал прогулки по столице со съемками не архитектуры, а жизненных жанровых ситуаций, связанных с людьми. Я прожил большую часть жизни в коммунальной квартире в районе Тверской улицы. Поэтому мне данный район ближе. Здесь я себя ощущаю как дома.

Мой любимый район…

Тот район, где проходило мое детство. В Дегтярном переулке — это второй переулок от Пушкинской площади. Здесь прошли 20 лет моей жизни: детство, юность. Я за пределы этого района не стремился выехать.

Мой нелюбимый район…

Москва — мой родной город. Я хоть и коренной москвич, но это не значит, что я знаю все районы. Бывало, по каким-то делам я оказывался в совершенно незнакомом мне районе, отстроенном современными архитекторами. Вот тогда появлялось ощущение, что попадаешь в совершенно незнакомый мне город. Но выделить какой-то нелюбимый район я не могу, потому что я их практически не знаю. По окраинам Москвы я не ездил. Я знаю, что раньше были заводские районы, но сказать, что это нелюбимые районы, я не могу.

В ресторанах…

Когда был юношей, по ресторанам не ходил. А когда повзрослел, тоже довольно редко их посещал. Я не ресторанный человек. Я лучше знаю подобные заведения в тех городах, где мне приходилось быть в командировках. Каждый день на обед или ужин отправлялись либо в столовые, либо в рестораны. Но скорее ужинать, потому что на завтрак и обед не было времени.

Место в Москве, в которое все время собираюсь, но никак не могу доехать…

У меня не было такого ощущения никогда. Я не чувствую, что я чего-то не увидел. В те места, в которые я хотел поехать, я всегда имел возможность отправиться.

Главное отличие москвичей от жителей других городов…

До окончания учебы я жил больше всего в Москве, выезжая куда-то только летом. А потом по роду занятий мне часто приходилось отправляться в командировки. Но это не значит, что я глубоко буду сравнивать периферию, где мне доводилось бывать, со своим городом. Город — это для меня всегда была основа и дом.

Петропавловск-Камчатский явно отличается от Москвы. Или же наш север у арктического побережья, он тоже отличается. Но там тоже хорошо. Там живут хорошие, гостеприимные и внимательные люди. То же самое можно сказать и о москвичах. Правда, сейчас в Москве изменилась ситуация с проживающими: прибыло очень много людей с периферии. На мой взгляд, это люди, которые в какой-то степени не счастливы, живут не в своей среде и это сказывается на москвичах. И это мне не нравится. Но жизнь так устроена, что москвичи не могут повлиять на то, чтобы эти люди сюда не приезжали. Приезжают, устраиваются на работу. Но привычки и менталитет они привозят с собой, и они не всегда совпадают с восприятием жизни москвичей. Именно это мне не нравится.

А так везде есть хорошие люди. Но как-то противопоставлять москвича и петербуржца с какой-то глухой периферией я не стал бы, потому что там тоже живут по-своему несчастные и по-своему счастливые люди.

В Москве лучше, чем в мировых столицах: Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…

Мне приходилось бывать в перечисленных столицах. Меня в какой-то степени удивляют люди, которые переезжают на большой промежуток времени и обретают там счастье. Там что-то есть лучше, чем тут. А что?

Там дисциплинированные люди: никто не перебежит улицу в неположенном месте, и мне это нравится. Сейчас и у нас это немного исправляется. В мировых столицах лучше устроены тротуары и все учтено для людей на колясках и мам с детьми. У нас такое только начали делать, а там это давно.

Там совершенно другая архитектура, а у нас в моем районе тоже достаточно интересных домов. У них там бережное отношение к старинной архитектуре, а у нас рушат старую Москву. Я прекрасно понимаю, что на реставрацию и переустройство старых домов требуется много денег, но этот вопрос ведь как-то у них решается. Кроме того, у них нет такого явления, как коммунальное жилье. Это для иностранцев совершенно дико, а мне дико, что у них этого нет. И потом я люблю свой город и не очень обращаю внимание на какие-то уж слишком положительные стороны, которые в принципе тоже надо разглядеть и оценить. Ритм Москвы мне до некоторых пор подходил по возрасту. Но и сейчас размеренная жизнь мне не по душе. Поэтому Москва — это моя столица.

В Москве за последнее десятилетие изменилось…

Как-то в интернете я увидел репортаж одного американского журналиста, который снимал Москву в 1953 году. В силу тех обстоятельств, которые существовали в Москве тогда, он мог фотографировать только из окна автомобиля или же с балкона посольства США. Благодаря его фото я вернулся в Москву того периода. С одной стороны, я схватился за голову: в каком же городском хаосе мы жили тогда. И сравнивая современную Москву с тем периодом, я вспоминаю с большой теплотой то, что было тогда. Мой Дегтярный переулок тогда не был асфальтированным, там были булыжники. По нему не ездили авто. А если они все же проезжали, тогда все мальчишки со двора выбегали на них посмотреть.

В период Советского Союза городу уделяли мало внимания. Потом у нас выросли высотки. Большая часть москвичей тогда это восприняла в штыки. А сейчас этими зданиями, наоборот, гордятся.

Кстати говоря, вот таких названий, как кинотеатр «Октябрь», площадь Восстания, вы за границей не найдете. А для нас это привычно.

Сейчас с подобным же неодобрением москвичи относятся и к «Сити». Памятуя о первой реакции горожан на знаменитые высотки, я не стал делать поспешных выводов относительно этого современного района. Это ведь очень компактно и не довлеет над Москвой.

Приятно жить в светлом городе, где много фонарей. Ведь у нас зима довольно долгая и поэтому здорово, что сейчас в Москве много света. Мне нравится жить в чистом городе, а Москва в отличие от 1990-х действительно чистая. Не знаю, благодаря какому мэру произошли такие изменения, но видно, что в этом направлении ведется серьезная работа. Сравнивая с восхваляемым Нью-Йорком, я могу сказать, что Москва залита светом, а там это всего одна улица — Бродвей. Раньше Тверскую улицу среди молодежи называли Бродвеем. В советское время в каждом городе был свой Бродвей.

Мне бы хотелось, чтобы в Москве было больше другого порядка: поле ремонтных работ было бы достаточно зримо ограждено, а сейчас этого не делается. Чтобы не покрывали улицы асфальтом в дождь, снег и слякоть, надеясь на «сойдет и так». Хотелось бы, чтобы такое мышление искоренилось у всех россиян.

Хочу изменить в Москве…

Если бы я был во власти, тогда я бы задумался об этом и предпринял что-то. Но поскольку от меня ничего не зависит и от депутатов тоже, как я понял, то мы продолжаем жить так, как живем в этом моем любимом городе.

Мне не хватает в Москве…

Я не знаю, прочтут ли это интервью чиновники, но я в предыдущих вопросах ответил, что я коренной москвич, живущий в конце Новослободской улицы. Я страдаю от того, что рядом нет хорошего продовольственного магазина. В силу возраста ездить на транспорте за продуктами — это дискомфортно. Окружающие нас жители бьются за это, а чиновники остаются глухими.

Если не Москва, то…

Если не Москва, то Москва.

Моя выставка «Улицы Лагранжа» в Центре фотографии им братьев Люмьер…

Это не воспоминания о городе. Моя выставка — это творчество, собранное с учетом интересов зрителя. Экспозиция расскажет о том, как мы жили с момента начала моей работы в журнале и практически по сегодняшний день. Там затронуты разные темы: коммунальная жизнь, жанровые людские сценки на улице, война в Афганистане, от которой мы не можем до сих пор прийти в себя, 1990-е и путч и многое другое. Кроме того, будут отдельные снимки, которые кого-то расстроят, а кому-то понравятся.

Когда была выставка в галерее «Файн Арт», там было представлено из этой выставки всего 15 работ. Я там увидел много молодежи и спросил, что их привело на эту экспозицию. А ответ был таков: «Нам родители рассказывали, как они жили, а на ваших снимках мы хотели увидеть, как это было». Фотография — это такое искусство, которое в руках умеющего видеть человека фиксирует то, на что он обращает внимание. Из этого и складываются сюжеты моей выставки. Она открывается 5 сентября. Я буду рад увидеться со зрителем.

Москвичи во время путча…

Не знаю, хорошо это или плохо, но на этот отрезок жизни пришлась непонятная, но революционная волна. Мне как фотографу это было очень любопытно и интересно. Город, особенно в центре, кипел событиями: митинги, огромные сборища людей и прочее. Тогда не было такого понятия, как согласованный митинг, никто не смотрел, разрешали им собираться в общественных местах большими группами и высказывать свою точку зрения или нет. Если собиралась масса, то находились и ораторы. Слушать мне их тогда, как, впрочем, и сейчас, было неинтересно. Я был занят своей работой, мне нужно было освещать это событие.

Я буду в основном говорить о 1991 годе. Какие были тогда москвичи? Разница между 1991 и 1993 годом огромная. В 1991-м очевидным было всеобщее единение, люди хотели каких-то новых государственных образований. Они хотели, чтобы слово «свобода» звучало по-настоящему. И это слово на тот период было актуально и было действительно подлинным. Люди были как братья. Можно было с любым незнакомым человеком разговаривать и обсуждать все без цензуры и без боязни за свою жизнь и безопасность.

А в 1993-м ты шел по улице, кто-то подстраивался к тебе, завязывался разговор и автоматически вступал в силу инстинкт самосохранения и включалась бдительность, которая подсказывала не болтать лишнего. Так это было у меня, не знаю, как у других.

Но недоверие к окружающим было явным. На лбу никто не писал, за кого он выступает и кого поддерживает, но внутренне чувствовалась опасность и инстинктивно хотелось молчать.

А в 1991 году подобного не было. Видимо, тогда люди наслаждались истинной свободой общения, выражения собственных мыслей даже относительно противоречивых действий власти. Но при этом все чувствовали, что существует какая-то всеобщая сила и взаимоподдержка народа. Потом это все обрело несколько иные формы.

Это время было каким-то радужным с множеством надежд. А сейчас думаешь о том, что все эти проявления свободомыслия и твоего, и окружающих сошли на нет. Потом и власть стала к этому относиться настороженно, поняв, что такие проявления общества для нее опасны. Именно поэтому были созданы несправедливые законы, которые лишь разжигают в людях раздражение и сопротивление. Это повлияло на людей, у которых появилось чувство ностальгии по прежнему времени. Но это все в данный момент задевает душу и даже в большей степени вызывает досаду, что России не везет, и она все время в какой-то немыслимой настороженности по отношению к своему собственному народу, который не доверят власти. В то же самое время я вижу и положительные изменения. Они будут происходить, судя по всему, еще очень долго. Власть чиновников просто так до людей не дойдет. Не смогут они спокойно это сами изменить, хотя обещаний очень много.

Образ москвича, того и сегодняшнего, с точки зрения фотографа…

Люди переменились. Раньше, когда я снимал на улицах незнакомых мне людей, и они меня замечали, то их реакция была безмолвная, они воспринимали это как подарок и внимание к себе. Никто не возражал и не качал свои права, заявляя, что если ты направил на него объектив, и он это увидел, то это расценивается как вторжение в личную жизнь. У нас такого понятия не было, как и в 1964 году подобного не было и во Франции. Все это идет с Запада. Какое может быть проникновение в личную жизнь незнакомого человека, если я его просто фотографирую в общественном месте? Тогда все наши снимки должны выглядеть как из фотоателье. Меня такое не устраивает. Раньше в этом смысле было значительно проще снимать, не было никаких гадких комментариев в адрес фотографа.

Культура музейных выставок в Москве и на Западе…

Трудно оценивать и сравнивать. У нас достаточно культурная страна с высоким уровнем культурного развития. На Западе точно так же. Во всех странах есть какие-то знаковые музеи, туда порой и не сразу попадешь и надо использовать современные средства записи через интернет. Мой опыт показывает: чем дальше страна с музеями находится от России, тем меньше местная культурная прослойка знает о России. Многие изумляются, когда узнают, какую огромную территорию занимает наше государство. Когда я был в Бразилии, понял, что у местных представление о россиянах и жизни в России очень шаблонное. Они думали, что у нас только водка на уме, медведи гуляют по улицам и вечные морозы.

Задача фотографов, художников и других деятелей культуры заключается в том, чтобы открыть не знающему народу глаза на нашу страну.

Фото: из личного архива Владимира Лагранжа