О покойном лидере «ореховских» написаны даже не тома, а целые библиотеки воспоминаний. Но самая излюбленная тема для таблоидов, размещающих информационный мусор ради кликов — это «Сильвестр жив!». Снова поднять эту тему недавно попыталась дочь Сергея Тимофеева, Карина Харламова. Она не только заявила, что отец жив и все это время инкогнито проживал в Караганде, но и подала в полицию требование о вскрытии могилы на Хованском кладбище и об эксгумации тела. Что ей там ответили — дело темное. Но будь Сильвестр и вправду на этом свете, он вряд ли позволил бы тревожить свое посмертное бытие даже родной дочери. Но раз информационный повод всплыл со дна, то грех не рассказать всю эту историю с самого начала.
Психиатрическая больница. Вечерний обход. В отдельной палате лежит больная, она спит глубоким сном и не просыпается, когда ее будят. Кома, отсутствие рефлексов, поражение легких, которое в таких случаях с большой вероятностью приводит к параличу дыхания — все симптомы тяжелого отравления барбитуратами. Два дня спустя, 21 ноября 1938 года в 19.55, ее сердце перестало биться. Врачи констатировали: «Смерть наступила в результате отравления люминалом».
Истории наиболее отъявленных преступников часто вызывают у нас страх, смешанный с острым любопытством. Этот механизм заложен в человеке еще с момента его зарождения как вида — точно так же самые первые даже не homo, а всевозможные питеки, скрываясь на ветвях деревьев или в густой траве, наблюдали за львами, тиграми и леопардами, пытаясь понять повадки хищников и тем повысить свои шансы на выживание. Минули тысячелетия, и самым страшным врагом человека стал другой человек.
Современный дейтинг штука, в общем-то, удивительная и непостижимая умом. Еще вчера ты не знал об этом человеке ничего, кроме нескольких фотографий и пары строчек анкеты, сегодня ты сидишь с ним за одним столиком, а уже вечером вы отправляетесь в постель. В таком омуте просто не могут не водиться черти, и в нашей суровой реальности онлайн-знакомство может закончиться чем угодно в диапазоне от «слива» интимных фото до банального гоп-стопа.
В наши громокипящие дни события развиваются так стремительно, а новостная повестка меняется с такой скоростью, что не заметить такую мелочь, как крупнейший в современной российской истории антикоррупционный судебный процесс, довольно легко. А между тем он происходит прямо сейчас, и главным его фигурантом является ни много ни мало, а целый федеральный министр, пусть и обладатель не самого важного портфеля.
Мелькают минуты обычного часа,
Тефлоновой пули свистящая масса.
Здесь все для тебя,
Здесь все для тебя,
Королева Кузбасса!
(группа «Передвижные Хиросимы»)
На эту новость большинство не обратило никакого внимания. На фоне победного шествия омикрона, вызванного угрозой войны очередного обвала рубля и прочих бурных событий января арест какого-то третьеразрядного чиновника из московского метро за убийство собственной жены проскочил где-то на заднем плане. Москва большая, в ней каждый день кого-нибудь убивают, так что ж теперь нам чаю не пить?
Октябрьским днем 2021 года родственники семьи Яхонтовых забеспокоились, поскольку та в полном составе перестала выходить на связь. Молчали телефоны самого Михаила Яхонтова, недавно вернувшегося из мест не столь отдаленных, его жены Антонины Носыревой и даже их восьмилетнего сына.
После выхода «Ворошиловского стрелка» Станислава Говорухина в 1999-м ныне покойного создателя «Места встречи», «Приключений Тома Сойера и Гекльберри Финна» и «Десяти негритят» в чем только не обвиняли.
Корпоративные разборки внутри созданного покойным Андреем Трубниковым косметического гиганта были, пожалуй, главным бизнес-скандалом уходящего лета до тех пор, пока не случилась история с «Тануки». За происходящим лучше всего наблюдать, просматривая корпоративный инстаграм, до сих остающийся главным рупором сопротивления политике нового руководства. Сотрудники жалуются на отключенные пропуска, на появившихся в офисе «бойцов» ЧОПа Alfa Force, на закрытие доступа к рабочим компьютерам, собирают митинги и объединяются вокруг первой жены покойного бизнесмена Ирины Трубниковой.
На этот дом в химкинском Новогорске многие обращали внимание — многоэтажный особняк с каменным въездом, окруженный крепким четырехметровым забором, каждый сегмент которого был буквально увешан камерами наблюдения.
Голый человек в окружении одетых всегда выглядит униженным и беззащитным. Двое одетых молодых мужчин выволокли из постели голого господина лет пятидесяти. Они начали его бить с остервенением, словно в приступе слепой ярости.
Круглое отверстие в двери лифта, сделанное пулей убийцы, очень долго сохранялось в доме №3 на улице Пудовкина. Работе лифта оно не мешало, потому дверь решили не менять. На протяжении многих лет, когда жильцы входили в подъезд, они видели перед собой эту черную глубокую отметину.
У Виктора Гофмана, убитого в Москве шесть лет назад, был своего рода двойник. Тоже поэт, тоже Виктор Гофман, родившийся в 1884 году в Российской империи, в семье богатого мебельного фабриканта. Он был другом Ходасевича, учеником Брюсова и Бальмонта. В 1911 году он был найден мертвым в номере парижского отеля. Рядом лежал пистолет.
19 декабря 2020 года Наталья Пронина выложила в свой инстаграм очередной пост — короткое видео с заснеженными коттеджами и елочками, к которому прилагалось несколько банальных строчек: «Зима за городом особенная! Прекрасные выходные! Счастье — это когда есть кому пожелать тебе доброго утра и спокойной ночи и просто знать о том, что тебя ждут».
Когда нам пытались объяснить, зачем нужен рынок лечебных услуг, то часто и со вкусом вспоминали об ужасах советского здравоохранения. Про отсутствие в большинстве больниц техники сложнее рентгена, про бабушек в коридоре, про медсестер, работающих по принципу «вас много, а я одна», про то, что дорогие и экспериментальные препараты приходилось по блату доставать самим пациентам, ну и, конечно же, про лечение зубов без анестезии.
«Вот, угадай, кто это на фотографии?» — приятель поворачивает ко мне экран смартфона. На снимке статный мужчина лет тридцати пяти с вьющимися волосами до плеч, похожий на Дункана Маклауда, сидит на ограждении, отделяющем горный серпантин от обрыва. Позади него внизу виднеется оливковая роща и обрывок моря, уходящего за края смартфона. Мой собеседник ждет, что я скажу: актер, певец, заблудившийся в горах поэт-песенник, но мне понятно, что вопрос с подвохом. Поэтому я наобум отвечаю «киллер» и оказываюсь права.
Я нажимаю виртуальную, несуществующую кнопку play на случайно найденной поиском странице с бесплатными mp3. В колонках раздаются забытые скрипы и шорохи старого, заезженного винила. Затем вступает оркестр, и бархатный тенор, похожий на голос французского шансонье 1950-х, начинает распев:
В воскресенье 8 октября 1944 года Моисей Злотник, сорокалетний, серьезный, положительный человек, отправился со своей молодой женой Леной (или Елочкой, как ее звали домашние) покупать ей шубу. Вдвоем они сели в электричку и поехали туда, где во время войны можно было приобретать вещи без карточек и очередей — на огромную барахолку возле подмосковной станции Пушкино. Вернулся он один. Елочку же с тех пор больше никто не видел.
Последние несколько лет много говорят о будущем психоневрологических интернатов и судьбе людей, запертых там иногда пожизненно. Закончится пандемия, и они, разобранные родными и благотворителями по домам на время карантина, вновь вернутся в казенные стены. Случались в тех стенах и настоящие преступления. Как, например, в начале 1960-х, когда в московском Краснопресненском психоневрологическом диспансере, где были и стационарные койки, началось дело, прокатившееся по всей стране.
Любовь опасна. Люди убивают своих возлюбленных буквально по любому поводу: измена, ссора, тяжелые финансовые обстоятельства, разногласия из-за домашних животных, насилие или слишком экстремальные сексуальные игры — все это завтра может стать еще одним заголовком криминальной хроники.
Ранним утром 15 апреля 1997 года в одной из комнат известного всей неформальной Москве сквота на Остоженке яростно спорили двое. Они даже были слегка похожи — у обоих длинные волосы и небольшие бородки, разве что у одного из них был тяжелый, буравящий собеседника насквозь взгляд.
Когда в самом конце 1980-х практически вся цензура была разом отменена, вместе с вожделенной всеми отечественной запрещенкой в печать попало много чего интересного. Пока уцелевшие шестидесятники с упоением зачитывались Солженицыным, Набоковым и Пастернаком, их дети открывали для себя Троцкого, Ги Дебора, Маркузе и Антонио Негри.
На днях дело бывшего главного следователя Москвы Александра Дрыманова поступило в Мосгорсуд. Оно стало продолжением скандальной перестрелки у ресторана Elements, произошедшей в двух шагах от здания правительства РФ. Бывшему начальнику столичного СК грозит до 15 лет колонии. Владимир Ващенко — об обстоятельствах самого крупного криминального скандала в Москве.
Кем только не называли Ваньку Каина. Олицетворением близкого русскому духу «беззаветного удальства» и «героем своего времени», «народным историческим типом», подобным Ермаку или Стеньке Разину, чуть ли не Робин Гудом. В словаре Даля это имя обозначено как «прозвище отбойных буянов». Оно так давно стало нарицательным, что даже не верится, что реальный «Иван Осипов сын Каин» действительно существовал. Так кем он был — мошенником или сыщиком, русским Картушем или первым нашим «оборотнем в погонах»?
Согласно закону причинности, иногда даже мышь способна сдвинуть гору. В этой истории такая вроде бы мелочь для огромной Москвы, как сугубо бытовое убийство, привела к серьезным политическим последствиям и навсегда изменила наше отношение к правоохранительным органам. Но обо всем по порядку.
Побег известного киллера Александра Солоника (он же Саша Македонский, он же Курганский Терминатор) из изолятора «Матросская Тишина» в 1995 году стал общероссийской сенсацией и позже загадкой: как это произошло и, главное, зачем нужно было его освобождать. Прежде никому из этого СИЗО бежать не удавалось.
История сестер Хачатурян, которым грозит до двадцати лет лишения свободы за жестокое убийство отца, позволяет вспомнить преступление, совершенное в Москве шестьдесят с лишним лет назад.
Три взрыва, прозвучавшие в Москве 8 января 1977 года, называют первым в новейшей истории случаем открытого террора. Предыдущий подобный, мол, произошел за полвека до этого и в Ленинграде, где 6 июля 1927-го террористы бросили две бомбы в помещение Партийного клуба.
